Отчет 10
Стать вампиром – и сладко и горько.
Быть вампиром – так странно, безумно.
Странно, немыслимо понимать, что ты теперь другой. Что заплатил душой за холодную вечность. Что больше не будет в твоей жизни закатов, рассветов, радостных и звонких солнечных лучей.
Только вечная ночь и полное звезд небо. И ожидание.
За это ожидание ты заплатил столь многим, отчаянно, безумно, не зная, что будет дальше. И не зная, чего ты ждешь в этой бесконечной ночи.
Я думал Элизабет меня убьет, когда узнает. Однако… мне предстояло новое испытание, резанувшее по искалеченной совести неожиданно больно. Элизабет не упрекала, не ругалась… она только тихо, как то сдавленно вздохнула, прижав руки к груди… и поцеловала меня. И она, моя милая, любимая, утешала меня, шептала, что теперь все будет хорошо, точно будет… теперь у меня есть Сила, есть Вечность. И есть она, Элизабет, и она будет со мной до последнего своего вздоха.
А я мог только молча, благодарно, целовать ее губы и руки.
И теперь каждую ночь, в предрассветный час, я целую Элизабет, давно спящую в нашей кровати, в которую я больше никогда не лягу, и иду в свой гроб. Это даже забавно, в старых страшных сказках моей страны злобные кровопийцы с благородной бледностью кожи восставали из своих гробов в полночь, что бы нести горе и ужас. Я, став злобным кровопийцей с неадекватной прозеленью лица, встаю с уходом солнца, и ложусь в свой комфортабельных гроб с черной обивкой (Элизабет предлагала заказать с голубой, под цвет лица), в мягком, сером, байховом халате. Прям становится слегка неудобно перед мировым общественным мнением.
Я заказал два портрета, мой и Элизабет, в день нашей свадьбы. Наверное это до групости сентиментально, однако безумно хотелось хоть иногда, пусть даже из-за глупости, видеть себя таким, каким ты был когда то давно, молодым человеком, верящим в свою звезду, в свою дорогу и в свою любовь. Впрочем, на любовь мне жаловаться грех, меньше ее не стало.
Мои изучения магии наконец дали хоть какой то результат. Как вернуть короля я, конечно, не выяснил, но хотя бы приобрел нормальный для вампиров сероватый цвет лица. Не сказать, что большое достижение, но теперь я хотя бы не буду бирюзой соперничать с пижамой жены.
В одну не слишком прекрасную ночь… к дому пришла она. Я не знаю, как и что она узнала, но она пришла. Долго возмущалась, кричала, что я клялся, что она знает, что я смог получить и требует теперь дать мне то, что я обещал. Слушать ее было сложно, но не слушать невозможно. Тщетно я пытался объяснить ей, что магия дело непростое и я о зелье, что я смог создать, хоть и обещает красоту, но только по книге, а я новичок в колдовстве, что жажду крови хоть и можно сдерживать, но вампиризм не счастье… я уговаривал ее подумать, а она слышать ничего не хотела. «Дай мне свое зелье, Аствелл!» - вопила она.
Спорить с ней было невозможно. Ладно, решил я, сам уже взвившись, если так хочет, пусть пьет! Я предупредил, моя совесть чиста! Пусть делает все, что хочет!
Я всучил ей флакон с жутковатой черной жидкостью, смутно чувствуя, что делаю немалую глупость и ошибку. Мэри вцепилась в флакон мертвой хваткой и мне, кровожадному созданию ночи, стало жутковато от того алчного, безумного блеска ее глаз, который я никогда не думал увидеть у той Мэрианн, которую знал когда то.
Она выглядела счастливой, безмятежной первые мгновения. Как наркоманка, наконец дорвавшаяся до своей дозы. Такая бледная кожа, синие круги под глазами… Мэри… что же ты делаешь?...
Я уже было понадеялся, что пронесло, что все получилось и теперь мы с Мэри наконец сможем спокойно, вместе, пытаться найти Короля. Я так смешон и наивен. Но кроме Мэри… кроме нее, какая бы она ни была, у меня не было ничего, что сладкой болью напоминала бы о моей несчастной, потерянной, потонувшей во мгле родине.
Стоило мне немного расслабится, как Мэрианн, видимо не удовлетворившись неочевидным результатом зелья, бухнулась в мои объятия, завопив звонче прежнего, впиваясь пальцами в мой камзол жадно, страстно и насмерть.
- Испей меня! Подари мне Вечность! Сделай такой, как ты! Вечной! Прекрасной! Сильной!
Бьющаяся синяя жилка под полупрозрачной кожей у самых моих губ…
Безумный шепот, проникающий в самое сердце, за неимением души…
Горячее тело в моих руках…
И хлынувшее в горло наслаждение, затапливающее весь мир вокруг…
Консистенция жизни, страсти, сладкого безумия, свободы, порока, силы…
Я вырубился в своем гробу. И снова открыв глаза следующим вечером сразу понял, сколь ничтожна была моя надежда на что то. Это было странное чувство… Наверное Святослав, обративший меня вампир, будет чувствовать тоже, если умру я… это пустота… холодная, жгущая пустота… и безумное, ясное понимание, которого на благо им лишены люди, что ее нет… ее вампирский век был короток.
Я не знаю, как так случилось… быть может у нее не хватило мозгов спрятаться утром, быть может так повлияло на нее мое зелье, вселив в нее безумие… быть может она осознала свой рок и не захотела жить, во что мне верится плохо… быть может она просто хотела увидеть свой последний рассвет и не рассчитала…
Беспощадное, губительное солнце уничтожило то последнее, что оставалось у меня от Эллемира. Мою глупую надежду, маленькое окошко…ту родную душу другого мира… Мою трижды проклятую Мэрианн.
Я мог только рыдать, биться головой о надгробный камень, и проклинать небо. Ничего изменить было невозможно.
Тогда я осознавал лишь одно. Я не хочу, не могу потерять то, что у меня осталось. Мне не нужна вечность без Элизабет! Это опасно, да, чертовски опасно! Но как безумный, я падал перед ней на колени, умоляя не бросать, не оставлять меня, быть рядом со мной на той ночной, бесконечной дороге, на которой я теперь обречен скитаться… я не хотел, не мог потерять… Я кричал, умолял, рыдал, хватал ее за руки, обещал, клялся…
Но Элизабет отказалась. С той же улыбкой, что так часто я видел на ее лице в последнее время, мягкой, ласковой и грустной.
Моя дорога – это моя дорога, сказала она, а ее путь – это ее путь. Путь, в конце которого стоит могильный камень с изящной гравировкой «я хорошо прожила жизнь». Она смертна и готова принять свою смерть… и примет, когда ее время придет… она обнимала, ласково, нежно, шептала и обнимала. А у меня по щекам текли слезы. Кто бы мог подумать, что вампиры плачут.
Словно напоминанием о жизни, наша Алегра разродилась тремя прелестными котятами. Наш дом снова наполнился, пусть не детским смехом, но хотя бы жизнерадостным топотом и мурлыканьем многочисленных кошек, которых, я надеюсь, не постигнет судьба дурры Тэны.
Элизабет, как и обещала, покорно и кротко встретила свою старость. С гордо поднятой головой и задорной улыбкой той девчонки, что я встретил когда то в заснеженном парке академии Ля Тур. Превратилась в настоящую, степенную графиню, мать семейства и достойную даму.
И черт с ним со всем… у нас с Элизабет еще так много всего впереди, не смотря ни на что… только я и она, моя вечная, безумная любовь. Моя девочка, милая, ласковая и решительная… у нас все впереди… что бы ни было дальше…
