8-9. Будь моим смыслом
Февраль-март 2035 г.
Наша семья - осколок волчьей стаи. Стареющий, но все еще сильный вожак, и жадный недоволчонок, и еще один. Мне нравится думать про себя: волк-калека. Молодой, хваткий, но далеко-далеко от остальных. Плетется в хвосте. Я пессимист и вырос под вой оборотней; твари приходили в самые холодные дни, сидели, умытые лунным светом, из глоток их рвались голод и боль.
Мать однажды не выдержала, застрелила одного. Горе тому, кто попадается ей в такие моменты, внешне непрошибаемая, она была той еще бешеной тварью. А теперь её нет. Ушла волчица-мать - к снегу и смерти. Безумная... Ушла, едва Фриц справил день рождения. Однажды ночью хлопнула дверь...
И все. Только еле видный сквозь зачинающуюся метель силуэт. А потом больные (о, я видел!) глаза отца, поиски и окоченевший труп недалеко от заброшенных шахт. Милая, дорогая мама была сумасшедшей. Я читаю её дневник, и безумие встает передо мной как призрак. Я немного поэт и циник, рос на раритетных сборниках и профессиональной литературе. Волку-калеке увечье не мешает трезво мыслить.
Наша жизнь, взлелеянная в единственном хорошем доме квартала, распалась. У меня остались долгие ночи в больнице, согретые бегом между палатами и криком врачей, ночи, в которые учишься быстро справляться с огнестрелом и ножевыми ранениями. Это не работа моей мечты, но мной движет возможность изменить что-нибудь к лучшему. Мы с Фрицем не знаем другой жизни, однако она может быть чуточку добрее.
Единственная, с кем я делился этим, даже не была моим другом. Старая знакомая матери, которую терпеть не мог отец. Элейн, племянница доктора Прентиса и глава собственной лаборатории. Женщина без возраста. Год от года её лицо оставалось гладким и молодым, старели только глаза. Она приходила недавно «принести соболезнования»; невозможные её волосы трепал ветер, в разрезе легкого пальто мелькала цветастая юбка.
Не помню, о чем мы с ней говорили. Помню лишь, что её всегда спокойное лицо вдруг осветилось улыбкой, и я понял, что пропал. Отцовская неприязнь гнала меня вперед. Я смотрел в её глаза, лиловатые вокруг зрачков, и даже не почувствовал, что она взяла меня за руку.
Элейн. Та, которой нельзя было увлечься. Другая.
Позволь, я согрею тебя...
Октябрь 2035 г.
Что может связывать восемнадцатилетнего фельдшера и взрослую женщину-ученого?
Нежная дружба. Семь месяцев нежной дружбы.
Я хочу большего, чем короткие объятия. Я хочу её целиком и полностью. Никто ничего не скажет. Не сопротивляйся, я вижу, что ты тоже этого хочешь.
Я люблю, когда дома никого нет, и она приходит, разрумянившаяся от легкого морозца. Не смею называть её по имени даже в мыслях. Она - может, в своем праве.
- Аарон, - говорит она, - теперь я поняла, что даже в аду можно найти прекрасное.
Наш Город Пепла, который стоило назвать Городом Вечной Зимы... Мне почти жарко - от чая ли, от собственной ли отваги - и я целую её. В этом поцелуе нет нежности, только жажда.
И она, Элейн, отвечает.
Апрель 2036 г.
На самом деле мне страшно. Я предчувствую демонов с глазами покойников в больничном морге. Сумасшествие передается по наследству, оно как медленно действующий яд, от которого нет лекарства.
Мне страшно... Я не верю, что нужен Элейн, я влюбленный мальчишка, таких у неё должны быть десятки. Но её губы мягкие и податливые, а слова хочется слушать вечно. Плевать на скептические смешки Фридриха, этому-то что? И на отца плевать, на всех. Поэтому назло им я предлагаю ей переехать ко мне. Она соглашается.
Будто в подарок на меня сыпятся повышения. Теперь я могу дать ей не только себя, я смогу содержать её и наших детей, ведь они обязательно будут, дети. Наши дети.
Июнь 2037 г.
Кто-то сказал, что мечты не должны сбываться, мол, тогда не к чему будет стремиться. Все это ложь. У меня будет самая лучшая семья, кусочек рая в аду под названием Эшвилль. Моя мечта вот-вот станет явью.
Несколько недель Элейн ходила мрачная и напряженная, а потом уехала на трое суток. Все это время от неё ничего не было слышно, но утром четвертого дня она вернулась... другой. На лице её цвела новая татуировка, яркая и затейливая, новый отпечаток проклятых исследований. Элейн сняла перчатки, улыбнулась и сказала:
- Вот и все.
Через неделю с небольшим её начало тошнить от запаха еды, даже безвкусного желе, заполнившего наш холодильник. Это значило только одно.
Господи Боже, я стану отцом!
У меня даже руки тряслись, когда я идиотский этот кран чинил. Вода шумела и била в лицо, но голоса на кухне были слышны отчетливо. Я не хотел подслушивать, вышло как-то само... Так вышло.
- Ты еще скажи, что любишь его, - зло произнес отец.
- Мне так кажется, - отвечала Элейн.
- Кажется? Теряешь квалификацию, Прентис. Раз не вышло стать королевой нежити, решила спрятаться за моим сыном?
Я чудом удержал ключ. Половину слов Элейн заглушил вой трубы, услышалось «это не твое дело» и все. Она права, отец. Это, черт возьми, не твое дело.
Март 2038 г.
Боже, благослови тех идиотов, за чье лечение платит мамаша Синтия. Ибо платит она щедро, а мне нужны деньги. Целая куча денег и не только на кроватку-пеленки-смеси, пусть у моего ребенка и должно быть самое лучшее. Элейн, моя Элли, за чью улыбку я готов свернуть горы, ушла из лаборатории, чтобы не подвергать риску здоровье малыша и всю беременность провела дома, играя в шахматы с Фрицем. Он-то уже смирился с её существованием, да и с будущим племянником тоже.
Фриц хочет пойти в армию, очистить город от тварей, как он выражается. Поэтому целыми днями занимается йогой и качает мышцы, якобы генерал Хейл по отцовской протекции готов взять его на год раньше.
А в самом конце июня Элли сделала мне самый чудесный подарок. На свет появился наш сын Люциус, «светоносный», красивый и здоровый мальчик. Рыжий как его родители и с мамиными светлыми глазами.
Отца как раз повысили на работе, и он был в благодушном настроении, даже порадовался внуку, вот уж спасибо. Боже, спасибо тебе за Элли и Люциуса, спасибо, что дал мне такое счастье.
