Следующие несколько лет я могу назвать самыми счастливыми в моей жизни.
Пожалуй, это было то время, о котором и сказать-то нечего, потому что все очень хорошо.
Дети росли, учились, мы с Сократом работали и тоже учились. Учились много и упорно. Учились лучше понимать себя и окружающих, учились, новым чувствам и эмоциям. Время шло, мы не молодели и наши отношения с мужем сделали новый виток, перешли на новый уровень. Теперь уже наша страсть поутихла, стало больше безмятежной нежности и ласки. Да и какая страсть, когда по утрам полчаса собираешь себя в кучу, чтобы просто подняться с постели.
Я сильно постарела и это, наверное, было единственной неприятностью для меня в этот период. Очень надеялась, что успею поставить на ноги не только сына, но и маленькую дочку.
Ребенок рос невероятный! Я каждый раз удивлялась и умилялась ею снова.
Танюшка рано обнаружила свои недюжинные музыкальные способности, умудряясь даже из старого ксилофона извлекать очень даже мелодичные звуки. В том, что у девочки есть слух не было никаких сомнений, и если в дальнейшем она продолжит заниматься музыкой, то, пожалуй, из неё выйдет замечательный музыкант.
Хотя, конечно, рано давать такие прогнозы, но мать есть мать и я ничем не отличаюсь от других.
***
Танька обожала мучить Ваську. А Васька, по всей видимости, обожала мучится, потому что всегда во время Танюшкиных игр околачивалась поблизости и так и норовила попасть в удушающие объятия моей дочери.
А однажды я обнаружила страшную картину: ребенок ел из кошачьей миски. А Васька сидела рядом и довольно мурчала себе под нос.
Я была в ужасе. Устроила скандал Сергею, который был оставлен присматривать за сестрой на то время, пока я ходила в магазин. Я ухватила Таню поперек живота и влила в неё все возможные антисептики, которые оказались у меня в аптечке, не забыв и средства от глистов. Бедный ребенок никак не мог понять, за что его пытают, а Васька всю дорогу пыталась оттеснить меня от Тани.
Только немного успокоившись, я, наконец, сообразила, что кошка у нас домашняя, глистов у неё нет, миску я лично мою каждый божий день с мылом и никогда не оставляю там еду на ночь. А потом я вспомнила, картину, которая предстала перед моими глазами, когда я вошла в квартиру, и даже рассмеялась от того, что осознала. Васька кормила Танюшку.
Эта гордая наглая кошка, никого и никогда не подпускавшая к своей миске кроме меня, и то из необходимости получать свежую пищу, решила, что девочка голодна и её уже пора покормить. Так как я куда-то запропастилось, а Сережка доделывал домашнее задание, Васька не нашла ничего лучше, как самой позаботиться о «брошенном» ребенке.
Да уж, моя дочь точно не пропадет даже если с ней останется только кошка!
***
В этом возрастном периоде мы снова столкнулись с проблемой инфантильности нашего папы в воспитании детей.
Татьянка росла, училась ходить и говорить. И чем лучше получалось у неё произносить слова, тем чаще она их произносила. И тем реже, в моменты её бодрствования можно было посидеть в тишине. Особенно пугали Сократа детские наивные вопросы.
Когда он говорил уже полуспящей дочке, что нужно пойти в спальню и лечь в кроватку, а не на пол, она, с совершенно естественным удивлением, задавала отцу сакраментальный детский вопрос: «Почему?»
Сократ терялся. Он действительно не мог объяснить, почему нужно спать в кровати, а не на полу. Тем более, что ведь Васька на нем спит.
И все же Сократ старался принимать участие в воспитании дочки. Он учил её ходить, высаживал на горшок, читал ей сказки и даже присутствовал при купании. Потому что делать это сам боялся, но наблюдать за плещущейся в мыльной пене Татьяной очень любил.
Но, конечно, в основном с ребенком занималась я. В консерватории я уже была
не рядовым аккомпаниатором. Более того, я давала концерты, и плюс преподавала по своему профилю. То есть наконец-то могла заниматься именно тем инструментом, который страстно полюбила в семилетнем возрасте.
График у меня был плавающий, довольно свободный, поэтому я могла посвящать свое время дочери. Сейчас я очень жалела, что не могла когда-то позволить этого в отношении сына.
С Танюшкой мы чего только не делали. Правда, бурные детские игры были для меня уже тяжелы и, поработав минут пятнадцать конем, на котором скакала маленькая воительница, я, как правило, с трудом разгибалась, а вечером отмачивала свои старые косточки в ванной.
В общем-то, меня несколько беспокоили только две вещи.
Первая – это мой сын.
Сергей очень повзрослел. Стал все чаще отпрашиваться погулять вечером. Забросил учебники. Я, конечно, думала о том, что мальчикам в его возрасте свойственно влюбляться и встречаться с девочками, но сама не ожидала, что укол материнской ревности будет так болезнен, когда я узнаю о реальности моих предположений.
Хотя чего я хотела? Дети растут и уходят от нас. Теперь уже я не единственная женщина, которую любит мой сын. Это неприятно, но нормально. Было бы гораздо хуже, если бы было наоборот. Я только очень надеялась, что гены его биологического отца не дадут знать о себе слишком рано.
Второй тревожной вещью были проблемы Сократа на работе. Мой муж категорически не умел идти на компромисс. Если что-то он считал неверным и противоречащим его принципам, то переубедить его было не возможно. Именно из-за этого он постоянно сталкивался с руководством, высказывал в лицо свое мнение и получал очередное понижение в должности.
Конечно, я поддерживала его. Мне самой были близки его моральные принципы. Но я не могла не опасаться за семью, потому что все знали, чем могут быть чреваты подобные выпады в сторону руководящего состава. Особенно когда дело касается НИИ военизированной направленности. Иногда, после очередного его конфликта, я просыпалась ночью в холодном поту, видя во сне как в наш дом входят крепкие ребята в ничем не примечательных, темных костюмах.
Однако, учитывая, что Сократа так и не увольняли, надо полагать, он был достаточно ценным работником и все эти понижения были своего рода наказанием за несговорчивость.
Зато Сократа обожали студенты. Эти молодые, вечно голодные ребята постоянно бывали у нас дома. И учились и помогали во всем и, конечно же, оставались обедать и ужинать.
Сократ, как оказалось, был замечательным педагогом, легко находил с молодежью общий язык. Поэтому меня и удивляло его полная педагогическая несостоятельность в отношении своих детей. Я спросила его как-то об этом и услышала как всегда честный и ясный ответ:
- То, что применимо к чужим детям, очень трудно испытывать на своих. Зная теорию, почти не возможно перевести её в практику, если видишь, что твоему ребенку не хочется чего-то делать, он не в настроении и вообще хочет гулять. Ты жалеешь его и идешь на поводу. Чужой ребенок здесь ради того, чтобы учиться, и ты знаешь, что даже если он не настроен на это, твоя задача его научить. А свой ребенок… хочется чтобы тебя ещё и любил.
Да, конечно, он прав. Очень трудно быть твердым, видя заплаканные глазки маленького сына или дочки.
***
Наша маленькая дочка быстро росла. И вот она уже потребовала остричь ей длинную косу, потому что она мешает ей делать «колесо».
Я не посчитала нужным спорить с этим. Тем более, что сама уже не помнила, когда носила косу.
Надо сказать, что когда Татьянка пошла в школу, я уже была готова к тому, что отличницы из неё не выйдет. Уж слишком неусидчивой она была. Но я ошиблась.
Не меньше чем рисование, которое было её любимым занятием, помимо всяческих шалостей, дочка заинтересовалась и школьными предметами. Тем более, что папа с ней постоянно занимался и использовал всю вою фантазию, для того, чтобы вызвать ещё больший интерес.
Кроме всего прочего Татьяна была единственным человеком в семье, которого наша наглая Васька хоть во что-то ставила. Наверное, только Таня могла так многозначительно погрозить пальчиком, что у Василисы пропадала всякое желание устраивать хаос и анархию.
Ну и, конечно, больше всего меня радовало то, что мои дети, как ни странно, были замечательно дружны. Хотя, наверное, нельзя в полной мере назвать дружбой отношения маленькой девочки и юноши.
Скорее, некое покровительство с одной стороны и восторженное обожание с другой. Но опять, же мне безумно нравилось то, с какой частотой и быстротой эти стороны менялись.
Ничего так не любила Таня, как остаться со своим старшим братом. С кем ещё можно весь день питаться печеньем, запивая его молоком и забыть о супе и котлетах?
Кому ещё можно поназадавать самых глупых, но невероятно волнующих вопросов и не дождавшись или дождавшись ответа, закидать ответчика едой из тарелки? А потом с ним вместе над этим посмеяться?
Мои дети очень легко находили общий язык, и я знала, что всегда за Таней будет стоять её старший брат, который никому не позволит обидеть свою маленькую сестренку.
***
А вечерами мы собирались все вместе в общей комнате и занимались своими делами. Казалось бы, каждый сам по себе, и ленивый медленный разговор никому не интересен. Но это было не так. Мы все были вместе. Семья. И от ощущения родных человечков рядом на сердце становилось тепло и спокойно.
Что человеку, в общем, нужно в жизни? Чтобы его кто-то любил…
