[Мэриан]

Серия получилась скучноватой, посвященной в основном прояснению белых пятен и всякой болтологии... в следующей постараюсь компенсировать
Спасибо Маре Ли за фотографии дома и кладбища
Pike - за иллюстрацию-"портрет".
----
Глава 8
Где новые знакомства смешиваются со старыми историями, а тайна старинной усадьбы обнаруживается в библиотеке.

Пускай undead увидит нас в своих кошмарных снах…
С. Гакхан, «Неистовый квартет»

There once was a woman
A strange kind of woman
That kind, that gets written down in history…
Группа “Deep Purple”, “Strange kind of woman”.

У меня есть одна странная особенность – с людьми, которые мне нравятся, я разговариваю о всякой чуши. И вечером, глядя на звездное небо, которое в мире, пока не познавшем «прелести» миллионов машин, огромных фабрик и городского смога, было невероятно чистое и яркое, находясь в том блаженном состоянии, когда расслабиться уже успеваешь, а спать пока не хочется, и держа за руку любимого человека, я вовсе не планировала дату нашей свадьбы и не рассуждала о том, что наших детей будут звать Скарлетт и Оля. Нет, я непонятно почему рассказывала Даниэлю, что моей любимой книгой в детстве была «Алиса в стране чудес» и что я когда-то излазила весь наш дачный сад, безуспешно пытаясь найти нору Белого Кролика, но в итоге только измазала любимое голубое платье. Когда стала постарше – начала обожать «Бегущую по волнам», и любила воображать себя прекрасной и свободной Фрези Грант, защитницей и надеждой попавших в беду. Помню, как во время летнего отдыха на море порой стояла по щиколотку в воде, чуть ли не со слезами на глазах глядя на недостижимый, теряющийся в тумане горизонт, и чувствуя, как хрустально-белые морские «барашки» мягко бьются об мои ноги и тают…тают…тают…
Теперь, когда нависшая надо мной дамокловым мечом опасность если и не исчезла, то, во всяком случае, на время затаилась, и больше не было нужды вздрагивать от каждого шороха и пробираться к цели «огородами», дни полетели, казалось, стремительно – как будто лошадь, до этого идущая боязливым тихим шагом, вдруг понеслась галопом.
Это было так… странно – сколько всего длилось мое путешествие? Недели две? Вряд ли больше. Я же чувствовала себя так, будто прожила целую жизнь за время этой дороги.
Я полюбила. Добилась взаимности. Меня пытались убить (и, хотя из моего характера можно сделать другие выводы, это были разные люди). Я поняла, что чувствуешь, когда нажимаешь на курок, целясь в живое существо. И узнала, что такое страх смерти – не минутная беспричинная боязнь, как во время «болтанки» в самолете, а настоящий страх. Я совершила первый подвиг (звезданула зомби по голове табуреткой). Я видела звезды иного мира, я чувствовала азарт казавшейся мне бешеной скачки, ощущала, каково это – мчаться сквозь враждебную тьму, жадно вдыхая пьянящий ночной воздух, или через плотную пелену ливня, чувствуя, как хлещут по лицу прохладные дождевые струи, и всего несколько секунд, полных кружащего голову всепоглощающего счастья, ощущать себя героической покорительницей стихии, забывая о проклятой боли в ногах и… гхм, спине. Даниэль говорил, у него была какая-то знакомая из Ордена, которая тоже любила такие вот скачки во время дождя. Как только начинался у них ливень, так она сразу – переодеваться и в конюшню. Возвращалась через пару часов, с лошадью в пене, промокшая до нитки, безумно уставшая и чаще всего простуженная – но такая счастливая! Правда, когда ее встречала на пороге Сильви с каверзным вопросом, не белую ли лошадь из третьего стойла она брала, а если да – то какого лысого оборотня она это сделала, счастье оказывалось под серьезной угрозой…
Так что, когда мы выехали на утоптанную широкую дорогу через какой-то лесочек, и я вскоре увидела впереди небольшое светлое здание, мной овладели смешанные чувства. Облегчение от того, что мы наконец-то достигли цели, пришло вместе с недоверием и странным удивлением – как это? Уже все?
Двухэтажный домик, окруженный низкой оградой, сделанной скорее для красоты, чем для защиты. От ворот к крыльцу ведет прямая дорожка, усыпанная гравием. К стенам печально склонили свои золотые и алые кроны клены и яблони. Может быть, некогда перед домом красовался аккуратный английский газон, но нынешним его владельцам было не до соответствия садика принятым стандартам красоты. Добротные деревянные стены, небольшой балкончик на втором этаже, маленькое крыльцо перед «парадным» входом, какие-то незабудки, вперемежку с высокой травой, цветущие у подножия дома… все вокруг просто дышало спокойствием и умиротворением тихой сельской местности. Наверняка оно когда-то приходилось по вкусу какому-нибудь жившему тут пожилому джентльмену или романтичной юной барышне (не пришло еще то время, когда основным критерием выбора места отдыха для упомянутых барышень стало наличие поблизости ночного клуба с парочкой баров). И, честное слово, если бы мне дали с десяток фотографий разных сооружений и предложили угадать, какое из них является штабом Ордена охотников на нежить, эта усадьба была бы последним местом, на которое я бы указала.



-Красиво… - задумчиво проговорила я, глядя на маленькое поместье, словно сошедшее со страниц романа Джейн Остин. Наверное, Лиззи Беннет тут где-нибудь поблизости бродит… и Дарси на ветвях сидит…
- Тебе нравится? – с затаенной гордостью спросил Даниэль, легко спрыгивая с лошади и помогая мне спуститься – Добро пожаловать в нашу относительно скромную обитель! – шутливо провозгласил он, обводя рукой усадьбу.
Я улыбнулась, глядя на домик.
- Даже не верится, что мы в конце концов добрались… - задумчиво произнес Странник, приобняв меня за плечи.
- Да, я, честно говоря, думала, что если нас и не достанут по пути оборотни, то сцапают какие-нибудь местные вурдалаки. А если не сцапают вурдалаки, то доконают болячки или мы заработаем себе язву желудка от консервированной тушенки. Однако…
Если посмотреть со стороны – ну ни дать, ни взять милая семейная пара, выбирающая себе домик. Ну хорошо, не очень милая. Но почти что семейная.
- Здесь можно их не опасаться.
- Болячек? – уточнила я.
- Нежити. Никто из них никогда не сунется сюда, за Границу.
- Визы, что ли, не дают? – не поняла я – И причем тут заграница? Или ты про какую-то другую границу?
- Да, существует поверье, что на этом месте лежит проклятье – ни одному вервольфу, ни одному вампиру, ни одному ожившему мертвецу и никакой другой нежити сюда нет хода. Собственно говоря, из-за слухов о проклятии мы и заинтересовались этим милым домиком. Слухи оказались чушью, это Сильви и ее… коллеги заявили со всей уверенностью – но очень многие в него верят. В том числе и те, кому следует его опасаться.
- То есть… что же это получается… на вас не нападают только потому, что верят в какую-то Границу? А если какие-нибудь упыри однажды решат проверить, действительно ли она существует?
- Уже проверяли. Не сразу эта публика безоговорочно поверила – в конце концов, мало ли примет, слухов и глупых легенд существует? Но «экспериментаторы», скажем так, загадочно пропали без вести. Пришлось нам некоторое время выполнять неблагодарную роль проклятья. Далеко не сразу прослышали о нашем… обретении дома, да и то посчитали его следствием, а не причиной – решили, что мы просто захотели иметь надежную защиту помимо оружия и стен. Отчасти они были правы – вот только защищала нас не мифическая Граница – Проклятая Завеса, как ее еще называют – а их собственная вера.
- Символично. – признала я, идя к домику, стараясь как можно осторожнее ступать по гравиевой дорожке. Я чувствовала себя, как герой рассказа Брэдбери, попавший в прошлое и теперь опасающийся тронуть любую былинку, лежащую в стороне от дороги. Все вокруг казалось мне пропитанным бесконечно хрупким духом старины – как будто мне милостиво разрешили некие неведомые силы в виде исключения отправиться на пару веков назад, но только осторожно посмотреть издали и ничего не трогать.
- Отведу Боливару потом. Ты, должно быть, устала?
- Да, очень. – ответила я, ничуть не покривив душой. Мысль о спокойной дреме и горячем обеде заставила меня припустить по дорожке раза в два быстрее, невзирая ни на какой священный трепет. – Просто мечтаю наконец-то отдохнуть.
- По правде говоря, я тоже. Остается лишь надеяться, что Сильви не встретит нас на пороге сообщением о том, что в одной из параллельных вселенных разбушевались орки, равки, гарпии или зомби. Иначе плакал наш «отпуск» - улыбнулся Даниэль, рассеянно проводя рукой по моим волосам.
- Причем горькими слезами. – вздохнула я, поднимаясь на крыльцо – Слушай, а хорошая у тебя… у нас все-таки работа! Без праздников, отпусков, выходных, возможности увольнения в запас или ухода на пенсию. Но интересная! И романтичная. Девушкам, опять-таки, нравится. Ну, влюблялись же они раньше в военных и летчиков…
- Да, я за время «службы» встречал много девушек. – согласился охотник на нежить - У них был только один недостаток – они были в большинстве своем мертвы.
- Что, прямо все? – «Нет, я не ревную. Совсем не ревную. Мне просто интересно знать это для общего образования».
- Нет, почему, некоторые были бессмертны. Во всяком случае, мнили себя таковыми до встречи со мной. А мне приходилось их разубеждать – к счастью, успешно. Серебряная пуля – аргумент весомый.
- Да ты, я смотрю, просто мастер флирта… - пробормотала я, отходя в сторону и предоставляя ему отпереть дверь.
Присущие всякой мало-мальски солидной организации оживленность, суета и всеобщая спешка нас за ней не встретили. Точнее говоря, нас за ней вообще никто не встретил. Однако, судя по доносившимся откуда-то голосам, дома все же кто-то был.
Несколькими секундами спустя мы зашли в довольно-таки просторную и уютную гостиную, которая, как и всякая давно обжитая комната, чей владелец не страдал особой педантичностью и аккуратностью, находилась, что называется, в легком творческом беспорядке. По сравнению с состоянием моей собственной спальни – весьма умеренном… хотя соседство статуэток, изящных шкатулочек, мебели из красного дерева со вполне современными кассетами, какой-то бижутерией, заставившей бы ювелиров этого мира слечь с инфарктом, и даже сиротливо лежащим на краю тумбочки мобильником придавало обстановке некий сюрреализм.

Возле кофейного столика стояли и разговаривали о чем-то, не обратив внимания на новоприбывших, две молодые Странницы.
Одна была курносой светловолосой девчушкой лет семнадцати. В ее безмятежных васильковых глазах читалась такая искренняя открытость, честность и невинность, что я сразу заподозрила неладное – у моей малолетней двоюродной сестры такие глаза были, когда она что-то натворила. Светлые волосы девушки были стянуты в два хвостика. На ее кругловатом личике сияла радостная улыбка третьеклассницы, сбежавшей с уроков, и озорство третьеклассника, собирающегося написать на фасаде школы «Вася плюс Света». Чем-то мне эта девушка напоминала не то выросшую Пеппи-Длинный Чулок, не то Алису Селезневу, сменившую род занятий. Одета юная Странница была в самые обычные джинсы и футболку, которые смотрелись в окружении старинной гостиной просто нелепо, как яркое пятно масляной краски на нежном акварельном рисунке.

Рядом с ней стояла высокая, статная женщина, которой на вид было не больше тридцати, в длинном темно-сером платье, в перчатках и хорошенькой шляпке. Судя по всему, она то ли только что откуда-то приехала (но раньше нас, что уже само по себе не «только что»), либо имела ту же проблему, что и я – вернувшись домой, долго не могла заставить себя отвлечься от сиюминутных дел и наконец-то переодеться в нормальную одежду.
Она была красива, очень красива. И, если ее собеседница своим пухловатым румяным личиком напоминала скорее веселую крестьянку, то моя «товарка по несчастью» была больше похожа на благородную леди, разве что погруженную в свои женские заботы (должно быть, о доме или детях – о чем ж еще женщине этой эпохи волноваться?). «Аристократическая бледность», правильные черты лица, гордая осанка и пресловутое нежелание выходить на улицу без шляпки дополняли впечатление. На плечи Странницы спадали длинные локоны цвета воронова крыла.
Я долго не могла осознать, что показалось мне странным, каким-то неправильным в ее облике, пока не поняла – глаза. В ее сизо-синеватых глазах читалась такая память – память жизни, исчисляющейся очень долгими годами – и такая невероятная усталость, что сразу становилось ясно – у молодой женщины с относительно беззаботной (или, во всяком случае, судя по платью – безбедной) жизнью такого взгляда быть не могло. Нет, это была не обычная, всем знакомая утомленность от каких-то домашних хлопот или пустяковых огорчений – бесконечная усталость, въевшаяся, казалось бы, в ее взгляд, как ржавчина в железо. От боли. От времени. От жизни. От всего.

- Кейт, надеюсь, за время моего отсутствия ничего не произошло? – спросила она с таким лицом, как будто сама не верила в отрицательный ответ.
-Да вы что, мисс Сильви! Что могло случиться? Вас же всего несколько часов не было! Все спокойно, как в библиотеке, и тихо, как в холодильнике! – бодро отрапортировала «Алиса». Судя по всему, у нее было богатое воображение и творческая натура – я всегда считала, что в холодильнике бывает скорее холодно, чем тихо.
- В тот раз меня тоже не было всего несколько часов. Это не помешало мне застать тебя и кухню в слегка пригоревшем виде…
- Мисс Сильви, ну вы что, все время мне об этом напоминать будете? – обиженно спросила Кейт – Я же как лучше хотела. С нашим, так сказать, национальным блюдом вас познакомить. И что такого страшного? Подумаешь, блинчики подгорели…
- Вместе со сковородкой. – напомнила ей брюнетка, заставив меня посмотреть на Кейт почти с восхищением. Уважаю людей, которые умеют действовать с размахом и вляпываться по-крупному.
- Мисс Сильви, в экспериментах без жертв и ошибок не бывает. В том числе и в кулинарных. – философски рассудила девушка.
- Не спорю, но почему этими жертвами должны быть мы?
- Сильви, я, безусловно, понимаю, что это очень интересная дискуссия, но, быть может, ты все же поприветствуешь нашу новую… коллегу? – вмешался Даниэль, которого, судя по всему, блинчики не интересовали.
- Даниэль! Ты уже приехал! – всплеснула руками Сильви, поворачиваясь к нам – Прости, я просто хотела удостовериться, что дом остался полностью цел после трехчасового тет-а-тета с нашей Кейти…
- Ну, насчет «полностью цел» я ничего не гарантирую… - пробормотала Кейт за спиной у медиума (или как там «специализация» Сильви звучит? Экстрасенс? Или вообще какая-нибудь Видящая-и-Слышащая-духов? Хотя, это уже что-то из индейского фольклора…).
Я со смесью любопытства и восхищения рассматривала старинную гостиную, когда мой взгляд зацепился за висевший над камином портрет в массивной золоченой раме. На картине была изображена молодая женщина редкой красоты.
Ее молочно-белая кожа, должно быть, с ранних лет тщательно оберегалась всевозможными зонтиками и шляпками от губительных лучей солнца, которое могло оставить на ней веснушки или, того хуже, загар. Плавная, почему-то вызывающая в памяти песочные часы фигура вряд ли посчиталась бы идеальной в наше время шваброобразных "красоток", но здесь наверняка служила предметом зависти многих юных леди. Довольно странная для парадного портрета простая прическа – черные, как смоль волосы стянуты и скреплены на затылке – здесь выглядела удивительно уместной, вовсе не придавая остроту или строгость тонким чертам ее лица. Одета женщина была в пышное голубое платье, открывавшее взору ее округлые белые плечи. Ее руки были с нарочитой смиренностью сложены на коленях, однако это довольно плохо сочеталось с гордо вскинутой головой и свидетельствовавшем о довольно-таки энергичной и живой натуре блеском в огромных темных глазах.

Я уже повернулась к Сильви, намереваясь задать ей вопрос насчет загадочной красавицы (вряд ли она Странница – Орден, быть может, и не стеснен в средствах, но не до такой же степени, чтобы для своих участниц парадные портреты заказывать!), когда она сама обратилась ко мне.
- Я, пожалуй, представлюсь… Сильвия Дестлер. – женщина протянула мне затянутую в лайковую перчатку руку. Весь облик эдакой утонченной леди с милой шляпкой совсем не сочетался с рукопожатием, заставившем меня чуть вздрогнуть. Должно быть, в какой-нибудь из «командировок» в более «продвинутые» миры этот жест подхватила.
- Лена… то есть Эллен. – я осторожно пожала изящную ручку Сильви.
- Рада знакомству… кстати, вот эта особа, которая сейчас смахнет со стола вот ту белую вазу, за что я ее слегка придушу - это моя… - Странница на секунду замялась, видимо, затрудняясь объяснить даже самой себе, кем же Кейти ей все-таки приходится – моя помощница, Кейт Бобрикова.
- Экзотично… - пробормотала я, глядя на жизнерадостную светловолосую девушку и думая о том, что европейцы, недовольно рассуждая про то, что «эти русские теперь везде», даже не представляют себе, насколько правы.
- Привет! Тебя Эллен зовут, я знаю, но ты не возражаешь, если я тебя Ленкой звать буду? Просто мне это как-то привычнее. Я вообще так всегда делаю. Как доехала? Ты, наверное, устала? А ты откуда?
- Э… - слегка ошеломленно выдавила я, сбитая с толку, ног и мысли этим внезапным шквалом вопросов, которые моя землячка буквально выстреливала со скоростью пулемета – Ну, зови, конечно… собственно говоря, меня так и зовут…
- Правда? Так ты что, наша, что ли? Класс! А меня Катя зовут, но здесь меня все называют Кейт или Кейти… привычнее им так… но я вообще не жалуюсь. Мне здесь нравится, правда. Хотя сложно вначале было… ой, я, наверное, тебя совсем заболтала. Так ты устала, наверное? Хочешь, я тебе покажу, как тут воду для ванны нагревать? Полежишь, отдохнешь. Я сама, помню, когда только приехала, столько со здешней…гм… техникой мучилась! Эх, сколько котлет спалила, пока училась с печкой нормально обращаться… но, неважно. Не будем о грустном, как говорится…
- Как вы доехали? Надеюсь, без приключений, отчаянных кровавых боев и трагических форс-мажоров? – спросила Сильви, глядя на Даниэля так, как будто и не надеялась услышать «нет».
- Как бы тебе сказать, Сильви… - задумался охотник на нежить.
- Так, все ясно. Во что ты на этот раз ввязался? – вздохнула ясновидящая, покачав головой – Вернее, во что мы на этот раз ввязались? Нет, не отвечай, ты просто скажи, это из тех историй, которые требуют немедленно поднять весь Орден, включая «отставных», или из тех, требующих лишь от тех, кто присутствует здесь, взять по пистолету и поскакать во весь опор черт знает куда?
- А почему это не может быть нечто скромное, тихое и мирное? Почему это должна быть именно одна из таких историй?
- Да потому, что с тобой других не случается. Ты у нас исключительная личность – славишься тем, что можешь найти выход из любой критической ситуации, но еще больше славишься тем, что можешь найти туда вход. Хорошо, рассказывай… Кейт! Покажи пока Эллен ее комнату.
- А какая у нее комната?
- Сама реши. – отмахнулась Сильви – Какая у нас есть свободная?
- Бывшая спальня для гостей на втором этаже.
- Значит, там и будет.
- А я уже думала, что мне придется спать на раскладушке… - пробормотала я.
- Зря думала. Бывшие хозяева этого дома были довольно гостеприимны. – улыбнулась Катя – Так что насчет ванны? Подогреть?
- Если тебе не трудно…
- Да нет, не трудно. Я за столько лет все-таки наловчилась. Слушай, Лен, а ты стихи любишь?
- Гм… нормально отношусь… а что?
- Да просто я тут сочиняю… - чуть смутилась светловолосая девушка – Про наш Орден как раз… хочешь, прочитаю что-нибудь?
- Давай.
Катя набрала в грудь воздуха и торжественно начала:
- Страшись же ты, созданье мрака!
К тебе приду в полночный час!
В лицо тебе взгляну без страха…
- И двину шпилькой между глаз. – закончила за нее Сильви, судя по всему, не в первый раз побывавшая слушательницей этой нетленной поэмы – Не хочу показаться невежливой, но, кажется, ты собиралась показать Эллен дом?
- Я? Собиралась? – удивилась Катя, но, поймав красноречивый взгляд Сильви, пробормотала – Да… точно… собиралась… пойдем, Лен!
Я молчала. Во мне обида маленькой девочки, чьи проблемы взрослые хотят обсуждать без нее, боролась с безумной усталостью и сладостными грезами о горячей ванне. В конце концов второе победило с головокружительным отрывом, и я отправилась вслед за Катей…
- Слушай, Лена, а ты так в этом ходить и собираешься? – спросила (вернее, пропыхтела) девушка, разбираясь с громоздким «водонагревателем» (или как это здесь называется?) и топкой.

- Как – так? – поинтересовалась я, с любопытством разглядывая и беря по очереди в руки баночки и флаконы, которыми была просто заставлены шкафы и полочки просторной ванной. Современные пластиковые бутылочки мною отметались (причем зачастую, учитывая мою фантастическую «аккуратность», в буквальном смысле), как неинтересные и внимания не заслуживающие.

- Ну, в таком платье. Это же, наверное, страшно неудобно. Я по себе знаю – каждый раз, когда мне хочется прогуляться в город, приходиться надевать такое вот… да еще и шляпку! Зачем, спрашивается? А уж про здешние прически я лучше промолчу… терпеть не могу эти локоны – смотрюсь с ними, как молодой барашек, упавший с самосвала! Так нет же – юные леди тут, понимаешь, хвостики не носят… и бесполезно ведь объяснять, что я не леди, да, в общем-то, и не юная… и мисс Сильви говорю – да носите вы нормальную одежду хоть дома, не мучайте себя! Так нет… ей, видите ли, так привычнее…
- Нет, наверное… но у меня ведь больше ничего нет. Точнее, есть с собой платье, в рюкзаке, но оно уже в таком состоянии, что им только зомби пугать.
- Значит, сохраним. Как психологическое оружие. – решила Катя – А пока я могу тебе дать что-нибудь из своего. Ты к джинсам как относишься?
- После двух недель пути в этом гибриде футляра и савана – обожаю. – вздохнула я – Кать, а ты часто в этот городок ездишь?
- Хм, довольно часто… а что?
- Да так, ничего… просто интересно. А у тебя там знакомые есть?
- Парочка. Остальные, как только я им называю свою профессию, начинают смотреть на меня, как на потенциальную пациентку психиатрической больницы… или текущую…
- Ты им что, про Орден рассказываешь?! – от изумления я едва не выронила флакон, детальным изучением которого в тот момент занималась.
- Ты меня что, совсем, что ли, дурочкой считаешь? – Катя даже немного обиделась – Конечно, нет. Но, ты сама понимаешь, с такой традиционной фауной охотников на нежить тут хватает… как меня учили на экономике в шестом классе – пока есть спрос, есть предложение. А в спросе тут недостатка нет. Так что, вполне нормальный род занятий. Другое дело, что девушке не подходит ни под каким видом – разве что каким-нибудь упертым феминисткам, из тех, что коротко стригутся, курят папиросы и носят брюки. Но их, в общем-то, и за женщин не считают. Да, показать бы здешним среднестатистическую девушку моего мира… а ты, кстати, откуда? Сильви вроде говорила, что из «нормального»…
- Из нормального чего? – не поняла я.
- Ну, мира. Я так его называю – нормальный. Потому, что там никаких аномалий нет. Никаких тебе духов, фантомов, взбесившихся упырей… тишина и покой! – юная (или, во всяком случае, очень молодая душой) Странница сладко зажмурилась.
- Их функции успешно выполняет налоговая, продавщицы из сельских ларьков и учительницы математики в общеобразовательных школах.
- Возможно. – не стала спорить девушка – Я, честно говоря, там только «отпуска» провожу.
- А кто их вам объявляет? – полюбопытствовала я.
- Сами.
- Как удобно…
- Не то слово. Высшее начальство, как ты понимаешь, не предусмотрено, что все-таки дает огромный простор для развития самых разнообразных форм ничегонеделанья... Но я все-таки стараюсь не тунеядствовать… хотя, по сравнению с той же мисс Сильви, и со многими другими, на самом деле, я еще лентяйка, каких поискать. Однако уезжаю редко. Тут же, как-никак, практически дом… да и не хочется мисс Сильви одну оставлять… - чуть сконфуженно пробормотала Катя – Ей и так трудно. Сгорает на работе, как бы у нас сказали.
- По правде говоря, сначала я подумала, что ты моя «землячка».
- Нет, как видишь. Хотя мне у вас нравится.
- Ну, а у вас что одержало верх? Магия или технология? – задала я, как мне казалось, чисто риторический вопрос. Все-таки, были у меня сильные подозрения, что бесполезный здесь мобильник принадлежал именно Кате-Кейти, да и воспитание она получала явно не в девятнадцатом веке…
- Бюрократия. – хмыкнула девушка, заканчивая возиться с топкой и, вытирая пот со лба, выпрямилась – Все, теперь ждать. Минут двадцать греться будет.
- В смысле?
- То есть – в смысле? Минут двадцать и будет.
- Нет, я про бюрократию.
- А… а что тут говорить? Льготы и ежемесячная порция донорской крови для «расовых меньшинств»… транквилизаторы для оборотней… идут яростные дебаты о тонкостях оформления браков между людьми и этими самыми «расовыми меньшинствами»… теми же вурдалаками… и ведь даже вурдалаками их называть нельзя! Только «гемоглобинозависимые». Все спокойно, как на кладбище. А если ты будешь гулять вечером по парку и наткнешься на такого вот голодного «гемоглобинозависимого»… что ж… это будут твои проблемы…
- А охота на нежить?
- Какая охота на нежить? Давно запрещена законом. – махнула рукой Катька – За убийство упыря или вервольфа чуть ли не больше, чем за человека дадут… и скандал раздуют – как же, вот пример ужасной расовой нетерпимости! Ага, конечно, именно нетерпимость и ничто иное заставила человека брать пистолет и искать ту тварь, что за день до этого загрызла его подругу.
- А ты… - начала я, пораженная внезапной догадкой, но слова будто застряли у меня в горле.
- Да, я. – взглянула на меня девушка. Ее голубые глаза вдруг словно разом выцвели – Я тогда себя не помнила от ненависти, она как будто разрывала меня изнутри … я считала, что вершу святую месть… взяла папин пистолет, который уж много лет в ящике стола хранился и исключительно, как реликвия гостям показывался…
- И…
- Нет, не убила. Да и как я могла – пули-то самые обычные были. Руки дрожали, промахнулась… но, боже, как я перепугалась! Бежала, наверное, с полчаса. Потом выбралась на крышу какого-то игрового центра, там возле лесенки такое удобное место было, среди всякого хлама - забиться, укрыться и передохнуть… господи, никогда не забуду этого момента. Как сейчас помню – сидела я там, обхватив руками колени, вот так, и смотрела вдаль (здание было высоким, вид огромный открывался). А передо мной простирался город – какие-то уродливые дымящие трубы фабрик, угрюмые бетонные крыши, кирпичные стены, небоскребы из стекла и стали… и все какое-то отвратительное, неживое, противоестественное, враждебное… плюс ко всему, тогда еще осень была – свинцовые тучи, серое небо, мелкий моросящий дождь… соответствующая атмосфера, короче говоря. И я сидела и плакала, навзрыд, как маленький ребенок. Мне почему-то казалось, что теперь меня непременно будут искать, точно найдут, обязательно посадят… я уже представляла себе жизнь в бегах, на улице… денег с собой совсем немного было, я в тех джинсах всегда за хлебом в магазин бегала.

Как мне тогда плохо было… сейчас даже не передать… мне казалось, что жизнь кончена… с этими веселенькими мыслями я там же и задремала. Очнулась – лежу посреди поля, вокруг – ковыль, полынь, степные травы, их теплый ветерок колышет… солнышко уже вечернее, но все равно пригревает, и все так спокойно вокруг, такая тишь и благодать… просто Эдем. Сначала я решила, что это сон. А потом оказалось – параллельный мир. Вот ведь, понимаешь, сюрпрайз… Это уже потом я узнала, что у меня так дар пробудился. Сильные эмоции, экстремальная ситуация… в этом Странникам со мной повезло. Ведь в Орден довольно часто попадали те, у кого это еще впереди было. Я имею в виду, пробуждение, а не ситуация. Ты, например. У тебя ведь дар еще не проснулся?
- Что?
- Ну, ты ведь самостоятельно перенестись куда-нибудь сейчас не можешь?
- Нет, вроде.
- Ничего, пробудится обязательно. – утешающе произнесла Катя и продолжила свой рассказ – Мне повезло – я недалеко от этого городка очнулась. То есть, как – недалеко… это сейчас мне полтора дня пути – ерунда, а тогда это было для меня просто фантастическим расстоянием. Дитя большого города, что ж ты хочешь… вообрази – идет девчушка в старых джинсах, в черной куртке, с пистолетом, лихо заткнутым за пояс, любуется всей этой пасторальной красотой и распевает «Русское поле»! М-да… я бы на месте горожан потом сама себя сдала либо в местный участок, либо в местную же психбольницу. Я сначала хотела рассказать жалостливую историю про бедную девушку-сиротку, которую обобрали-ограбили, в одном костюме для верховой езды оставили, но потом поняла, что, во-первых, с пистолетом, в котором не хватает одного патрона, это будет вязаться плохо, а во-вторых, жизнь мало похожа на мексиканские сериалы, и вряд ли мне кто-нибудь поверит. Поэтому я решила – пропадать, так пропадать – и представилась американской суфражисткой Кейт Бобэр, совершающей экстремальное турне вокруг света... нет, не за восемьдесят дней, но тоже в весьма своеобразных условиях. Пистолет у меня для защиты от здешних «романтиков с большой дороги». Лошадь мою свели во время одной стоянки, а на нее были навьючены все мои немногочисленные вещи. Конечно, будь я в столице, такая ахинея вряд ли бы прошла – но это ведь глубинка, тут все новомодные веяния и «большая жизнь» остаются чем-то далеким, непонятным и знакомым в лучшем случае по слухам. Так что, ни моя история, ни моя одежда, как ни странно, недоверия не вызвали (в конце концов, мало ли, как одеваются эти полоумные американские суфражистки! От женщин, которые занимаются верховой ездой в мужском костюме, можно всего ожидать). Шок – да. Осуждение добропорядочных женщин – да. Но недоверия – во всяком случае, явного – нет. На осторожный вопрос, где же я беру… средства к существованию, я бодро ответила, что желаю прочувствовать весь дух жизни в далеких маленьких городках и селах, и подрабатываю на дальнейшую дорогу там же, на месте долгой стоянки. И действительно, устроилась - а что еще делать было? Полы мыть не хотелось, мое образование на тот момент исчерпывалось десятью классами, никаких курсов машинисток я, понятное дело, не заканчивала, так что я отправилась на сцену.
- Куда?
- На сцену. Пела я, в одной здешней таверне. – пояснила Катя.
- А ты умеешь?
- Конечно, и неплохо. Я тогда была безумно благодарна матери, которая заставляла меня ходить на вокал с семи лет… при слове «таверна» почему-то всегда представляется какой-то притон из романов Стивенсона, но это было довольно приличное место. Я там же и комнату снимала. Приходилось, правда, носить все эти местные платья, «дабы не фраппировать достопочтенных граждан». С мисс Сильви я познакомилась, когда в здешней бакалейной лавке какие-то мелочи покупала. Мы с ней тогда долго разговаривали, а на следующий день она пришла ко мне в «Луну и собаку» и рассказала об Ордене. Я с радостью согласилась на ее предложение. По правде говоря, не представляю себе, что делала бы дальше, если бы не она. Разве что и правда бы пешком вокруг света отправилась.
Я теперь смотрела на Катю совсем другими глазами – восхищение в них смешивалось с изумлением. Да, вот тебе и Алиса Селезнева…
- Послушай, Кать, я вот что хотела спросить… конечно, понимаю, что это не мое дело, но все же… вот история у тебя, прямо скажем, далеко не комедийная, жизнь сейчас тем более не веселая – так почему ты себя ведешь так… кхм… несерьезно? Нет, я тебя, конечно, не осуждаю, сама такая, но просто интересно…
- А как же еще? – искренне удивилась Катя – Если ко всему на свете серьезно относиться – это ж и помереть недолго! Вот мисс Сильви, к примеру. Нет, она, конечно, не умирает – да и то, как я подозреваю, только причине своего своеобразного бессмертия. Но чахнет, как фикус в кабинете химии! Хотя… говорят, это после «темных времен» с ней. Как будто сломалось в ней тогда что-то, надломилось, перегорело. Она ведь из старого Ордена, а у них – из тех, кто остался… своеобразная психика. А прошлое еще своеобразнее.
- А что такое «старый Орден»?
- Орден до «темных времен». – пожала плечами девушка, присев на край ванной и начав забавно болтать ногами, как девочка, сидящая на высоком стуле.

- А ты их помнишь?
- Нет, что ты. Я ведь здесь сравнительно недавно, лет… точнее, десятилетий… ладно, не будем об этом. Я же все-таки девушка.
- Но ведь Сильви тебе наверняка много рассказывала про эти «темные времена»? Мне интересно. А то Даниэль только упомянул вскользь пару раз… ну, рассказал немного про какую-то огромную стаю оборотней, которая тогда против них ополчилась, и банды упырей, пошедшие, что называется, ва-банк… но это были такие общие рассказы. Ни объяснения, почему эти «времена», собственно говоря, начались, ни как они закончились, я от него не дождалась.
Я осеклась, еще не закончив говорить – девушка уставилась на меня в таком шоке, как будто… как будто… черт, даже и сравнения-то не подобрать подходящего.
- Он что, тебе про них рассказывал? – с непередаваемым выражением спросила Катя.
- Да, а что?
- Да ничего, просто заставить его хотя бы слово произнести о тех временах – это все равно, что сдать экзамен по сопромату, имея в качестве материала для подготовки школьный учебник физики… конечно, все понятно, тяжелые воспоминания и прочее… но, честное слово, даже Сильви по сравнению с ним куда разговорчивее. Наверное, ты ему очень понравилась… слушай, может, он в тебя тайно влюблен? – хихикнула светловолосая девушка.
- Ну почему – тайно… очень даже явно. – с нарочитым равнодушием, как будто говорила о цене на свеклу, произнесла я, предвкушая реакцию юной Странницы и почти с удовольствием наблюдая, как вытягивается ее личико. Должно быть, со стороны это выглядело, как будто заядлая сплетница рассказывает по секрету подружке Самую Главную Школьную Тайну. Мне даже стало на миг смешно от такой мысли.
- То есть… ты серьезно? – вымолвила наконец она.
- Разумеется, серьезно. У меня, конечно, странное чувство юмора, но все-таки не до такой степени.
- Это ты ухитрилась за две недели?
- «Ухитрилась» не я, а он. И, вообще-то, строго говоря, за одну. – уточнила я – И не ухитрилась, а просто… просто… - я замолчала. Почему-то слово «влюбилась» показалось вдруг донельзя патетичным и пошлым, отдающим не то дешевыми любовными романами, не то мыльными операми. Хоть и понимаю, что это глупо, но мне почему-то не захотелось, чтобы мое (наше!) чувство называлось таким заезженным определением, которым уже кто только не пользовался (бред полный, однако именно такие мысли в ту секунду и посетили мою бедовую голову). Интересно, может быть, именно это ощущение и толкает людей на изобретение многочисленных «испытала нежные чувства», «избрала предметом обожания», а так же «втюхалась», «втрескалась» и «теперь встречается»? Моих познаний в филологии, правда, не хватило на то, чтобы составить исключительно свое, для личного пользования слово хоть на каком языке, и я ограничилась многозначительным молчанием.
- Да… Лен, ты удивительный человек, ты знаешь это? Твою фотографию надо послать в передачу «Очевидное-Невероятное». Бедняга чуть ли не сто лет скорбел по своей возлюбленной – а тут пришла русская девушка Лена, которая коня на скаку остановит, медведя живьем обдерет, и все! Душевные раны залечены, печаль оставлена до лучших… точнее, до худших времен, а Эллис остается только подправить нимб, смахнуть слезу и с небес… ну, или где она там сейчас обретается… послать ему душевное пожелание счастья в виде упавшего сверху предмета потяжелее.
- Так, Кать, придержи коней. Я что-то вообще ничего не поняла. Какая возлюбленная? Какая скорбь? Какая Эллис?
- Скорбь по возлюбленной Эллис, чего ж тут непонятного?
- А кто такая Эллис?
- Странница… была.
- А ты ее знала?
- Нет, она в «темные времена» жила. И, собственно говоря, тогда же и погибла. А Даниэль тебе не рассказывал? Хотя, конечно, его можно понять. Я тоже не рассказывала бы.
- А как она погибла?
- О, это долгая история… - Катя задумалась, подперла кулаком щеку, покачала ногой – Понимаешь, был… точнее, почему – «был»? Он-то как раз и сейчас есть… короче говоря, был, есть, и, к сожалению, будет один кровопийца. Из Высших.
- «Сливки клыкастого общества»? – улыбнулась я.
- Именно. Честно говоря, не люблю я их так называть – высшими бывают мера и воля начальства, а вампиры бывают зажравшимися и наглыми. Но, в общем и целом, ты права. И вот что-то стукнуло ему в голову – сильно подозреваю, что это был канделябр – и он ополчился против Ордена со страшной силой. Может быть, кто-то из «старых» и знает, в чем там была причина, но, насколько я слышала, это какая-то темная история. И, знаешь, это выглядело даже смешно, учитывая то, как он любил по поводу и без повода порассуждать в худших традициях голливудских маньяков о том, какие мы все жалкие, и усилия наши бесплодны и бесполезны, и идеология противоречит партийному курсу… ой, это уже из другой оперы… и, короче говоря, нас пока не раздавили, как тараканов, только потому, что всем поголовно лень. В свете таких вот разговорчиков внезапный вызов на своеобразный поединок, как бы сказали у нас, «стенка на стенку» - причем «стенку» он собрал весьма внушительную – выглядел чем-то в духе «я четыре дня гналась за вами, чтобы сказать вам, как же вы мне безразличны». Честное слово, сначала мы… то есть, не мы, меня-то там не было, а Сильви и прочие… хотели ему просто высказать все, что о нем думаем, и никуда не ехать. Но потом решили, что если человек идиот, то это надолго, а если вампир… понятно, в общем. И, если мы сейчас разгоним весь его сброд, то, может быть, он успокоится наконец. И вообще, убеждения эмпирическим методом всегда действовали лучше, чем вербальным. Вопреки нашим ожиданиям, битва вышла знатной. Суди сама – нас мало, но мы в тельняшках. Они – сброд, но их много. Товарищи математики, вычисляйте вероятность нашей победы…
- И что? Эллис погибла в той битве? – спросила я.
- В том-то и дело, что нет. Точнее, погибнуть-то она погибла, но не совсем в битве… точнее, не в той…
- Катя, не говори загадками. Как это «не в той»?
- А вот так. Сейчас расскажу. Понимаешь, этому Хэлкару…
- Кому? – прошептала я, чувствуя, как холодеют руки и сжимается от нехорошего предчувствия сердце.
- Дамиану Хэлкару. Так его звали. – разъяснила Катя – Так вот, то ли ему было некого послать «доложить обстановку», то ли захотелось посмотреть на это побоище с высоты птичьего полета, то ли его просто охватило непреодолимое желание промокнуть под проливным дождем, но в качестве места дислокации он выбрал крышу. Причем именно ту, что отлично просматривалась со всех сторон и углов. Для завершения образа он должен был только повесить на грудь табличку с мишенью. Забыл, наверное. Но Эллис и без таблички поняла намек, и, вообразив себя гибридом Мэриен Найтон и Шарлотты Корде, захотела решить все проблемы одним махом… то есть выстрелом. Покончить, то есть, с врагом народа. Вообще, конечно, может быть, она и что-то другое сделать собиралась, я же не знаю, о чем она думала… - извиняющимся тоном добавила девушка – Но, честно говоря, не могу представить себе, зачем она еще могла пойти на эту крышу…
- И?...
- Что – и? Ее нашли мертвой, с переломанными руками-ногами, у подножия стены замка. Видимо, проблема не захотела устраняться…
- Ужас какой. – передернулась я – То есть, получается, он ее убил? Столкнул с той крыши?
- Вот не буду врать – не знаю. Правда не знаю. – развела руками «Кейти» - Но, по идее, все так и выглядело. В конце концов, не бросилась же она сама вниз от несчастной любви?
Я вынуждена была с этим согласиться.
Да, оказывается, рьяный блюститель традиций, его темность Дамиан Хэлкар был знаменит не только среди упомянутых «сливок», но и в обществе, можно сказать, прямо противоположном…
- Похоронили ее здесь же… как, впрочем, и остальных…
- Где – здесь же?
-На здешнем кладбище. Семейном. То есть, извините, фамильном. В глубине территории поместья. Там теперь практически весь старый Орден лежит…
- Что, прямо весь?
- Ну, не весь, конечно… кто-то, что называется, дожил до наших дней – как тот же Даниэль, например. Кто-то «ушел в отставку», сменил профессию… Джонатан, например, охотником за артефактами стал… смешно – был охотником на нежить, стал охотником за артефактами. Артефакты хотя бы не кусаются. Хотя, это как посмотреть… разные есть вещицы… есть и с характером, причем с довольно скверным… так вот, о чем я говорила? Да, про кладбище… если хочешь, я могу как-нибудь показать тебе их могилы.
Я задумчиво кивнула. Некоторое время мы помолчали – я пыталась вспомнить какой-то волновавший меня вопрос, что я собиралась задать еще в начале разговора, но он был совершенно погребен под мыслями, появившимися после рассказа Кати. Выудить его оттуда оказалось очень непросто, и я испытала невероятное облегчение, когда с видом Архимеда, произносящего свое знаменитое «Эврика!» спросила:
- Слушай, Кать, а что это за проклятье?
- Какое проклятье? – не поняла девушка.
- Проклятая Завеса. То есть, я знаю, что это всего лишь легенда, но все-таки… просто интересно…
- А, ты об этом! Сейчас расскажу. – оживилась Странница – Понимаешь, бывший хозяин этого поместья был, если верить мисс Сильви, очень приятным человеком, но у него – как, в общем-то, и у большинства его современников, особенно немолодых – была уйма глупых предрассудков. То есть, может быть, для них это были вовсе даже не предрассудки, а совершенно нормальные суждения. Но по-моему, это глупости. Так вот, а помимо предрассудков, у него еще была дочь. Единственная. У его жены, насколько я поняла, было что-то не то со здоровьем – как ты понимаешь, в подробности они в разговорах не вдавались – и перед этим джентльменом встала диллема: либо жить с женой и дочкой, либо стать отцом еще одного-двоих детей, но остаться вдовцом. Как ты понимаешь, он выбрал первое. Дочь свою очень любил, баловал и души в ней не чаял. Но, так уж получилось, что партию девушка себе нашла «на редкость неподходящую». То ли оборотня, то ли вурдалака – тут уж каждый свое говорит.
- И что? – нетерпеливо спросила я – Как это проклятье… тьфу, история о проклятии… возникла?
- Если верить той байке, что расскажет тебе любая кумушка из здешних мест, то дело было так. Девушка сбежала вместе со своим возлюбленным из дома…
- Она из дома, он из склепа… - пробормотала я – Извини, продолжай…
- … сбежала со своим возлюбленным из дома и они тайно заключили брак. То есть, не то чтобы тайно… все его знакомые об этом знали и даже были приглашены на свадьбу, не сказали только отцу. Так вот, был праздничный вечер. Гости пили, веселились, снова пили, еще больше веселились, поднимали бокалы за здоровье и вечную жизнь молодых, кричали «Горько!», снова поднимали бокалы, падали под столы… короче говоря, веселье шло полным ходом. И тут, в разгар вечера, когда половина гостей уже не отличала жениха от невесты, двери распахнулись и в зал вошел, мрачный, как после закрытия сберкассы, и торжественный, как на похоронах, ее отец во всем черном… или во всем красном – тут мнения расходятся. Он прошел мимо притихших, ошеломленных и нервно икающих гостей, прямо к дочери, что стояла там в своем подвенечном платье не жива, не мертва, остановился возле нее и произнес…
- «Я принес вам оперу»? – не удержалась я от ехидства.
- Почти. Он сказал: «Я вижу, ты счастлива, Мэри…»
- Так ее звали Мэри?
- То ли Мэри, то ли Марион, то ли вообще Марго – тут мнения тоже расходятся. «Я вижу, ты счастлива, Марго» - сказал он – «И, вижу, в счастье своем ты забыла и честь нашего рода, и доброе имя нашей семьи, и свою бессмертную душу. И если ты готова отказаться от нее ради того, что считаешь любовью – что же, воля твоя, я не стану препятствовать своей дочери. Но знай же, что отныне не переступят ни ты, ни твой избранник, ни потомки ваши, ни подобные вам порога нашего поместья, и имя твое, Марион, навек останется черным пятном на истории нашей благородной фамилии. И, если через сто лет она все еще сохранит наши имена, то память о тебе останется в ней лишь как легенда о грешной деве, что погубила свою душу и забыла в своем ослеплении обо всех законах небесных и людских. Отныне, Мария – да будет так!». И, инфернально взмахнув то ли черным, то ли красным плащом, он удалился. И с тех пор так и было – ни один «им подобный» порога этого имения не переступал… потому, что верил, что не может переступить.
- Ничего себе! – воскликнула я, отдышавшись – Это какой-то Эдгар По… вперемежку с Голливудом. А что, действительно так все было?
- Да нет, конечно. – махнула рукой Катя – Я, разумеется, бывшего хозяина поместья не застала, но Сильви, пока шла вся эта тягомотина по покупке дома, с ним и его женой неплохо сдружилась. И вот, она с уверенностью мне сказала – конечно, у него были свои недостатки, но склонности к глупому пафосу и маниакальной мстительности среди них не значилось точно. Так что проклятье, как и история с незваным гостем – это плод воображения местных «сказочников» (вернее, «сказочниц»), подогретого провинциальной экзальтированностью и такой необычной, даже шокирующей для тихой глухомани скандальной, удивительной и романтичной историей. Никакого настоящего проклятья над злосчастным имением не висело. У отца девушки было свое проклятье. Он считал, что дочь погубила свою душу, продалась тьме, совершила чуть ли не смертный грех, его словно неотступно преследовала ее тень, пока он был в этом доме, он не мог спать – несчастное лицо девушки вставало перед глазами… ему казалось, что эта его Мэри-Марион-Мария действительно навлекла проклятие на маленькое имение, примкнув к силам тьмы.
- Он что, вот все это рассказывал будущей покупательнице? – недоверчиво спросила я – Я бы километров на десять не подошла к дому после такого ликбеза…
- Мисс Сильви к тому времени уже ясно дала понять им с супругой, что «проклятье» - это, собственно говоря, главное, что ее привлекает в поместье. Они, должно быть, сочли ее какой-нибудь экзальтированной любительницей сверхъестественного. Так что трудно было ее испугать такими рассказами… а с его женой мисс Сильви, кстати, чуть ли не лучшими подругами расстались. Удивительная была женщина. Мисс даже ее портрет выкупила, хоть это было очень трудно, не говоря уже о том, как дорого. Она, конечно, понимала, что это расточительство, но уж очень он ей понравился. Можешь как-нибудь посмотреть, он у нас в гостиной над камином висит…
Мы вновь замолчали. Каждая думала о своем – Катя, должно быть, вспоминала рассказы своей наставницы, а я… а о чем я думала? О всяком. Об «удивительной женщине», что сейчас, должно быть, уже давно покоится в могиле где-нибудь в далеких краях, куда уехала стремящаяся забыть свое несчастье чета, а люди, помнящие ее красоту, все еще живы. О таинственной Эллис, которая, должно быть, сейчас была бы уже миссис Вейн, будь она жива. Как ни странно, никакой ревности я не испытывала (да и какая ревность может быть к покойнице?), только странную горечь от мысли о веселой, храброй, красивой (мне почему-то казалось, что она была непременно красавицей) девушке, погибшей так глупо. Как соперницу, пусть и бывшую, воспринимать ее я упорно не могла и не хотела.
- Я… это… пойду? – неуверенно предложила Катя – Сейчас принесу тебе что-нибудь из своего, потом переоденешься. Ты потом заходи ко мне, хорошо? Моя комната в конце коридора, там еще на дверь приклеен лист бумаги с надписью «Оставь надежду, всяк сюда входящий». Или лучше на кухню загляни – я там, скорее всего, буду. Кофе тебе сделаю, посидим, поболтаем еще. Мисс Сильви с Даниэлем, скорее всего, еще долго дела обсуждать будут – я ее знаю.
- Я не пью кофе… - задумчиво ответила я, витая мыслями где-то далеко.
- Тогда горячий шоколад. Ты когда-нибудь пробовала настоящий горячий шоколад, не растворимый порошок из пакетика? А если ты голодная, могу быстренько чего-нибудь пожарить.
- Только не блинчиков.
- Мне что, вечно это припоминать будут?! – чуть ли не взвыла Катя (кажется, я была не первой и даже не сотой, кто наступил на эту любимую мозоль) – Сколько раз за время своего пребывания здесь я что-нибудь сжигала, разбивала, переворачивала… но у всех в памяти почему-то отложились только те несчастные блинчики! Ладно, можно и что-нибудь другое, раз так хочешь. Бывай… не утони тут! – со смехом сказала она и выскользнула за дверь.
Следующие, наверное, полчаса по дому разносился мой блаженный голос, исполнявший какой-то авангардный вариант бессмертной «Memory», пока его обладательница плескалась в горячей воде, ощущая себя на седьмом небе. В тот момент я любила весь мир, и, если бы тогда ко мне вдруг заглянул недоброй памяти Дамиан Хэлкар, то я бы его чмокнула в щеку, заверила в вечной дружбе и попросила бы больше не являться мне во снах (главное, не забыть бы перед всем этим замотаться в полотенце…).
А, выбравшись из массивной ванны (и заодно из эйфории), я натянула принесенные Катей джинсы и футболку, и, мысленно попросив прощения у девушки, к которой обещала зайти, побежала к выходу из дома – на упомянутое фамильное кладбище…
Вернее, сначала мне пришлось немного поискать выход из дома (как я ухитрилась при этом ни на кого не наткнуться – ума не приложу). Потом – само кладбище (хоть территория поместья и была небольшой, но хорошая ориентировка на незнакомой местности в список моих талантов не входила).
Я и сама не могла объяснить себе, что за сила гнала меня туда, почему мне казалось таким невероятно важным увидеть могилы людей, что были для Даниэля и той же темноволосой Сильви не безликими словами на надгробных плитах, а друзьями, соратниками, на худой конец, приятелями… людьми, которые тоже когда-то жили, сражались, мечтали, любили… должно быть, строили какие-то планы, в которые уж точно не входила тихая могила на чужом кладбище.
Я никогда не видела этих людей, но их имена столько раз вновь и вновь всплывали в наших с Даниэлем разговорах, что мне казалось - появись они сейчас передо мной, и я безо всякого труда узнала бы нежную Миру, мрачного Ворона, веселую Эллис, загадочную Кристин…
Маленький погост встретил меня тишиной, печально склоненными головами мраморных статуй и ветром в ивах. Едва я ступила на землю кладбища, мною овладело странное ощущение, будто не пара десятков человек из Ордена, а целая эпоха покоится здесь, и теперь глядит на меня – грустно, приветливо, настороженно – с маленьких фотографий на плитах, из выбитых на мраморе букв, из сени наполовину облетевших деревьев, склонившихся к земле, как будто тоже оплакивая тех, кто остался жить лишь в чужой памяти, на старых портретах, на выцветших фотокарточках…



Первое надгробие. С небольшой черно-белой фотографии на меня смотрит с легкой грустью молодая курчавая девушка в вязаной кофте, с темными волосами, острыми чертами лица и забавным большим носом. «Мира Гольдман» - гласит надпись на камне. Почему-то при взгляде на банальную, в общем-то, эпитафию («Подруге, соратнице, любимой») мое сердце сжалось так, как будто здесь лежала, по меньшей мере, моя сестра.
Второй камень. Фотографии нет, только подпись: «Джулиан Рейвен». Внизу буквы помельче: «Более известный, как Ворон». Я знала, что под этой плитой, как и под предыдущей, нет могилы – тела так и не нашли…
Надгробия, надгробия… чужие судьбы, чужие лица – даже если на плите не обнаруживалась фотокарточка, я почему-то представляла себе их невероятно ясно – и тяжесть, все больше давящая на сердце с каждым новым шагом, с каждым новым взглядом. «Все это ушло, ушло и больше никогда не вернется» - шепчут чьи-то голоса. Тихо-тихо шелестит ветер в ивах…
О, вот и то, что я искала. Белый камень, маленькая фотография – рыжеволосая девушка в светлом платье сидит на качелях – и надпись: «Эллиссон Мелисса Морган». Ухоженная маленькая могилка. Два белых ириса на плите (странно, почему ирисы? Обычно ведь на могилы кладут гвоздики или розы?). Девушка на фотографии смеется и приветливо улыбается мне. Она не знает, что ждет ее, быть может, совсем скоро. Она счастлива. Она жива…
Я развернулась и осторожно, словно боясь потревожить чей-то сон, вышла с кладбища и быстрым шагом направилась к дому. Я могла бы поклясться, что, обернувшись в последний раз, заметила, как, прощально улыбнувшись, чуть печально посмотрела мне вслед со старой фотографии темноволосая Мира.
Хотя, конечно же, мне просто показалось.
---------
Всячески-эльфяческое

Присутствующим здесь толкиенистам, если такие есть
В эльфийском, к сожалению, довольно мало слов, которые даже при обработке могли бы сойти за человеческие имена/фамилии, однако несколько я все же нашла. Расшифровка (слова и перевод взяты из квенийско-русского словаря в приложении к "Сильмариллиону")
"Хэлкар" - лед
"Элен" - звезда
"Мелиссэ" - возлюбленная
"Сильвен" - сияющая [дева]