Глава 11
В которой героиня танцует, работает жилеткой, видит прошлое, сожалеет о настоящем и беспокоится о будущем, а также выигрывает дружеское пари, но совсем этому не радуется.
Я убивать не умею
Нас этому не учили
Мне не вернуться домой – пылает мой дом
Скорбная тьма надо мной распахнула крылья…
Н. Васильева, «Последняя песня».
У тебя нет власти надо мной.
к/ф «Лабиринт»
«Черт, как голова болит… ну, девочки… отметили сдачу зачета, называется… попадись мне та, кто это предложила… как плохо… черт, где я? Что со мной? Надеюсь, я хотя бы дома… Женька, конечно, поворчит, но хотя бы поможет… как плохо…»
Так, подождите, какие девочки? Какой зачет? Что за чушь лезет мне в голову?!
Воспоминания последних недель, образы, мысли, забившиеся в голове, как перепуганные птицы в силках, нахлынули на меня одной громадной волной. Орден, Катя-Кейт, поездка, Марго… что было дальше? Ах да, Джонатан и его чудесное шампанское… надо будет при встрече узнать, что это был за «особый компонент», сделавший эффект напитка таким «незабываемым»… при мысли о грядущем разговоре в моей памяти всплыли отрывки из фильмов про злобных КГБшников.
Я с невероятным трудом разлепила глаза – веки казались свинцовыми – и шумно вздохнула от облегчения. Вокруг меня была хорошо знакомая по моим сновидениям комната, и ее обладатель так же, как и всегда, сидел передо мной. Значит, это всего лишь сон! Наверное, я просто задремала в гостях у Джонатана – разморило меня на жаре… а может быть, я и вовсе сейчас мирно сплю в своей комнате в Плакучих Ивах, и весь этот суматошный день с визитом к Марго и открытием собственного предназначения – всего лишь плод моего воспаленного воображения?
Правда, это все-таки чем-то неуловимо отличалось от моих обычных снов – во-первых, несмотря на дурноту, я не чувствовала себя, как парализованная в тумане. Вот смогла приподняться, оглядеться, даже не посмотрев, как должна была вроде бы сделать, на бессменного героя моих сновидений. Как будто мутное стекло убрали с моих глаз – существующий в моих кошмарах маленький мирок в размере одной комнаты предстал передо мной с необыкновенной ясностью. Вот, к примеру, колышущиеся от легкого ветра темно-красные шторы на окнах – почему я раньше их не замечала? Вот еще немного выцветший гобелен вот на той стене, потухшая свеча на камине, ваза с розами на столике…
Пока я делала новые и новые открытия, стало ясно, что хозяин замка тоже не собирается подчиняться сегодня обычным законам мира снов. Он встал с кресла, подошел ко мне, и, склонившись надо мной, взволнованно спросил:
- Как ты?
Я впервые за долгие годы посмотрела на Дамиана Хэлкара безо всякого страха – даже сделала попытку ему улыбнуться. Казалось бы, я должна была испугаться еще больше, узнав, что герой моих кошмаров существует и на самом деле. Но во снах он не мог причинить мне никакого вреда, а встречу наяву, как я надеялась, можно будет оттянуть, а то и вовсе предотвратить. Можно ходить перед носом у зубастой собаки, пока она сидит на поводке…
- Тебе плохо? – прошептал Дамиан – Прости, я бы никогда не захотел причинить тебе боль, поверь… если он что-то напутал с дозой, я его сам убью!
- С… с какой дозой? – недовольно поморщившись от боли в голове, спросила я.
- Снотворного, разумеется. Я так и знал, этот Джонатан только с вещами управляться может! Поручи ему живое существо – получишь в разобранном виде…
Я не смогла сдержать приглушенного хихиканья, услышав собственную фразу из уст врага. Да, конечно, врага – кем же еще он может для меня считаться?
Едва короткое веселье схлынуло, на меня накатил запоздалый страх – дикий, панический, парализующий, поднимающийся, подобно темной волне, из самых глубин души. Значит – это не сон?! Значит – я действительно сижу, одурманенная, с трудом соображающая, что происходит, наедине с Дамианом Хэлкаром, за много миль от Ордена, одинокая и беспомощная, как ребенок? И неоткуда ждать спасения, ведь Катя, единственная, кто, должно быть, мог бы рассказать, что случилось, наверное, уже…
Я не закончила страшную мысль.
- Тем более – столь драгоценное живое существо… - Дамиан с нежностью провел рукой по моей щеке.
Я рывком высвободилась из его своеобразных объятий и уставилась на Хэлкара почти с ненавистью.
- Где Катя? – прошипела я.
- Кто?
- Катя, Кейт… девушка, которая была со мной.
- Я не знаю ни о какой девушке. Джонатан не упоминал о ней… впрочем, если тебя настолько заботит ее судьба, ты можешь осведомиться у него. Он любезно согласился погостить у меня хотя бы один день, на случай, если моя девочка проснется в худшем состоянии, чем следовало бы, или… - было видно, что конец фразы дался вампиру с явным трудом – не проснется.
Я даже не сразу поняла, о какой «девочке», да еще и его, идет речь.
- Это что, новый способ ухаживания – напоить девушку клофелином и притащить к себе домой? – поинтересовалась я.
- Сомневаюсь, чтобы Джонатан держал дома клофелин. Скорее всего, это было всего лишь снотворное, хоть я и не слишком понимаю, зачем оно ему нужно – мой ненадежный друг, думаю, не страдает старческой бессонницей.
- Совесть, наверное, спать не дает. – съехидничала я.
- Возможно. – не стал спорить Хэлкар.
- А как Джонатан узнал, что мы с Катей к нему придем? Ведь мы сказали об этом только одному человеку… - я осеклась – Нет… неужели… Марго… она – тоже…?!
- Марго? – недоуменно переспросил Дамиан – Марго… что-то знакомое… кажется, Джонатан упоминал о ней… он называл ее «мадам ясновидящая». Это она?
- Да.
- Нет, сомневаюсь, чтобы он что-то ей рассказывал. Мой бессменный помощник очень удивился, увидев тебя перед своей дверью… он возблагодарил бы небеса за столь неслыханное везение, если бы имел к этому привычку. Непростительно было бы не воспользоваться таким редкостным шансом. Хотя грешники перед Страшным Судом, должно быть, волновались бы меньше… он боялся, что ты можешь что-то заподозрить, не поверить, потом – что твой сон может оказаться либо слишком недолгим, либо… либо вечным. Во втором случае до него бы рано или поздно добрался я, в первом же… хм… Джонатан уже успел убедиться в твоем боевом характере. – брюнет слегка улыбнулся.
- За те полчаса, что я была у него в гостях?
- Нет, во время ваших предыдущих встреч.
- А разве мы раньше встречались?
- Неужели ты не поняла, моя дорогая? Тот вервольф, что встретил тебя когда-то возле дома. Он так боялся, что ты узнаешь его голос… впрочем, животная ипостась искажает его до неузнаваемости – раз даже бывший сослуживец ничего не понял...
Моя рука инстинктивно потянулась к амулету… и я почувствовала под пальцами лишь прохладную гладкую кожу. Я даже не знала, что может быть таким жутким это секундное и болезненное, как укол, ощущение пустоты. Как будто это у меня под ногами разверзлась она.
- Где мой оберег? – хрипло спросила я, сверля взглядом вампира.
- Оберег? Джонатан снял его с твоей шеи, едва переступив порог моего замка.
- Решил загнать по спекулятивной цене?
- Нет. Амулет раскалился почти добела – он ведь весьма чувствителен. А я не хотел бы, чтобы на твоей нежной белой коже остались ожоги… - Дамиан коснулся того места, где всего несколько часов назад был оберег-индикатор. Его рука через пару секунд мягко соскользнула вниз и приобняла меня за талию, явно не собираясь менять эту удобную дислокацию.
Благородная леди вроде Мариэтты на моем месте дала бы ему пощечину.
Я же непроизвольно резко дернулась и со всей силы вдарила темноволосому соблазнителю по носу. Своим многострадальным лбом. Человек бы, наверное, после такого удара гнусавил, лелея перелом, несколько дней – или, во всяком случае, уж точно отказался бы от своего приятного обхождения со мной. Но Дамиан Хэлкар не был человеком, и он лишь отстранился и внимательно вгляделся в мое лицо, словно силясь что-то в нем прочесть. Как ни странно, в его взгляде не было ни злости, ни уязвленного самолюбия - только легкое недоумение ученого с мировым именем, столкнувшегося с каким-то совершенно новым, никому доселе не известным видом лягушки.
- Впрочем, стоит ли омрачать такой день разговорами о подобных неприятных мелочах. – как ни в чем ни бывало продолжил Дамиан все с той же обаятельной улыбкой. Он сделал вид, что наша беседа вовсе не прерывалась и вообще ничего не случилось, однако поползновения относительно моей скромной натуры все же на время прекратил, что не могло не радовать. Противник предпринял кратковременное тактическое отступление, и я напряглась в ожидании нового маневра. – И, раз мы прояснили все события, приведшие к твоему появлению здесь, быть может… - он наклонился ко мне так близко, что я могла разглядеть, что его глаза не полностью серые, а с зелеными «звездочками» вокруг зрачков, и почувствовать холодок, веющий от его бледной кожи. Как ни странно, это не был, как я думала раньше, застывший, мертвящий холод заброшенных гробниц, а скорее ледяная прохлада стремительных горных рек, сметающих все, чему хватило медлительности или глупости встать на их пути. Тех, которыми хорошо восхищенно любоваться издали, но близко лучше не подходить, если тебе дорога жизнь. – Быть может, мы сможем перейти к более приятному времяпрепровождению? - вампир взял меня за подбородок и пристально посмотрел мне в глаза.
- Это к какому? – подозрительно спросила я, чувствуя спиной подлокотник дивана и с ужасом понимая, что пути к отступлению отрезаны.
- Пришла, кажется, пора тебе выполнить свое обещание. Разве ты не помнишь?
- Какое еще обещание?
- Джонатан передавал мне, что, прежде чем очередной раз обратиться в бегство, ты успела пообещать мне танец. Не так ли?
Сперва я даже не поняла, о чем он говорит. И только потом в моей голове всплыли сказанные давно слова: «Тогда танец подарю. Венский вальс под финскую польку».
- Ну? – недоверчиво спросила я. Как-то не верилось, что Дамиан смог раздобыть где-то пластинку с последней.
- И я намерен воспользоваться столь великодушным подарком. Правда, я счел венский вальс чересчур скучным для такой живой и темпераментной особы, как ты. Поэтому, думаю, мой выбор придется тебе по вкусу. – Хэлкар выдержал эффектную паузу, встал с дивана, одарил меня пронзительным взглядом. Секунды шли, я ждала, а не менее эффектного продолжения все не следовало. – Думаю, мой выбор придется тебе по вкусу. – повторил он чуть громче. Я все так же ждала, сложив на коленях руки и глядя на брюнета прямо-таки ангельскими глазами. Когда же стало понятно, что «кина не будет» и теперь, Дамиан подошел к стене и, обернувшись, крикнул – Я говорю: «думаю, мой выбор придется тебе по вкусу»! Гонорар урежу, олухи!
После этого из соседней комнаты донеслись приглушенные тягучие звуки танго (в замке явно была хорошая акустика – хоть концерты проводи), носферату вздохнул с облегчением. Мне стоило огромных усилий сохранить приличествующую ситуации серьезную мину и сделать вид, что рояль оказался в кустах ну совершенно случайно.
- Если честно, нудновато. Я бы предпочла что-нибудь поживей… «Хаву Нагилу» там… - призналась я, глядя на вновь обретшего самообладание Дамиана.
Последний уже стоял передо мной, протягивая мне руку и многозначительно улыбаясь. Так многозначительно, что мне стало неуютно.
- А как же красная роза в зубах? Или без нее обойдемся?
Судя по недоуменному взгляду вампира, бывшему мне ответом, этой «традиции» он следовать не собирался. А может, просто не хотел занимать ничем клыки…
- Что же… как принято говорить в таких случаях – юная леди, позвольте пригласить вас на танец.
- Понимаешь… боюсь, не получится. – замялась я – Дело в том, что я… как бы… ну… не умею танцевать. То есть, на хип-хоп я год ходила, брейк-данс тоже изобразить могу, если сильно постараюсь и если тебе не жалко мебели… а вот танго – это не мой профиль.
- Как это? – не сразу понял Дамиан – Такого не может быть. Ты ведь не можешь вовсе не представлять себе этот танец.
- Да нет, ты не понял. – терпеливо объяснила я – Я ВООБЩЕ не умею танцевать. В принципе. Что угодно. А танго только в кино пару раз видела – но там больше уделяли внимание ключевому моменту финального поцелуя…
К чести вампира надо сказать, что он даже глазом не моргнул, а мужественно согласился взять на себя роль подопытного кролика в этом опасном для окружающих эксперименте. Вернее, он наивно считал это наставничеством. Я двигалась с грацией слона в посудной лавке (впрочем, Хэлкар потом сказал, что та ваза все равно была старая, ей уже пару тысяч лет исполнилось…) и с лихвой отыгралась за свое пленение, оттоптав Дамиану ноги так, что сквозь ледяное спокойствие и полную невозмутимость на его бледном лице то и дело прорывалось выражение нечеловеческой муки.
Я не знаю, быть может, он считал это кружение по холодной тесной комнате, эти слабые попытки делать вид, будто я все-таки различаю ритм, а не пляшу под какой-то собственный, неслышимый простым бессмертным барабан, эту ламбаду на его ногах романтичной. Но лично я чувствовала себя наиглупейше. Скажите, вы когда-нибудь видели хоть в одном фильме, чтобы «прекрасная леди» в древнем поместье или замке танцевала с красавцем-героем в футболке, джинсах и кедах?! Хотя удобно, конечно… да и вообще, есть в этом что-то… авангард, постпостмодернизм, тонкий намек на феминистические настроения в обществе… если когда-нибудь заведу знакомства среди творческих людей мира сего, надо будет подсказать какому-нибудь именитому режиссеру эту идею.
- На самом деле, наш первый танец должен был состояться, как у всех, - при последних трех словах на лице Дамиана мелькнуло такое выражение, будто он только что проглотил свежий лимон (хотя, возможно, дело было в новой предпринятой мною сокрушительной атаке по его ногам) – Как и у всех, во время празднества после церемонии. Однако, увы, не по моей вине обручение придется сделать довольно скромным и торопливым. Впрочем, у этого есть и преимущества – не думаю, что тебе понравилось бы весь вечер провести под неодобрительными цепкими взглядами чопорных дам, жадно ловящих каждый твой промах и обсуждающих во всеуслышание мой «крайне неподходящий» выбор. И потом, по правде говоря, я не люблю пышные сборища. – Хэлкар внезапно рассмеялся и притянул меня еще ближе – Пламя преисподней, я до сих пор не могу поверить, что мы вместе! За столько лет я привык думать о тебе, лишь как о призрачном видении, ускользающей иллюзии, сияющем горизонте, которого не коснуться… ветер не поймать, лунный свет не сжать в ладони… - он уже не говорил, он хрипло шептал, крепко сжимая меня в объятьях и позабыв про чертов танец, лихорадочно переводя взгляд с моих глаз на мою шею – Даже не вольная птичка-ласточка, которую не запереть в клетке. Птичка мягкая, можно почувствовать ее тепло, ощутить, как она бьется в твоих руках… а как прикоснуться к свету? Знаешь, Эллен, когда-то я слышал одну старинную балладу о смертном человеке, однажды заплутавшем в лесу и увидавшем некую прекрасную эльфийку в неверном лунном сиянии. Он стоял, очарованный ее красотой, не в силах протянуть к своей мечте руки и не в силах оторвать от нее глаз, а с первыми лучами рассвета дева, как и подобает всем созданиям иного мира, растаяла без следа, словно дым. А человек потерял всю радость в жизни, и мир в его глазах померк и потускнел, и ничто не могло изгнать неизбывную тоску из его сердца… меня тяжело назвать смертным человеком, но… никогда не мог подумать, что буду когда-нибудь воображать себя героем баллады, но, кажется… - Дамиан на миг замолчал, подыскивая слова.
Я молчала.
Странные признания, странные разговоры, странное место. А вокруг льется странная, заставляющая сжиматься сердце и надежно поймавшая в свой круговорот, музыка.
- Ты бы знала, - страстно произнес он, решив, видимо, что общий смысл я и так уловила – Как это тяжело… любить вот так, не имея возможности даже обнять тебя… только видеть во сне иногда…
Отчего же? Любить сотканный из радужных грез зыбкий образ как раз очень просто. Мечта не отвергнет твои чувства, не устроит скандал. Да и своей физической транспортировки в места естественного обитания тоже, в отличие от меня, не потребует. Принцесса Греза – существо на редкость покладистое и безответное: может стать и нежной нимфой, и страстной Кармен, и викторианским «домашним ангелом».
Эльфийку, танцующую в лунном свете, полюбить легко. Вполне осязаемую девушку из плоти и крови – гораздо сложнее. А уж героев, способных вторую предпочесть первой, я и вовсе пока не встречала…
- Как же я ждал этого дня… - теперь, когда Дамиан говорил, я чувствовала его прохладное дыхание на своей шее. Руки вампира, державшие меня в цепких объятиях, внезапно показались мертвыми тисками, из хватки которых мне не выбраться.
«А что, если он не только первый танец, но и первый укус решит досрочно провести?!» - с ужасом подумала я. Все мои попытки хоть как-то отодвинуться от обезумевшего от счастья по случаю встречи со своей мечтой Дамиана бесславно провалились.
- И ты, должно быть, тоже ждала… знала, после стольких лет – или, по меньшей мере, догадывалась – что это не простые сны, что это знак, что ты избрана…мною… и втайне ждала, быть может, даже желала, встречи со своей судьбой!
Теперь я уже посмотрела на Хэлкара чуть ли не с жалостью. Разочаровать его, что ли, объяснить, что таких тонких намеков со стороны судьбы я не понимаю, и что если она и подавала мне какие-нибудь знаки, то это были исключительно «Стоп!», «Кирпич» и «Объезд запрещен»?
- И теперь… наконец-то… я ждал тебя, так долго... ты даже не представляешь себе, как долго… - он запнулся, так и не закончив фразу, и зачарованно уставился н меня – У тебя удивительные глаза, - произнес Дамиан странным голосом человека, увидевшего восьмое чудо света и документ, подтверждающий право на его эксклюзивное этим чудом обладание – Словно расплавленное серебро. Ни у кого не видел таких глаз... - он внезапно отвел взгляд и тихо проговорил – Почти ни у кого… - он взял мои онемевшие руки в свои, сложил «лодочкой» и бережно коснулся губами открытых ладоней – Так я и думал… эти глаза… все так же… и руки – как белые ирисы…
«Сговорились они тут все, что ли, с этими белыми ирисами? Одно из трех – или эти слова имеют для вампиров некий сакральный смысл, которого мне не понять, или это просто расхожий штамп вроде наших «звездных глаз», или когда-то сюда заезжал погостить Эдриан Уоллес и попутно провел для старого знакомого мастер-класс «Как очаровать любую смертную»».
- Я знал. Я знал, что ты вернешься. – сказал Хэлкар с глубочайшей уверенностью в голосе. Затем еще раз вгляделся в мое лицо, так пристально и внимательно, словно пытался на нем что-то найти. После этого удовлетворенно улыбнулся – видимо, все-таки нашел.
А потом поцеловал.
Его руки сжались вокруг меня еще сильнее. Тиски. Мертвые тиски. Не вырваться, не сбежать, не спастись. Все, Леночка, конечная станция, поезд дальше не пойдет. Больше ты не сбежишь. Некуда.
Музыка все так же играет – с назойливостью работающей за стенкой электродрели в восемь утра вгрызаясь в уши. Тянется, тянется мелодия, как ленивые, медленные, тягучие потоки приторного темного меда.
Его губы холодны так же, как и кожа, и мне отчего-то кажется, что с каждой секундой этот неестественный, жуткий холод каплей за каплей проскальзывает в мою душу. И совсем скоро, если я не смогу, если не найду в себе силы вырваться, спастись, убежать – то я стану такой же, как…
Я не знаю, что помогло мне сбросить с себя сводящее с ума, гибельное оцепенение. Возможно, последняя мысль. Возможно, то, что прекратилась наконец музыка, и с меня спал этот сонный морок. Возможно, мои личные тараканы в голове опомнились и решили, что они как-то уж слишком засиделись в покое, а это вредно для душевного состояния. Но, каковы бы ни были причины, суть осталась одна – я, задыхаясь, крикнула «Нет!» (что именно было объектом отрицания, не понял ни один из нас, но прозвучало это эффектно) и со всей силы оттолкнула клыкастого романтика. Тот от неожиданности разомкнул хватку, и я, отлетев по инерции, как пушинка, врезалась в спинку стоявшего неподалеку дивана.
- Что с тобой? – в глазах Дамиана было бесконечное удивление, к которому примешивалось легкое сомнение в моем психическом здоровье – Мне казалось, что наш… первый танец тебе понравился.
- Знаешь, это не так-то приятно - танцевать с убийцей. – храбро заявила я, внутри дрожа от страха. А ну как придушит?
- Можно ли считать убийцей волка, который охотится, чтобы выжить? – задумчиво задал риторический вопрос мой собеседник.
- Я не о том. Точнее, не только о том.
- Тогда о чем же?
- Имя Эллис Морган тебе ни о чем не говорит? – невинно хлопнула я глазками, мысленно составляя завещание. Я была в некотором роде права - не прошло и секунды, как вальяжная нежность во взгляде Дамиана сменилась бешенством. Едва увидев, как в его глазах вспыхнули подозрительные красноватые блики, я взвизгнула и, проявив неожиданные для себя самой чудеса акробатики, перемахнула через диван. Теперь нас разделяла какая-никакая, а все-таки преграда.
- Эллис Морган? – медленно переспросил он. Ничего хорошего его голос не предвещал. Во всяком случае, для тех, кто находился рядом в радиусе одного километра – Значит, Эллис Морган? О, что за удивительная ирония судьбы… эхо давних трагедий давно отгремело, старые тайны забылись и потеряли свой смысл, отбушевали кровавые страсти, живые похоронили своих мертвецов, а могила особы, послужившей виновницей всей этой круговерти, поросла бурьяном. И вот, столько лет спустя, когда сквозь пепелище былого пожара уже пробились всходы, эта покрытая пылью годов… и запекшейся кровью… история вновь извлечена на свет, а роковое имя вновь произнесено! И вновь – здесь… и вновь – при таких обстоятельствах… что за жестокая ирония… знаю, эту историю так любят юные девы – из тех немногих, кто вообще с ней знаком. «Повесть о любви, страсти и гнусном убийстве» - звучит завлекательно, не правда ли? Прямо как либретто для одной из этих новомодных пьесок… и, совсем как на премьерах все тех же пьесок – зрители послушно ахают, ужасаются, дамы и девицы промакивают глаза кружевными платочками, джентльмены осуждающе качают головой. И никто – слышишь, никто! – даже не пытается в этой истории разобраться. Хотя бы задуматься над ней на миг. Попытаться увидеть, что скрывается за лубочной яркой оберткой. И правда, зачем? Ведь все и так понятно. Жертва невинна и прекрасна, злодей – отвратителен и жесток, герой – трагичен и светел. Так зачем думать, зачем стараться понять? – Хэлкар горько рассмеялся – И ты тоже не хочешь… и если я скажу тебе сейчас, что все совсем не так, как казалось тебе, что жертва порой бывает не менее виновна, чем ее погубитель, ты не поверишь, так?
- Нет. – честно ответила я, затравленно оглядываясь по сторонам в поисках материала для возведения баррикады. Материал был, но вне зоны моей досягаемости (но зато в зоне досягаемости Дамианом меня). – По правде говоря, для понимания этой истины мне хватило школьного разбора «Преступления и наказания» - за глаза и за уши! Как-то не хочется еще и от тебя все это выслушивать…
- Наглая девчонка!
- Кажется, еще минуту назад я была прекрасной эльфийкой. – ехидно напомнила я, тем самым окончательно вернув себе присутствие духа. Шучу – значит, существую! Впрочем, об инстинкте самосохранения я тоже не забывала, и потому, едва закончив последнюю фразу, пригнулась и юркнула под подлокотник.
- Твоя смелость – если, конечно, это смелость – граничит со стремлением к самоубийству. – Дамиан тоже времени зря не терял – принялся обходить мою своеобразную баррикаду с фланга.
- Спасибо! – я на карачках отползла за спинку дивана.
- Ты все еще упираешься? Все еще не хочешь узнать правду?!
- От тебя – нет! – мне пришлось подняться на ноги и приняться за бегство…кхм… тактическое отступление уже серьезно – мой неуравновешенный ухажер существенно убыстрил шаг и начал меня настигать.
Левый подлокотник. Сиденье. Правый подлокотник. Спинка.
- Тогда я заставлю тебя!
- Вот это по-нашему, по-российски! Потащим всех к свету в добровольно-принудительном порядке!
Левый подлокотник. Сиденье. Правый подлокотник. Спин…
Я не успела не то, что убежать – даже рвануться назад, когда Хэлкар, лихо перелетев через диван, совершенно не по-джентльменски сгреб меня в охапку – смогла только протестующе взвизгнуть.
- Значит, не желаешь? – зловеще проговорил Дамиан, беря меня за подбородок и рывком притягивая к себе – Что же… рано или поздно истину надо узнать… и ты, моя маленькая эльфийка, сделаешь это сейчас!
Я вскрикнула, попыталась было вырваться, не смогла – его глаза внезапно заволок кроваво-алый туман, и я вдруг ощутила странное оцепенение. Мне показалось, будто я проваливаюсь в этот туман, падаю, как в бездонный колодец, взмахиваю беспомощно руками, тщетно пытаясь ощутить надежную крепость стен. Но у этого колодца нет стен. Я не различаю, где право, где лево, и даже где верх и где низ могу сказать с трудом. Я не могу замедлить свое падение, как девочка из любимой сказки, не могу взлететь. И только чудится, что откуда-то доносится еле слышно тихий издевательский голос: «Ну что, нашла своего Кролика, Алиса?».
Туман рассеялся внезапно – видимо, я все-таки достигла дна.
Сперва мне показалось, что ничего не изменилось – я находилась в той же гостиной, и передо мной стоял – правда, даже не глядя на меня – хозяин замка. Но тут мой взгляд наткнулся на другого человека – человека, увиденного мною только единожды, но при таких обстоятельствах, которые к дальнейшей личной встрече не располагают.
«Эллисон Мелисса Морган»… «Безвременно покинувшая»… годы жизни…
В кресле перед камином сидела молодая рыжеволосая женщина в белом кружевном платье и безо всякого страха – пожалуй, даже скучающе - смотрела на Дамиана.
«Надо же, белое платьице… должно бы во мраке потускнеть, а оно словно светится... она сидит тут, передо мной – прекрасная и неподвижная, такая умопомрачительно близкая – и одновременно такая щемяще далекая… будто сияющая звезда. Звезда Альтаир, а может быть, Северное Око. Кажется, она совсем рядом – только заберись на вершину холма и протяни руку. Но нет - не дотянуться, не достать, а если и дотянешься – обожжешься, и упадешь на землю, опаленный. Была, кажется, какая-то восточная сказка о крокодиле, который влюбился в луну?
Сияющая звездочка. Не прикоснуться. Да и не упадет она ко мне в руки…»
Вначале я подумала, что Дамиан заговорил, и с интересом подалась вперед, но его губы были сомкнуты, даже сжаты – он, кажется, собирался с мыслями. Я не сразу сообразила, в чем дело, и только вспомнив рассказ Марго про крышу, горечь и запах полыни, поняла – у такого своеобразного способа «показывать» свои воспоминания есть и оборотная сторона – ведь они, тем более - будучи яркими, не ограничивается картинкой и словами, воспоминания не могут обойтись без чувств, без мыслей – или хотя бы их отголосков – а кто хочет, чтобы твои раздумья были услышаны посторонним гостем? Ну, или посторонней гостьей… надо сказать, отголоски эти были действительно лишь отголосками – доносящимися словно сквозь подушку, глухими, негромкими, прерывистыми… но все-таки вполне различимыми.
Хэлкар пока не начал говорить вслух – он лишь жадно разглядывал сидящую напротив женщину, пользуясь возможностью – по-видимому, довольно редкой – полюбоваться своей звездой.
Я взглянула на Эллис и невольно ощутила укол зависти. Действительно ведь красивая… прямо яркая бабочка.
И сгорела тоже… как бабочка. В том самом огне, с которым сейчас так неосторожно играет.
- Дамиан, ты хотел меня видеть? – вздохнула Странница.
- Да! Я хотел поговорить с тобой о… о нас…
- То, что ты хотел поговорить о нас, я поняла из твоего письма. Для меня осталось неясным другое – о каких таких «нас» ты хотел поговорить?
- Эллис, подожди… я хотел бы сказать тебе… разъяснить все в последний раз… ты, быть может, не веришь мне? Не понимаешь? Считаешь, что ты для меня – лишь очередной сувенир для шкатулки воспоминаний? – он издал еле слышный смешок – Поверь, это вовсе не так. Я дам тебе то, о чем многие не смели и мечтать. Ты получишь бессмертие… - Дамиан обхватил за плечи рыжеволосую мисс Морган, мягко приподнял ее из кресла и приобнял сзади – силу, власть… вечную красоту… ты будешь жить, не зная тревог и забот, в довольстве и роскоши… будешь иметь, если захочешь, целый взвод горничных и камеристок…
- Не люблю многолюдность. Особенно посторонних в собственном доме.
- Ты будешь путешествовать лишь на подушках кареты или на лаковых пролетках… прости, забыл – ты ведь у нас амазонка, не так ли? – вампир тихонько рассмеялся и коснулся губами плеча Эллис – Значит, на арабских скакунах.
- Какая разница? Я все равно предпочитаю горные велосипеды. – пожала она плечами, едва не заехав Дамиану по носу. Да у него никак карма… - Мотоцикл не разрешают.
- Хоть и немного найдется драгоценностей, достойных твоей красоты, но тебе будут принадлежать лучшие из них. – не сдавался Хэлкар - Будешь носить шелковые платья…
- Я вообще-то джинсы люблю. – честно ответила Странница – И в длинное платье только один раз смогла втиснуться. Ну, ты помнишь…
- Да, конечно. – Дамиан улыбнулся – Именно тогда я и увидел тебя впервые. Подписание договора между когортой Высших и Орденом, верно? Как же давно это было…
- Точно. Вся суть договора сводилась к «вы не трогаете нас – мы не трогаем вас», но ваши развели бюрократию.
- Помню, как все наши были потрясены и возмущены. Как же, присутствие женщины на таком мероприятии! А ты заявила, что если они имеют что-то против, то им придется вынести тебя вместе со стулом. Некоторые действительно пробовали… и восклицали потом в сердцах – «Просто невыносима!». Правда, уже после подписания договора…
- Да уж! А мое платье, по-моему, вызвало чуть ли не больше негодования, чем я сама.
- Ты знаешь?
- Знаю ли я? Ха! Эти высокоблагородные господа, не стесняясь, шептались у меня за спиной! А я женщина, у меня на такие разговоры особый рефлекс! А это ведь было мое лучшее платье… мне Сильви все уши прожужжала про то, что надо выглядеть прилично. Видимо, наши с ней понятия о том, что прилично, а что нет, сильно разнятся. – вздохнула она – Я так и не поняла, а что такого в нем было ужасного? У вас что, красный цвет считается каким-то неподобающим?
- Нет, с цветом все было в порядке. – Дамиан сделал вид, что внимательно изучает рисунок на обоях.
- Тогда что? Отвечай! Я хочу знать правду, какой бы страшной она не была! – самоотверженно сказала Эллис.
– Я же говорю, все было в порядке. Разве что декольте…
- А что было не так с моим декольте? – помертвела Странница.
- Да так, ничего. – быстро ответил Высший – Просто оно было… хм… немного невероятно… э… обширным.
«На самом деле, этот ее наряд тоже скромным нельзя назвать – платья с открытыми коленями у нас не носят даже кокотки… но подходить с такими мерками к ней – это все равно, что считать бесстыдными обнаженных нимф на полотнах. Она – просто вне правил, привычных категорий, обыкновенных понятий.
Интересно, действительно существует такой безумный мир, где девушки носят подобные платья? Да, скорее всего – Странники, и особенно Странницы, привыкли перенимать из посещенных мест не самые лучшие традиции».
- Черт! – лучница со злостью стукнула кулаком о подлокотник стоявшего рядом кресла – Так и думала, что о чем-нибудь забуду! Совсем из головы вылетело, здесь же даже открытая лодыжка – верх непристойности… Так вот почему тот тип с козлиной бородкой говорил, что я выгляжу, как молодая Кора Перл! Ну вот зачем ты мне это сказал?!
- Ты ведь сама попросила! – растерялся Хэлкар.
- Мало ли, о чем я просила! А если бы я тебя попросила набрать мне сию же секунду ванну с «Дом Периньоном» и белыми хризантемами – ты бы тоже согласился?!
- Н-нет…
- А зря. – мечтательно прищурилась Эллис.
- У меня и мысли не было о том, чему ты там не соответствуешь. – быстро сориентировался Дамиан - На мой взгляд, ты была удивительна. Будто яркий цветок… или живое пламя, заключенное в человеческую плоть… я уже тогда подумал, что ты могла бы стать истинным бриллиантом нашего общества… думаю, получить такой бриллиант в свою…хм…коллекцию желал бы каждый. Странно, что тебе говорю это только я…
- Знаешь, меня как-то не прельщает мысль стать еще одним бриллиантом в твоей коллекции. – холодно произнесла мисс Морган – Тем более, что в ней пылится уже немало драгоценностей.
- Но ни одна из них не сравнится с тобой.
- Правда? Скажи это своим невестам.
- Подумай, ты сможешь осуществить любые свои мечты. – мигом поменял тему разговора Высший – И ту, кстати, что касается ванны с шампанским и хризантемами - тоже. Сможешь хоть каждый вечер такую принимать. Слово бессмертного.
- Да нет, зачем – каждый вечер… это скучно, быстро приестся. Что ты говоришь? Все мои мечты? Ты знаешь, у меня только две мечты – домик в пригороде Лондона с белой кружевной оградкой и рыжеволосая дочурка с глазами Даниэля. С первым ты мне помочь еще можешь, а вот со вторым могут возникнуть трудности…
- Эллис…
- Что – Эллис? – внезапно взъярилась женщина, резко развернувшись – Я уже… кхм… достаточно приличное время, как Эллис!
- Что ты хочешь сказать?
- Что я хочу сказать? Что я хочу сказать?! А вот, что я хочу сказать! Надоел ты мне, Дамиан, хуже горькой редьки! Сколько у нас уже было таких писем, встреч, разговоров! «На закате у старого кладбища», «в полночь возле антикварного магазина старика Шульца», «в библиотеке в три часа ночи»… как ты думаешь, моего жениха сильно радует тот факт, что в то время, когда все нормальные люди должны спать, а мы с ним – работать, я пропадаю Дракула знает где?! Такое ощущение, что ты считаешь меня не то глухой, не то слабоумной. Сколько раз мне тебе отказать, чтобы ты наконец понял?
- Но… бессмертие…
- Да нужно мне твое бессмертье, как рыбе – велотренажер! – почти гекзаметром провозгласила женщина.
- Но… ты должна! Должна быть со мной!
- Кому? – не поняла она.
- Мне!
- Почему?
- Э… я люблю тебя!
- А я люблю хомячков. Но я же не отбиваю их с боем у владельцев зоомагазинов!
- Стой! – Дамиан схватил за запястье Эллис, уже повернувшуюся к двери – Ты никуда не пойдешь!
Та не стала вырываться. Она лишь посмотрела на вампира в упор, подняла голову и тихо сказала:
- Помнится, в том самом письме ты клятвенно заверял меня, что не тронешь меня и пальцем, о чем бы мы ни договорились, и не будешь удерживать. Пожалуйста, отпусти меня. Пока я не потеряла последние крохи теплых чувств к тебе.
Пауза. Хэлкар помолчал несколько секунд – мучительно долгих секунд – после чего выпустил руку Странницы, и, не глядя не нее, с нарочито равнодушным видом отошел к камину.
- Прощай.
«Только тихий звук удаляющихся шагов сзади. Шагов маленьких ножек в балетках. Звук удаляется, удаляется – пока совсем не растворяется в наступившей со всех сторон всепоглощающей, тяжелой тишине».
Я закусила губу, почувствовав прокатившееся по моему сердцу эхо чужой боли. И едва не упала, покачнувшись, прямо на мягкий ковер от чувств, нахлынувших в следующее мгновение. Бешеная ярость. Ненависть. Застилающая глаза красной пеленой, лишающая внятных мыслей и способности дышать – ненависть. К кому? А не все равно ли? Пламя, медленно и страшно разгорающееся внутри. Пламя надо залить кровью. Тогда оно уймется…
Проваливаясь в уже знакомый багровый туман, я было подумала, что той страшной истиной, которую мне хотели показать, была любовь Эллис к «Дом Периньону» и хомячкам, и сейчас я очнусь в гостиной – однако картинка снова сменилась. Я поспешно прикрыла голову руками, почувствовав падающие на волосы холодные капли дождя (черт, воспоминание -воспоминанием, а ливень вполне материальный! Хоть бы зонтик с собой дали, что ли…) и огляделась. Я стояла на скользкой мощеной крыше, или, вернее всего, старой смотровой площадке. Один брошенный мельком взгляд с нее заставил меня резко вспомнить старую боязнь высоты и отойти, стуча зубами, от края и греха подальше. Однако стоявшая прямо передо мной Эллис, кажется, этого страха не разделяла.
Она была одета в какой-то нелепый клетчатый костюм с хаотично расположенными странными багрово-алыми узорами. Я подошла поближе и едва сдержала вскрик – это были не узоры, а оставленные огромными когтями прорехи…
В руках женщины был небольшой спортивный лук. На его натянутую до предела тетиву была наложена стрела с необычным - осиновым - наконечником (смертельное ранение такая вряд ли бы смогла причинить – во всяком случае, одна, она была скорее своеобразным эквивалентом отравленных стрел для нежити). Тетива звенела – яростно и радостно, стрела дрожала от нетерпения поскорее пуститься в смертоносный полет и исполнить свое кровавое предназначение.
Эллис Морган не признавала обычного оружия, и практически никогда не брала в руки традиционные пистолеты. По не понятным никому причинам Странница обожала луки. Когда-то она сменила их десятки, но в конце концов остановилась на одном, и никогда не расставалась с ним до самого последнего дня. Сейчас она тоже держала его в руках. Небольшой, удобный, с древком, за годы посветлевшим от ее ладоней. Стрелял не слишком далеко, но зато очень быстро. Это успели зазубрить все, даже те, кто стрелковым оружием не интересовался в принципе – мисс Морган могла часами о нем говорить. И неизменные стрелы в поношенном колчане… все местные упыри боялись этих неприметных деревянных стрел с сереньким оперением.
Да, одной стрелой с таким наконечником убить трудно, даже стреляя в ну очень восприимчивого к осине вурдалака. Но ведь за первой стрелой обычно следовала вторая. А за той – третья... и так далее.
Стрелял этот лук не слишком далеко. Но зато очень быстро.
(Что ж, теперь мне, во всяком случае, понятно, отчего Дамиану начали так нравиться «эльфийки». «Недавно эльф тут с луком пробегал, а следом – дачник: «Лук верни, ворюга!»»).
Однако сейчас Эллис стрелять не спешила. Колебалась, глядя на стоящего перед ней… врага? Тот смотрел на нее безо всякого страха, скорее, выжидающе. Кажется, роли поменялись…
- Ты, должно быть, удивлена, отчего я стою тут, под дождем, среди адского шума, и с риском стать мишенью для какого-нибудь возомнившего себя героем-избавителем Странника? – поинтересовался он.
- Да! Мне интересно, почему ты не отсиделся в своей любимой уютной гостиной… или в погребах, пока за тебя умирают другие. Это же твоя любимая тактика! – с вызовом ответила женщина.
- «Умирают за меня»? Очень смешно. Большая часть этих ребят даже не запомнила моего имени, просто сообразила, что если они выйдут драться у подножия вот этого замка, то их накормят досыта, и, может быть, даже дадут поспать в тепле. Этих доблестных вояк хватает разве что на кроликов. Выглядят жутко, но на деле… не надо быть Странником, чтобы справиться с одним из них.
- Ты так и не ответил на мой вопрос.
- А ты не поняла? Странно. Я хотел поговорить с тобой. Знал, что ты не сможешь удержаться, что придешь сюда… рано или поздно… хотя бы просто затем, чтобы взглянуть мне в глаза. Хотя, - вампир кивнул на лук в дрожащих от напряжения и холода руках Эллис – кажется, этим ты ограничиваться не собиралась. Я уже говорил тебе, что твоя безрассудная смелость меня порой восхищает?
- С чего ты взял, что я обязательно приду к тебе? Это было что, внушение? Ваш знаменитый гипноз?
- Нет. Я просто знал. – Хэлкар покачал головой.
- Что тебе нужно от меня? – женщина бессильно опустила оружие. Тетива тренькнула как-то обиженно. – Что, снова примешься меня уговаривать? Можешь знать, это бесполезно.
- Я понимаю. – лицо Дамиана стало жестче, в серых глазах полыхнула холодная ярость. Он сделал шаг к Эллис – та невольно отступила. В ее взгляде мелькнул страх. – Прекрасно понимаю. Я слишком долго пытался достичь чего-то таким путем, чтобы не понимать этого. Я просил тебя, нет – умолял, я говорил тебе о своей любви вновь и вновь, я пел хвалы твоей красоте и храбрости не уставал говорить, каким счастьем будет для меня твое согласие. Я вставал перед тобой на колени на мерзлую могильную землю, я обещал тебе рай на земле и весь мир в придачу… я уговаривал, упрашивал, молил, клялся, объяснял снова и снова. И все это время чувствовал себя… как бы это сказать… пригоршней гороха, которой некий любопытный сорванец шутки ради пытается пробить каменную стенку. Поэтому – можешь не беспокоиться, дорогая. Время уговоров прошло.
- Слава богу. – облегченно пробормотала лучница.
- Поэтому, - продолжал вампир – я решил, что, вероятно, на тебя гораздо лучше подействуют другие средства. Тебе ведь не нравится – он широким жестом обвел раскинувшиеся внизу окрестности – эта бойня, не так ли? Подумай – достаточно всего одного слова, чтобы остановить ее. Наше, как ты выразилась, «знаменитое внушение» действует даже на обезумевших от крови волкулаков.
- Ты ведь обещал мне! – с какой-то детской обидой в голосе крикнула Эллис – Ты обещал! Помнишь? В том письме? «Смею заверить вас, мисс Морган, что вне зависимости от исхода нашего разговора, даже если мы, к моему величайшему прискорбию, не достигнем согласия, я не причиню ни малейшего вреда ни Вам, ни Вашему возлюбленному». Это называется, - она подошла ближе к краю крыши и указала пальцем куда-то вниз – «не причиню вреда»?!
- А что, эта орава, которую у меня язык не повернется назвать отрядом, была натравлена именно на тебя? Или на твоего… возлюбленного? Вы вообще могли сюда не ехать.
- Ты прекрасно знаешь, что Даниэль бы так никогда не поступил. Он – не ты, он не станет прятаться за спинами других, пока кипит бой!
- Да, к сожалению, порог того возраста, когда общий уровень умственных способностей еще может повыситься, он уже давно перешагнул. - согласился Дамиан – Послушай, Эллис, - добавил он уже гораздо мягче – Не соверши ошибку, о которой можешь потом горько пожалеть. Подумай – ведь там, внизу, сейчас, может быть, умирают, захлебываясь и истекая кровью, твои дорогие соратники и милые подружки. Возможно, даже твой обожаемый Даниэль. А ты сейчас наделена редким могуществом все это прекратить. Представим невозможное, что ты уйдешь с этой крыши и каким-то чудом выберешься отсюда. Сможешь ты жить с мыслью о том, что на твоих руках кровь дорогих тебе людей? Сможешь, Эллис?
Теперь в ее широко раскрытых глазах блеснул уже не страх – дикая паника. «Она ведь не Дамиана боится» - поняла внезапно я – «Она саму себя боится. И того, что может сделать».
Хотя я приблизительно знала исход этого поединка, мне было отчего-то невероятно интересно знать, чем он закончится. Точнее, оба поединка. Тот, что происходил под проливным дождем на крыше и стал впоследствии чуть не легендой – и тот, о котором никогда не знали. Тот, что молчаливо отражался в испуганных серебристых глазах молодой женщины…
Нет, я не могла «слышать» ее мысли. Но мне не надо было быть телепатом, чтобы прочесть ту внутреннюю борьбу, что была буквально написана у Странницы на лице.
Вот она представила себе ту бешеную свару, что кипела внизу. Мелькание когтей, зубов, клыков, летящие во все стороны красные брызги… калейдоскоп страшных видений – вот Сильви, любимая подруга Сильви – лежит мертвой, в кровавой грязи, черные локоны побурели и слиплись от крови, остекленевшие глаза бессильно смотрят вверх, верный кинжал выпал из вывернутой руки. Вот какой-нибудь старый друг валяется с разорванным горлом, и по его трупу ступают торжествующие враги. А Даниэль… нет, это слишком ужасно, об этом нельзя думать. Даже «чисто гипотетически».
- Я… - решительно начала было Эллис и – осеклась.
Представила другое.
Молчаливая церемония «обручения». Собственное отмеченное печатью горя, утраты и безнадежной пустоты лицо, в последний раз отразившееся в зеркале. Ядовитые, хмурые взгляды новых «товарок». Неизменное белое платье – цвет смерти…
Статус любимой «невесты», за которым лишь скроется – впрочем, зная Дамиана, ненадолго – положение бесправной наложницы. Тихая, как вяло несущая свои застоявшиеся воды мутная река, жизнь под холодными сводами древнего замка. Эллис Морган… живая легенда… кто вспомнит о тебе через много лет, рыжеволосая Странница? Кто будет рассказывать или хотя бы сочинять байки о твоих деяниях, отважная лучница? Неумолимое время постепенно сотрет, смоет, как волна – надпись на песке, твое имя. Доблестная воительница Эллиссон Морган тихо скончается за каменными стенами, останется только «просто Эллис» - невеста Дамиана Хэлкара. Кто она, откуда? Как встретилась с ним? – будут допытываться юные вампирши у новых подружек. А черт ее знает – будет им незамысловатый ответ.
- Я не согласна. – прошипела женщина, шарахнувшись от протянутой ей руки Дамиана так, как будто это была ядовитая змея. – Ты можешь говорить все, что угодно. Это не первая наша стычка. Не верю, что кто-то из наших так легко даст себя убить. Не верю.
- Ты похожа на рассерженную кошку – не сказал бы, что это тебе шло. Эллис, оставь, в конце концов, ты ведешь себя просто глупо! Отбрось свои глупые предрассудки. Иди ко мне…
- Нет! – неожиданно взвизгнула Странница, отскакивая от вампира – Ты не прикоснешься ко мне, слышишь? Никогда не прикоснешься ко мне!
- Прекрасно. Тебе только осталось воскликнуть, подобно героиням французских романов, нечто вроде: «Я скорее брошусь с этой крыши, чем буду принадлежать тебе!».
- И воскликну! То есть, это, и брошусь!
- Дорогая, не глупи. – повторил Хэлкар с ноткой угрозы в голосе – Повторяю в последний раз…
- Нет! И если…
Что – если? «Если ты меня сейчас же не отпустишь»? «Если ты меня действительно любишь»? «Если бы у меня была с собой удавка»? Никто не узнает. Никто не узнает, что она хотела сказать, пока ее голос не перешел в крик.
Чья это была вина? Кто – не смог, не захотел, не сделал (никто не знает, чего именно, но все сходятся во мнении, что чего-то очень важного)?
Может быть, много лет спустя в уютном полумраке маленькой гостиной будут, вслушиваясь в меланхоличное потрескивание пламени в камине, спорить до хрипоты с одинаковым рвением и те, для кого эта история – камень на сердце и холодные мурашки по спине, и те, для кого это просто захватывающая легенда. Спорить о, пожалуй, вечной теме – кого же все-таки винить в том, что случилось именно так, а не иначе? Она ли была слишком неуклюжа, он ли – недостаточно расторопен?
Виновна ли она в том, что поскользнулась своей маленькой, почти детской ножкой, стоя на самом краю, что инстинктивно оттолкнула со смесью страха и отвращения на лице протянутые к ней холодные пальцы?
Он виноват, что и не попытался схватить ее за запястье и все-таки вытянуть наверх?
Не знаю. Не хочу об этом думать.
А хочу верить, что почти заглушенный бессильным отчаянием отголосок легкого, невольного торжества («А он ее все-таки не получит!») мне все-таки почудился.
- Эл… - прервавшийся болезненным, диким хрипом крик.
Крик человека, у которого живьем вырвали сердце.
И последнее что я увидела, прежде чем унестись прочь от холодной крыши, прошедшего много лет назад дождя и чужой боли, была сиротливо лежащая на краю крыши короткая оперенная стрела с осиновым наконечником…
Я пришла в себя, обнаружив, что лежу, сжавшись, на диване, лицом вниз, зажмурившись и дергаясь в конвульсиях, как ребенок, который не может очнуться от страшного сна. Прохладные руки успокаивающе гладили меня по плечам, кажется, пытаясь согреть. Но они не могли согреть меня. Только обжигали своим холодом.
- Как… как это получилось? – прошептала я, едва открыв глаза.
- Разве ты не увидела?
- Нет, я не про то. Как я смогла это все увидеть? – почему-то первым вопросом, пришедшим мне в голову и теперь настойчиво требующим ответа, был именно этот. – Это было вроде гипноза, что ли?
- Можно так сказать. – уклончиво ответил Дамиан.
- А если ты можешь заставить меня увидеть все, что угодно, значит, получается, можешь заставить и… сделать все, что угодно? – я опасливо покосилась на него.
- Не волнуйся, под венец в трансе я тебя не поведу. Что бы обо мне ни говорили, но силой я девушек ни к чему не принуждаю.
- Да ну? А Эллис? – вопросительно подняла я брови.
Уголок губ Дамиана болезненно дернулся.
- А Эллис во время самой церемонии находилась бы в здравом уме…
«Хоть и не совсем здравом теле» - мысленно закончила я.
- … и твердой памяти. – внезапно горькая усмешка появилась на его лице – Неужели это все, что из того, что ты увидела, что взволновало тебя?
-Э… н-нет…
- Теперь ты поняла? Поняла, что тогда случилось? – Хэлкар опустился в кресло напротив меня и, бессильно сжав руки, простонал – Сколько раз я думал… если бы я мог… вернуться туда… я ведь любил ее! Я любил! – повторил он, словно изумляясь собственному открытию.
Я молчала. На ум не приходило ничего, кроме старой шутки «люблю я тещ, но странною любовью».
- Я… я бы отпустил ее! Пусть идет с этим своим… пусть даже никогда не вспоминает обо мне… - голос вампира дрогнул – Пусть мы бы даже с ней никогда больше не увиделись… никогда… но – она была бы жива! Я отпустил бы ее! – крикнул он голосом человека, у которого никак не получается поверить в собственные слова.
Не отпустил бы ты ее. До последнего бы держал, но не отпустил бы. Мучил бы и себя, и ее, и всех, кто имел несчастье попасть под руку. Считал бы до конца, что она обязана, обязана быть с тобой – неизвестно, правда, почему – а если до сих пор не может это осознать, значит, ей надо помочь. А не принимает протянутую руку помощи – заставить.
Впрочем, «бы» здесь лишнее…
- Если бы я мог… - прошептал еле слышно Дамиан, опустив голову на руки и вцепившись в собственные кудри так, что я испугалась за их сохранность – Если бы я мог… тогда не было бы всех этих лет, бессонных дней, ее голоса, звучащего в ушах, будто бы тихого шепота – «это ты убил ее, ты, ты»… и – не заглушить, не убежать, не успокоить…
«Это шизофрения, Маугли…» - сочувственно подумала я, но вслух ничего не сказала. Не садистка же, в конце концов…
Если бы имя Дамиана не всплывало неоднократно в наших с Сильви разговорах, я бы ни за что не поверила, что прямо-таки классовый враг всея Ордена, душитель свободы и враг мировой революции (так, нет, это уже из другой оперы…) и мой собеседник – одно лицо. Передо мной сидел несчастный, сломленный человек, окончательно, кажется, потерявшийся в коридорах собственных ужасных воспоминаний, судорожно шепчущий, захлебываясь в собственных словах, что-то уже совсем непонятное – да, кажется, и не нуждающееся в том, чтобы быть понятым. Я неожиданно ощутила щемящую жалость, сдавившую горло, как внезапные слезы. Не зная, что еще сделать, я привстала с дивана и неловко, успокаивающе, как ребенка, погладила его по плечу, понимая, как глупо, должно быть, выгляжу. На какой-то миг холод его тела перестал казаться мне неприятным, и я почувствовала, что касаться его мне даже… нравится? И, когда Дамиан перевел взгляд и посмотрел на меня своими серыми глазами со смесью неверия и нежности, на секунду – всего на одну секунду, в которой уместилась, казалась, вечность – у меня в голове мелькнула мысль, что, может быть… кто знает… а вдруг… я смогу…?
Но меня мучил еще один вопрос. Всего один вопрос – и, несмотря на то, что мой рассудок вяло подсказал мне, что задавать его не стоит, и что любопытство и желание знать все не приводило ни к чему хорошему миллионы женщин со времен Пандоры, я все-таки это сказала.
Приблизилась к кудрявому вампиру еще больше, и тихонько прошептала:
- А… если ты так любил ее, зачем ты устроил то… ту бойню? Ведь она же страдала… ей было больно.
- Она вынудила меня. – глаза Дамиана на миг вспыхнули пламенем былой ненависти – Она так упрямилась, не желала ничего понимать… пришлось ее вынудить. И этот Орден… это ведь из-за него ты… то есть Эллис… э, ты в бытность Эллис? Как это назвать? Хорошо, просто Эллис… это из-за него она вбила себе в голову все эти глупые принципы…
Жалость мигом испарилась, как велосипед, забытый у сельского ларька, уступив место злобе. Я отдернула руку, будто обжегшись.
Да, конечно, сама вынудила! А он не виноват, он от большой любви устроил для близких вроде бы возлюбленной и для нее самой кровавую мясорубку, которой боем назвать язык не поворачивается. Как же – он ведь несчастный, его обидели. У него месть благородная. Тот факт, что в побоище погибла не только Эллис, но и многие из тех, кто об этой шекспировской драме и знать не знали, скромно опустим. Или это тоже месть?
Как же это просто - объявить себя безвинно оскорбленным, обделенным, обманутым, беспричинно отверженным. Решить, что ты – страдающий герой с сияющим нимбом на скорбном челе, а весь мир тебе вечно должен. И – выписать себе индульгенцию…
На все.
Ненавижу индульгенции. И тех, кто их выписывает.
Знаете, я не раз видела в газетах жалостливые статьи о бедных девочках, которых травили в школе, и они поэтому расстреляли одноклассников (заодно с учительницей – чего мелочиться-то?) из автомата. О девочках, которых травили в школе, но которые смогли перебороть свои страхи, найти в себе силы, подняться и стать счастливыми, почему-то никто не пишет.
Любят же у нас (и не только у нас, как я теперь вижу) всевозможных и разнообразных Раскольниковых и Сонечек Мармеладовых, которые не хотели – их жизнь заставила. Обстоятельства. Люди-гады. Господствующий строй. Внутренние противоречия. Тонкая душевная организация. Несвоевременно выпитая бутылка с мутноватым содержимым, в конце концов…
Наверное, я какая-то неправильная. Наверное, я черствая и жестокосердная. Наверное, мне никогда не понять чужих душевных метаний. Но у меня отчего-то не вызывает никакого сочувствия обиженная девочка с автоматом.
Впрочем, с клыками – тоже…
Я не сразу услышала, как какой-то чужой, далекий и холодный голос произнес, глухо и зло:
- Я не останусь с тобой.
Дамиан чуть приподнял брови.
- Интересное заявление. Почему, можно спросить?
- Я… я с другим помолвлена! – вырвалось у меня. Мысль о том, что я, мягко говоря, чуть опережаю события, пришла позже.
- Интересно. – повторил Хэлкар все так же спокойно, однако в его глазах мелькнули красные искры. Я на всякий случай попятилась на пару шагов. – Позволь задать один вопрос… кто же этот…гм… счастливец?
Я отошла на порядочное расстояние и решила, что уже можно начинать наглеть.
- Самый доблестный, лучший и прекрасный… во всех смыслах… охотник на нечисть отсюда и до… - я запнулась – а вдруг у этого мира совсем другая география? – и до Магадана! – нашлась я наконец.
- Его характеристика меня не интересует. – холодно проговорил Дамиан, подходя ближе и заставляя меня отступать к стене – Мне нужно его имя.
- Я его очень люблю и никакое бессмертие, которое у меня и без того будет, не заставит…
- Имя, Эллен, имя! – теперь в голосе моего пленителя можно было хранить шампанское.
- И он гораздо лучше…
- Имя! – почти прорычал приблизившийся уже практически вплотную Хэлкар.
- Даниэль Вейн! – выкрикнула я ему в лицо.
Я ожидала страшного гнева, вопля ярости, бешенства. Однако едва стихло меж каменных стен эхо моего отчаянного крика, как в комнате повисла напряженная, звенящая тишина – такая, что я могла услышать, как тоскливо жужжит в районе люстры его коллега - комар. И почему-то казалось, что в этот момент все – все – висит на волоске, причем подвешенном на бомбе. И она может взорваться, если даже этот комар, не говоря уже обо мне, хотя бы сдвинется с места, шевельнет хоботком или пискнет что-то не то.
И, когда я уже слышала только невероятно громкий и частый стук своего сердца, почему-то отдающийся у меня в ушах, случилось то, чего я уж точно не ожидала - Хэлкар рассмеялся. Тихо, безо всякого традиционного в боевиках и ужастиках маниакального хохота, без истерики. Но было в этом смехе что-то страшное, что-то такое, от чего мне вдруг захотелось вжаться в стену и желательно с ней же и слиться.
- Значит, Даниэль Вейн? – переспросил он, улыбаясь – Что же… если моя маленькая эльфийка не вздумала надо мной подшутить, то у судьбы еще более удивительное чувство юмора, чем я предполагал. Что ж, однажды я уже проиграл в этом поединке. Он получил любовь прекрасной женщины, а я остался, как говорится, с носом. Такое случается, ничего удивительного… - голос Дамиана подрагивал от злости – Однако проделывать такой фортель два раза было бы чересчур несправедливо со стороны судьбы, не так ли? – он скорее схватил, чем обнял меня за талию – Тебе не кажется? Пожалуй, стоит исправить эту несправедливость. И я этим займусь.
- Отпусти меня! – взвизгнула я, вырываясь и с отчаянием чувствуя спиной равнодушный камень стены.
- Значит, ты все же не согласна? Решила повторить прошлые ошибки и пройти по старым граблям с высоко поднятой головой? Похвально, но глупо.
- То есть желать быть с человеком, которого любишь – это глупо? – с вызовом спросила я, с дерзким, как мне показалось, прищуром уставившись ему в лицо.
- «Которого любишь»… - Дамиан Хэлкар горько усмехнулся – И что вы все только в нем находите? Отказываетесь от того, за что многие бы положили голову, совершаете глупые, если не сказать бредовые поступки, лезете на рожон, спорите с очевидным, бьетесь, как рыбы об лед… и все это – ради одного-единственного человека? Ему ведь, например, и в голову не приходит, что молодой девушке может не слишком нравиться жить в шалашах, скитаться по заброшенным трактам и отстреливать вервольфов по лесам.
- А тебе и в голову не приходит, что молодой девушке может не слишком нравиться сидеть взаперти с нечеловеком, который решил, как настоящий джигит, последовать древнему кавказскому обычаю и «покрасть нэвесту».
- А ты за словом в карман не лезешь. – он одобрительно улыбнулся – Это мне нравится. Значит, ты говоришь, что остаться со мной по своей воле не сможешь никогда? И ты в этом полностью уверена? – Дамиан испытующе посмотрел мне в глаза. Я вскинула голову, встретив его взгляд – изучающий, любопытный взгляд невозмутимых серых глаз. От этого взгляда становилось не по себе, совсем не по себе. Я чувствовала себя лягушкой, разложенной на лабораторном столе. Или жертвой, уже подвешенной на дыбе и ожидающей, когда ее начнут растягивать…
Как будто что-то очень тяжелое придавливает сверху. Мучительно хочется склониться, поддаться, опустить глаза, отвести взор – лишь бы только прекратилось это… Но – нельзя. Нельзя. Иначе – будет так, как он хочет. Иначе – я сломаюсь, покорюсь, стану такой же, как… как грустная светлоглазая Лиззи. Как хмурая Селен. Такой, какой стала бы и Эллис, если бы согласилась на его предложение. Такой, как я становиться не хочу.
Глаза в глаза. Дрожь от напряжения. Сознание, раздираемое на части.
Так надо. Иначе не выстою. Иначе не смогу. Иначе – потеряю все. Это в тысячи раз сложнее, чем выстрелить в серого оборотня…
Закушенные до тупой боли губы. Неродившийся крик.
Глаза в глаза.
Он первым отвел взгляд.
- Знаешь, твоя строптивость даже кажется привлекательной. Правда, думаю, это не слишком надолго. Но не беда, у тебя будет впереди немало лет. Ты научишься… подчиняться со временем. – не проговорил – промурлыкал Дамиан, обжигая холодным дыханием кожу возле моего уха.
- В том и разница между тобой и Даниэлем. – устало посмотрела я на него.
- В чем?
- В том, что мне не нужно с ним учиться подчиняться. И Эллис не нужно было. Даниэль, может быть, и не подумает о том, что мне не нравится ездить по трактам. Но он никогда не причинит мне боль потому, что «так надо». Или потому, что я посмела не соответствовать его идеалу. Потому что я – далеко не идеал, Дамиан. Совсем не идеал. Ты знаешь, а я ведь неловкая, неуклюжая, безрассудная, легкомысленная. Здравого смысла во мне ни на грош, а женственности с грацией – и того меньше. Стать великой воительницей мне не светит в ближайшие лет десять, а роковой красавицей – еще дольше. А он все-таки любит меня. Не из-за того, что я красиво смотрюсь в лунном свете. И не из-за реинкарнаций и предназначений, даже если все это и впрямь существует. А просто потому, что я есть. Вот такая. Понимаешь?
Еще не закончив говорить, я уже поняла – нет. А еще я поняла другое. Я могу объяснять ему все это час, два, три, могу приводить примеры и доказывать теории, могу сплясать на ушах – он не поймет. Потому что, кажется, мы действительно существуем в разных мирах. И в его мире невозможно любить кого-то, не сломав, не переделав под себя, не подчинив и не превратив в безвольную тряпку или покорную одалиску. И этим мирам никогда не пересечься.
И слава богу.
- Нет, по правде говоря, не понимаю. И не слишком хочу понимать. Он может любить тебя за что ему угодно. Меня это, если честно, не волнует. Пусть любит… но желательно на расстоянии. Желательно на большом. Желательно, чтобы вас при том разделяла пара колец охраны и несколько достаточно крепких стен. Желательно каменных.
- А если для меня это совсем не желательно?
- Я же говорил, у тебя будет время привыкнуть. – пожал плечами Хэлкар.
- А если я не захочу привыкать?!
- А куда ты денешься? – резонно спросил он.
- Интересно, свою Лиз ты таким же способом очаровывал? – съехидничала я. Почему у меня в памяти всплыла светловолосая невеста Дамиана, я и сама не смогла понять.
- О, Лиззи… - мечтательно прикрыл он глаза – Белокурый ангел суровых северных берегов, прекрасная нимфа, словно сошедшая со страниц скандинавских легенд, прелестная дева с глазами цвета холодного яростного моря… когда-то она казалась мне неведомым сказочным созданием, да что там – ожившей сказкой. Признаться, я был ею очарован… какое-то время.
- А потом? Сказка была прочитана и заброшена?
- Скажем так – я понял, что обложка этой сказки была куда завлекательнее содержания. – сухо ответил носферату.
«Не показалось ли тебе бы то же самое через пару лет, если бы Эллис осталась с тобой?» - подумала я, но вслух спросила совсем другое:
- А почему она с «суровых северных берегов»? В Англии, конечно, не тропики, но не так и сурово…
- Она норвежка. Когда-то ее звали Лайзе Ибсен… до того, как мечтательная юная девочка из рыбацкой деревушки поехала в далекий и манящий европейский город осуществлять свою давнюю мечту – играть на подмостках столичных театров. Сказки про бедных пастушек и крестьянок, которые становились принцессами или, на худой конец, княжнами, в детстве читали все, но почему-то не все понимают, что в жизни подобные трансформации происходят крайне редко. О тех, кому удалось вырваться из низов в блистательный свет, пишут сентиментальные статьи примерно раз в столетие. А мечтательных юных девочек куда больше. Все мы знаем, как оканчиваются, оканчивались и будут оканчиваться такие истории. Впрочем, Лиззи еще относительно повезло – она хоть не закончила дешевой съемной комнатой в Ист-Энде, приятелями из местного кабака и скупо освещенной ночной аллеей, в отличие от многих ее товарок. Однако девочка с головой окунулась в обладающий крайне малой привлекательностью мир театральных интриг, весьма сомнительно талантливых «этуалей» с позвякивающими мошной покровителями, срежисированных бенефисов, подтасованных результатов, бритвенных лезвий в сценических туфельках и презрения к провинциальным дебютанткам.
- И ты потом помог ей?
- Хм… а ты любопытна. Да, можно сказать, на сцене появилась еще одна «этуаль» с таинственным покровителем – правда, ее талант не вызывал ни у кого сомнений. В театре, кажется, не было еще лучшей Офелии, а ее Джульетта заставляла зал рыдать. Я дал ей некоторое время поиграть в примадонну, а потом спросил, кем она все-таки хочет быть – богемной пассией или законной невестой. Думаю, в ее ответе сомневаться не приходится… Лиз ушла с подмостков эффектно, в зените славы, собрав множество корзин с цветами и заверений в вечной любви от безутешных поклонников. Не думаю, что она сохранилась бы в их памяти так же, если бы пережила свою красоту, цветение и талант и продолжила бы играть все ту же Джульетту под тремя слоями грима, в возрасте, подходящем скорее ее кормилице.
- Она была счастлива… здесь?
- Да, я думаю… я тоже был, поначалу. Я же говорю, что был ею очарован. Но потом трогательная наивность обернулась абсолютной неспособностью видеть вещи такими, какие они есть, горячность и упрямство юности – глупостью, трепетность – истеричностью, а мечтательность – полным равнодушием к реальному миру. Впрочем, у тебя еще будет время узнать получше эту милейшую во всех отношениях особу. – в голосе Хэлкара явственно прозвучал сарказм – Вы наверняка познакомитесь еще до церемонии.
- До какой церемонии? – встрепенулась я.
- Церемонии обручения, разумеется. – пожал он плечами – Она будет сегодня вечером – точнее, скорее ночью. Для нее уже все готово… кроме тебя. Может быть, тебе стоит перед ней отдохнуть? Комнату для тебя уже давно подготовили.
- Да, стоит. – моя голова уже лихорадочно работала в направлении открытых окон, веревок из простыней, черных входов-выходов и прочих подручных средств для успешного побега. А спланировать его, не говоря уже об осуществлении, я смогу только в одиночку.
- Быть может… - Дамиан нежно, но крепко сжал мой локоток – Быть может, я… составлю тебе компанию? – прошептал он мне на ушко, судя по всему, надеясь, что тет-а-тет с будущей невестой в ее комнате пройдет продуктивнее, чем разбирательство старых обид у давно потухшего камина.
- Нет, я хочу побыть одна. Ты знаешь, я смертельно устала… - жалостливо захлопала я глазками.
- Ты уверена?
- Я валюсь с ног.
- Правда? – Хэлкар удивленно на меня посмотрел – Что ж, это, конечно, неудивительно… быть может, тебя тогда проводить?
- Нет, я сама! – упрямо заявила я.
- Ты меня изумляешь, если не сказать – пугаешь. Решила насладиться последним днем полной самостоятельности? Но, если ты хочешь… Ближе к концу коридора будет поворот направо, пройди немного прямо, поворот налево и через некоторое время увидишь старый гобелен с охотой на оленей. Дверь будет рядом. Надеюсь, что ты не заблудишься.
- Я тоже надеюсь. – с притворной усталостью вздохнула я и как можно быстрее выскользнула за дверь.
Интересно, если он, отпуская меня одну, даже не боится, что я попробую сбежать, значит, это все-таки на чем-то основывается. Может, считает, что тут нелегко будет найти хоть какой-то выход, даже если мне будет предоставлена полная свобода действий? Если он прав, то трудно мне придется...
Правда, в этом есть все-таки и одно преимущество – если Дамиан считает, что я все равно не убегу, значит, и охранять меня сильно не будет. Как говорилось в одном любимом мною старом фильме – «Надо этим воспользоваться».
… Если бы Дамиан Хэлкар увидел то, что произошло пару минут спустя, он бы поразился тому, как его усталая, изможденная, еле-еле переставляющая ноги будущая невеста внезапно обрела невероятную прыть, бодрость и с энергичностью розового зайчика из рекламы батареек понеслась вперед (а выражение ее лица в тот момент подтверждало бы, в таком случае, старый афоризм «страшнее зайца зверя нет»). Причиной же столь удивительной перемены было то, что в конце коридора мелькнула подозрительно знакомая фигура в запыленных черных брюках и белой рубашке. Правда, встретившись со мной взглядом, «фигура» весьма ощутимо ускорила шаг, но ей было не скрыться от справедливого возмездия в моем лице…
- Ты, предатель! – прошипела я, едва не врезавшись в человека и грозно взглянув на него снизу вверх.
- Это вместо «добрый день»? – уточнил Джонатан.
- Отвечай, где Кейти! – прошипела я, схватив его за отвернутый воротник рубашки. Учитывая, что я была ниже рыжего дельца как минимум на голову, выглядело это комично.
- Вряд ли ее сон продлился дольше твоего – наверное, уже на пути к дому.
- Как – на пути к дому?! – растерялась я.
- А что? Запирать Странницу с пробудившимся Даром - ты, к счастью, к таковым не относишься – занятие бессмысленное. Но можешь не надеяться напрасно – насколько я знаю своих дорогих бывших сослуживцев, они поймут, что случилось и куда бежать, где-то к вечеру. Потом обсудят все планы, в процессе чего всласть наорут друг на друга, затем устроят «культурную беседу на повышенных тонах» из-за того, кому ехать, а кому оставаться… и даже если случиться чудо и они отправятся в путь сразу же, без промедлений, едва Кейт прибудет домой, им все равно элементарно не успеть. Даже на свежих, быстрых лошадях, даже если загонят их к концу пути, они прибудут сюда не раньше глубокой ночи, а то и вообще завтрашнего утра. А к тому времени уже все потеряет смысл. Ты будешь тогда обращенной невестой Дамиана Хэлкара. Финита ля комедия, завод догорел, пожарные свободны…
- Ты! – я от злости дернула Джонатана за воротник – Предатель… ты же… ты же тоже был в Ордене! Тоже с ними вместе сражался! Ты… спекулянт артефактный!
- Верно, Эллен, все верно. – «спекулянт артефактный» улыбнулся – Ключевые слова – «был» и «сражался». В прошедшем времени. Я предатель? А кого я предал? Я им клятвы верности не давал, присягу не приносил. Тебя я не на съедение сюда привез, а Кейти оставил живой и невредимой. Хотя заставить ее умолкнуть навсегда было бы куда надежнее, как ты, я думаю, понимаешь.
- Ты меня чуть не убил. Тогда, в лесу.
- Не убил бы. Мне, знаешь ли, еще дорога своя жизнь.
- А Даниэля?
- А его жизнь мне не так дорога… ну что, что ты так на меня смотришь? Не сжимай так зубы, Эллен, тебе это не идет… ты бы знала, как меня раздражал, до зубового скрежета, этот «рыцарь печального образа», когда я еще был с Орденом! Я обязан был плясать под чужую дудку, обязан был на него и прочих равняться, обязан был лезть в самое пекло потому, что это кому-то там надо… а я, знаешь ли, ненавижу плясать под чужую дудку. И ненавижу, когда мне постоянно напоминают, что я хуже и ниже просто потому, что у меня еще мозги не совсем атрофировались за ненадобностью! Нет, вслух они ничего не говорили, но я видел их взгляды… А я предпочитаю свободу, Эллен. Ото всех.
- Быть рабом собственного проклятья– это свобода?
- Ты про оборотничество? Это не проклятье. Это счастье. И это как раз – да, свобода. Свобода нестись вперед по залитой лунным светом пустоши, вдыхать пьянящий ночной воздух, чувствовать удивительную, кажущуюся безграничной власть и… чужой страх. - Джонатан мечтательно прикрыл глаза и тут же внезапно умолк – Тебе не понять. Ты никогда этого не ощущала.
- И, надеюсь, не буду. – пробормотала я.
- Скажи, Эллен, неужели тебе действительно все это нравится? Орден… не слишком ли громкое название для сборища, в котором от силы человек двадцать? Что они, скажи мне, могут сделать? Нечисть истреблять – а сколько, прежде чем в бою с ней погибнет еще один глупый и восторженный «боец»? Подумай, они ведь все, по сути дела, рыцари с деревянными мечами, мальчишки (и девчонки), которые играют в героев и сражаются с ветряными мельницами. Тебе самой-то не смешно на них смотреть?
Я молчала. В моей памяти всплыли оскаленные пасти оборотней и мучительная боль в плече. Тихий, еле слышный шепот – «я просто устала…» - и блеск слезы на мертвенно-бледной щеке. Маленькая белая могилка на старом кладбище и шелест склоненных ив над погостом. Девушка с теплыми карими глазами улыбается с затертой фотографии в черной рамочке…
- Нет, не смешно. – резко сказала я, отстраняясь от «спекулянта» - И не желаю видеть того, кому это смешно.
- Выходит, я ошибся. – он пожал плечами – Я считал тебя умнее.
- Значит, просчитался. – прошипела я – На том и расстанемся. Надеюсь, навсегда. Точнее, подожди… есть еще кое-что.
- Что?
- Мой амулет. Где мой амулет?!
- Какой амулет?
- Не притворяйся. Я знаю, что ты его снял.
- А почему я, собственно, должен его тебе отдавать? – набычился Джонатан – Тебе этот оберег все равно больше не понадобится.
- Понадобится.
- Да он здесь раскалится добела!
- Мне все равно.
- Ты носить его не сможешь!
- Сказала же, все равно.
- Сумасшедшая… - пробормотал рыжеволосый ренегат, торопливо, однако, выуживая из кармана амулет, стараясь держаться только за шнурок. Судя по всему, ссориться с будущей невестой «работодателя» ему было не с руки.
Я подхватила талисман, вздрогнула, почувствовав жар, расходящийся даже по шнурку угасающими волнами, и быстрым шагом отправилась по направлению к своей комнате. Почему-то хотелось поскорее оказаться подальше от бывшего орденца. И желательно – еще после этого принять душ или хотя бы умыться…
Первым, что мне бросилось в глаза, едва я открыла дверь, была кровать. И, честное слово, она того стоила. Она занимала где-то треть комнаты, представляла собой в целом около четырех койко-мест и была застелена множеством слоев спадающего едва ли не до пола прохладного пурпурного шелка. На такой постели было жалко спать. Да что там – к ней боязно было прикасаться. Со всей возможной осторожностью, чтобы не помять наброшенных друг на друга в живописном беспорядке покрывал, я присела на самый краешек и тут же замерла, ожидая, что вот-вот раздастся грозный окрик экскурсоводши: «Музейные экспонаты руками не тр-рогать! Памятник искусства, бывшая собственность цар-рской семьи! Куда вы лезете?!». Однако окрика все не было слышно, и я успокоилась.
Прикрыв глаза и наслаждаясь недолгим покоем, я не сразу заметила, как нежный шелк подо мной как-то мягко подался вперед… или я мягко подалась вперед по нежному шелку? Впрочем, неважно, результат был один – взвизгнув, я шлепнулась на пол самым неделикатным образом. Пол был застелен ковром, но контраст, так сказать, ощущений все равно был налицо…
После этого я решила, видимо, заразившись от Дамиана - судьба подает мне знак, что релаксировать я буду в своей комнате в Плакучих Ивах, пусть там и не такая роскошная кровать, а сейчас лучше сосредоточить свое внимание на том, как поскорее там оказаться. Первой мне, конечно же, пришла в голову мысль об уже раз опробованном способе побега. Я буквально подбежала к окну, с надеждой взглянула вниз, уже строя кровожадные планы относительно изумительных простыней широкой постели, и – разочарованно поникла головой. Да, это не «Хромая лошадь»… если отсюда спрыгнешь, переломом ноги не отделаешься. Не лучше было и другое наблюдение – «скромную обитель» Хэлкара окружали преимущественно леса и пустоши, а никакого человеческого жилья или хотя бы его признаков не наблюдалось до самого далекого горизонта. Что, впрочем, понятно – здешние люди все-таки не идиоты…
Получается, даже если я и отыщу выход или как-то еще выберусь из замка, идти мне, по сути дела, некуда, спрятаться негде, еды на дорогу взять неоткуда (разве что подножным кормом питаться. В начале зимы, ага), а пешую путницу обнаружат и догонят очень быстро. Дамиану только сообщи – он за мной отряд легкой кавалерии вышлет и пару авианосцев-нетопырей. Для прикрытия.
И я поступила, как заточенная в башню прекрасная княжна – то есть села у окошка и печально завздыхала (идея сплетения веревки из собственных черных лохм была мною отброшена, как неконструктивная). Амулет я положила рядом – надевать его действительно не представлялось возможным – и, распахнув окно, с наслаждением вдохнула прохладный свежий воздух. Говорят, он способствует умственной работе. Что ж, будем проверять теорию…
Облака угрожающе нависли над землей очень низко, почти касаясь верхушек хмурых елей. В воздухе витало что-то терпкое, звенящее, неопределенное – будто напряженное ожидание чего-то. «Будет дождь» - отметила я, вглядываясь в даль – «А то и гроза». Мои пальцы неизвестно отчего нервно, возбужденно барабанили по подоконнику. В голове роились тысячи мыслей, но собрать их в кучу, понять самой и отсеять наименее выполнимые (то есть процентов девяносто пять) мне никак не удавалось. Все вокруг дышало каким-то непонятным нетерпением, будто подгоняло меня – ну давай, делай уже что-то! А что?
Ответ на этот вопрос мне подсказал раздавшийся еле слышный скрип двери – хватай подушки и обороняйся. Потому что среди обитателей этого прелестного места крайне мало тех, кто станет навещать тебя, чтобы заверить в пылкой любви.
- Кто идет?! – как можно более воинственно воскликнула я, оборачиваясь.
- Простите… это я… вы позволите войти? – на пороге стояла, опустив взор, худенькая молодая девушка с золотыми локонами до лопаток, красивыми глазами цвета весеннего неба и немного вытянутым, но все равно довольно миловидным лицом, по цвету почти сливающимся с ее белым платьем до пят. Чуть впавшие скулы, усталый вид, синяки под глазами – следы бессонных… дней. Будто она много часов провела, ворочаясь с боку на бок.
Или рыдая в подушку.
- Простите, если побеспокоила вас. – еле слышно прошелестела голубоглазая гостья – Я Лиззи… можно мне…
- Да, конечно, можно. – растерянно ответила я, глядя на норвежку.
Держать девушку на пороге я, конечно, не стала, и с недоумением проследила за тем, как она, явно нервничая, скромно притулилась рядом со мной. Лиз все так же застенчиво смотрела в пол, что, впрочем, не мешало ей изредка бросать на меня взгляды, полные жадного любопытства.
- Хм… нам, наверное, надо познакомиться? – теребя собственные пальцы, неловко спросила Лиззи. Я, пожав плечами, кивнула. Разговор не клеился…
- Ты… тебя, кажется, зовут Эйлин, да? – после недолгого молчания спросила девушка, все так же не желая поднимать взгляд. У меня что, такой грозный вид?
- Эллен.
- Да, Эллен… - бывшая актриса закусила губу, кажется, не зная, что еще сказать – Ты… не бойся меня. – неожиданно попросила она. Я посмотрела на Лиз с изумлением. По-моему, бояться ее могли разве что мухи – да и то только те, что упрямо лезли сами под ладошку скандинавки.
- Ладно, не буду. – недоуменно пообещала я.
- Ты не думай, что я буду тебя ненавидеть. – добавила она – Он… он ведь так ждал тебя… не проходило и дня, чтобы он не говорил о тебе! А я… я ведь люблю его. – с нежностью проговорила норвежка – Я не хочу, чтобы он страдал. И, когда вы будете вместе, я не стану… не стану…
«…показывать, что я не половая тряпка, о которую все могут вытирать ноги» - мысленно докончила я. Однако спросила другое:
- Скажи, а Селен… сюда приехала до тебя или после?
- После. – покраснела девушка и быстро добавила – Я не сержусь на него, нет… когда он злился, то нередко называл меня рохлей и вяленой… или вялой? Да, все-таки вялой макрелью, которую интересуют только глупые стихи и фьорды, на которые мы все равно не сможем съездить. А Селен совсем не такая.
Слов у меня не было. Одни жесты, и те матом…
- А почему вы вдруг не можете съездить на эти… фьорды?
- Дамиан не любит долгих путешествий. И потом, он говорит, там все равно скучно… но ты не подумай, - поспешила добавить она – Он меня правда любит!
- Но тщательно это скрывает… - пробормотала я.
- Любит! – заупрямилась Лиззи – Просто по-своему.
- Где уж нам, простым смертным, это понять… слушай, Лиз… Лайзе… я слышала, ты раньше актрисой была?
- Да. – скромно потупилась норвежка – Это правда.
- А тебе это нравилось?
- Разумеется! – оживилась она – Ты, должно быть, не сможешь меня понять, но… я была просто без ума от театра, всякий раз, когда я выходила на сцену – пусть даже ради самой маленькой роли – это было ни с чем не сравнимое упоение! Я обожала, пожалуй, все, что было с ним связано – старый реквизит, новые афиши, весь этот невозможный грим, дальние закоулки, давно, кажется, заброшенные – когда я обследовала их, то чувствовала себя посвященной в некую удивительную тайну! – девушка стыдливо хихикнула – А однажды мы с девочками поспорили, сможет ли кто-нибудь из нас забраться на одну из верхотур, куда, пожалуй, только рабочие и ходили. Я сумела заставить себя долезть лишь до середины, но было так весело!
Я мысленно усмехнулась – да, помню, мы с Женькой тоже как-то пари заключили. Спор был принят после двух-трех стаканов сомнительных коктейлей домашнего приготовления, на тесной, захламленной кухне, под наше же собственное хихиканье, и состоял в том, кто все-таки раньше удостоится чести надеть белую фату – ныне уже основательно подзабытая мною «Машка с первого курса» или я. На кону стояли, кажется, Женькины новые духи (через месяц благополучно разбитые) и мое собрание сочинений Конан Дойла (это собрание, вывезенное из родительской квартиры, я страшно любила. В особенное восхищение меня приводила массивная черная обложка и золотое тиснение названия). Так теперь я, получается, выиграла пари! Только почему ж не спешу прыгать от счастья?
- А когда я стала примой – жаль, что совсем ненадолго! – мне дарили столько цветов после каждого спектакля! – рассказывала тем временем Лиз - Часто я не убирала ни корзины, ни букеты, и ложилась спать среди благоухающих лилий, роз, фрезий… я чувствовала себя, будто в сказке! Еще я помню, однажды мы ставили пьесу по какой-то восточной легенде, и у меня была совсем маленькая роль безмолвной одалиски…
«В которую ты, кажется, слишком вжилась. Интересно, не в этом ли образе ты впервые приглянулась своему Дамиану?»
- … и я, как и многие мои приятельницы – почти все, как на подбор, белокожие, светловолосые девочки – смотрелась бы, должно быть, просто комично в своем костюме и среди декораций, долженствующих изображать далекую жаркую Персию. Я помню, как мы носились со своими темненькими париками, и сколько грима извели, прежде чем стали хоть издали походить на персиянок! Мы, кажется, думали тогда о чем угодно, только не о предстоящей премьере – корчили рожи, будто маленькие девочки, подшучивали друг над другом, хихикали… правда, когда настал черед смывать все это, нам стало уже не до шуток! – Лиззи смущенно хихикнула, и на ее бледном лице на миг засветилась былая радость. Но девушка сразу поникла – видимо, вспомнив что-то не столь приятное. – Как жаль, что Дамиан… э… настойчиво попросил меня оставить сцену! Он сказал, что теперь это мне не пристало. Конечно, я не вздумала ему перечить, но… хоть и стыд, конечно, такое говорить, он ведь столько сделал для меня!... порой я жалею о том, что… не приняла тогда иное решение. – бывшая примадонна отвела взгляд.
Я с горькой издевкой мысленно поаплодировала Дамиану Хэлкару – превратить чудесную, одаренную и веселую девушку в свою вечную бледную тень, боящуюся улыбнуться, да еще и заставить ее считать тебе обязанной! Такие способности не всякому даны… к счастью.
Бессильная злость, закипающая в сердце, на миг заставила меня сжать кулаки, с трудом сдерживаемые слезы – слезы жалости, отчаяния, мерзкого чувства собственной слабости – жгли глаза.
- Лиззи… - прошептала я, движимая внезапно пришедшей мне в голову безумной идеей – У вас ведь есть здесь конюшня? Да, конечно, должна быть… ты ведь здесь, можно сказать, хозяйка – прикажи подать двух коней, скажи Дамиану что-то вроде того, что ты решила со мной на конную прогулку съездить, как с новой подружкой… или нет, лучше ничего не говори – не отпустит. Лиз, я не хочу здесь оставаться, мне не нужны ни шелковые платья, ни лаковые пролетки, ни тем более Хэлкар, вся моя жизнь – там! – я вдохновенно ткнула пальцем в окно – Поезжай со мной! Мы будем гнать во весь опор, нас не догонят! Дороги к Плакучим Ивам я не знаю, но ведь рано или поздно мы должны наткнуться на какое-то селение… отдохнем, переждем, там и дорогу, может быть, узнаем – имение-то известное! – воскликнула я увлеченно. Моему мысленному взору уже представали картины успешного побега, счастливого спасения, легкой дороги, благополучного прибытия в резиденцию Ордена… объятий наверняка безумно волновавшегося за меня Даниэля… так, это уже без Лиззи. - Не беспокойся, никто из наших тебя не выдаст! Мы не можем избавить тебя от проклятия, но… но зато у тебя будет свобода. Ну, на худой конец, будешь участвовать только в вечерних спектаклях и появляться на людях лишь после заката. А что? Даже неплохо, создает эдакий флер таинственности… и беспокоиться о потере «товарного вида» тебе, в отличие от остальных актрис, не придется. И к своим фьордам съездишь! А хочешь, мы с тобой вместе съездим? – в порыве альтруизма предложила я.
Девушка отрицательно покачала головой.
- Что, не хочешь со мной ехать на фьорды? Ну ладно, можешь и одна…
- Ты не поняла, Эллен. – мягко, будто обращаясь к ребенку, который все никак не хочет понять, что учиться надо хорошо, маму с папой слушаться, а вот пальцы в розетку совать все-таки не надо, объяснила Лайзе – Я не могу уехать отсюда. И не могу попросить лошадь для тебя. Я не могу обмануть Дамиана, обмануть его надежды, его ожидания, его любовь. Как я смогу потом смотреть ему в глаза, Эллен?
- Не бойся, он не найдет тебя!
«И, думаю, не будет особо искать». – прибавила я мысленно.
- Ты не понимаешь. – печально покачала головой норвежка – Как я смогу спокойно спать, спокойно жить, зная, что он несчастен… и что виновница его несчастья – я! Какая разница, найдет он меня или не найдет, обвинит или не обвинит… когда я и без того буду всегда знать, что я виновна! Всегда. Каждую секунду. До самой смерти.
- Ты… ты хочешь остаться с ним?! – не поверила я своим ушам.
- Я люблю его, Эллен. И всегда буду любить. Что бы о нем ни говорили, что бы он мне ни говорил. И сколько бы раз он не отвергал меня. Ведь, как бы ни говорили, что у него вдосталь всех благ, что он живет в довольстве и роскоши, я знаю – он несчастен. Ты знаешь, у нас так порой мазали лаком старые декорации – они блестели и красиво смотрелись издали, но внутри едва не гнили. И, пусть не я могу дать ему счастья, не могу залечить эту рану и восполнить эту пустоту, я останусь с ним. До конца.
Она перевела дух.
Мы молчали.
Мокрые клочья серого тумана липли к нашим окнам. Во влажном воздухе витало что-то угрожающее.
- А что это, Эллен? – вдруг спросила бывшая актриса, глядя куда-то мимо меня.
- Что? – не поняла я.
- Какой необычный медальон!
- Хм, спасибо…
- Ты позволишь мне взглянуть? – в голубых глазах Лиз заблестело прямо-таки детское любопытство, и она, не дожидаясь моего ответа, протянула руки к оберегу.
-Но…
- Не волнуйся, я только посмотрю! – засмеялась она и тут же вскрикнула – Ой! Как жжется!
Девушка в испуге отшвырнула амулет подальше от себя и поспешно принялась дуть на обожженные белые руки. «Подальше» оказалось в направлении распахнутого окна…
- Нет! Не смей! – крикнула я, выбросив вперед руку в тщетной попытке схватить медальон, но не успела даже коснуться его – лишь увидела, как мелькнул, удаляясь вниз, темный шнурок амулета.
Вновь повисло молчание. На сей раз тягостное.
- Прости, Эллен! – совершенно несчастным голосом проговорила Лиззи, гладя меня по голове, как маленькую девочку – Я не хотела! Это… это была такая важная и дорогая вещь для тебя, да? Прости, прости меня!
- Ничего. – глухо ответила я, не глядя на норвежку – Ничего… не осталось… ничего больше не осталось…
- Я… я могу что-нибудь сделать для тебя? – уже чуть не плакала голубоглазая скандинавка.
- Лайзе, прошу, умоляю… помоги мне. – еле слышный хриплый голос – неужели мой?
- Не могу. – виноватый, тихий шепот возле самого уха.
Я не повернула головы.
Долго я сидела так, будто оцепенев, невидяще уставившись куда-то в даль, покрытую нависшими над землей, как злой рок, густыми тучами, и теряющуюся в сероватом тумане. Я была этим туманом. Внутри меня был этот туман. И вокруг. Все, что казалось еще вчера таким близким, надежным, нерушимым, само собой разумеющимся, потерялось и растворилось во влажном, монотонном, бесконечном тумане. Сером или алом – есть ли разница? И под ногами – туман. Некуда ступить, некуда бежать, некуда укрыться.
А ты ведь уже однажды чувствовала подобное, правда, Леночка? Помнишь? Это было месяца полтора назад – а кажется, что в другой жизни. Так почему же теперь, когда жизнь, казалось бы, наконец-то наладилась, все снова переворачивается с ног на голову?!
Выходит, мне нужно выработать рефлекс. Чтобы сразу вставать на ноги.
Я медленно подняла голову и огляделась – в комнате никого не было. Лиззи-Лайзе выскользнула за дверь бесшумно – так, что та даже не скрипнула. Юркая птичка, уже забывшая, что за пределами золотой клетки тоже существует жизнь…
Скорее для очистки совести, чем и вправду веря в успех, через какое-то время я предприняла небольшую вылазку и прошлась по ближайшим коридорам и комнатам, смутно надеясь найти какой-нибудь тайный ход, которыми должен быть просто напичкан всякий уважающий себя замок. Но, то ли этот замок уважал себя не больше, чем его хозяин – женщин, то ли последовательницы Лары Крофт из меня не получилось, но окольный путь к свободе найден так и не был. Один раз, методично простукивая панели в библиотеке, я даже столкнулась с Дамианом. На его резонный вопрос, что, почему и какого рожна я, собственно говоря, здесь делаю, я бодро ответила, что планирую, где бы провести ремонт после того, как мы обручимся. А то тут слишком мрачно, надо бы паркет перестелить, обои поклеить веселенькие, розовые, например, и новомодный торшерчик здесь поставить… Честное слово, на миг мне показалось, что он сейчас отменит помолвку… но моим надеждам не суждено было сбыться.
Но самое веселье началось, когда я решила, что пора бы уже и возвращаться в свою комнату – замковые закоулки, дальние уголки и пустующие помещения, казалось, категорически не захотели выпускать из своих объятий редкую гостью. Я блуждала, подобно хрестоматийной Аленушке в лесу или героиням американского ужастика в катакомбах, смутно догадываясь, что если этот устланный красным ковром коридор я прохожу уже в третий раз, то что-то здесь не так, провожаемая сочувственными взглядами нимф и зверушек с картин, и готовая уже обрадоваться даже Джонатану, как чудесному избавителю, если только он попадется на моем пути. Завидев наконец знакомых оленей на выцветшем гобелене, я бросилась к ним, как к родным, крича не хуже изображенных там же удачливых охотников.
Но в комнате меня ждал сюрприз…
Сюрприз носил длинное белое платье и жемчужные сережки, сидел, закинув ногу на ногу, возле туалетного столика (зеркала которого, кажется, имели здесь чисто декоративное назначение) и беспрестанно встряхивал угольно-черными локонами.
- Селен Магдалена Эмилия. – вместо приветствия сообщил сюрприз, поднимаясь.
- Ленка. – представилась, в свою очередь, я.
Женщина возвела темные глаза к небу и оглядела меня с видом благовоспитанной гимназистки, увидевшей таракана.
- Избранница Повелителя должна носить имя столь же высокое, сколь и ее судьба! Элеонора, Вильгельмина… на худой конец – Марианна! А то – Ленка… что это вообще за имя? Так и веет скандалом, дракой и танцами на столах в трактире…
- Спасибо. – скромно ответила я, садясь на кровать.
- Сколько месяцев я слышала от Повелителя только одно – Эллен, Эллен, Эллен! Я долго думала о том, какой же может быть моя соперница, что потеснила меня так легко, непринужденно и безо всяких усилий, и ожидала увидеть женщину необыкновенной красоты и величия… а теперь передо мной стоит нескладная растрепанная девчонка в мужских штанах, причем далеко не самых лучших. Неужели и впрямь есть мир, где девицы носят подобное?
- Ты не поверишь, есть даже мир, где за двоеженство могут надавать по клыкам. – вздохнула я – И за хамство, кстати, тоже.
- Неужели Повелитель и впрямь мог польститься на тебя? – рассуждала тем временем Селен – Когда-то он избрал меня, устав от простодушия глупенькой крошки Лиззи. Теперь, кажется, ему наскучила красота.
- Должно быть, раз уж он тебя выбрал. – согласилась я, на самом деле, покривив душой. Отказать темноволосой вампирше в красоте мог только слепой.
- Глупая девчонка! Ты даже не понимаешь, какая тебе оказана честь. Вместо того чтобы благословлять свою судьбу, ты сидишь тут и упражняешься в остроумии!
- Да нужна мне такая честь! И твой Дамиан… моя бы воля, я б вообще в вашу сомнительную семейную идиллию не вмешивалась, и с вашим дорогим избранником не встречалась! Нужно мне такое счастье…
- Ты многого не понимаешь, девочка, но запомни лишь одно – я никогда не допущу, чтобы ты принадлежала ему. Слышишь, никогда!
- Да я, собственно говоря, и сама этого не допущу… - пробормотала я, опасливо косясь на Селен.
Возможно, кому-то и нравятся стервозные и истеричные фамм-фаталь. Но по моему сугубо личному мнению, лучший наряд для таких роковых женщин – это смирительная рубашка.
- Ты пойдешь против воли Повелителя?! – не поверила вначале брюнетка.
- А почему б, собственно говоря, и не пойти? – философски спросила я.
- Ты! Выскочка! Простолюдинка! Наглая тварь! – кажется, «роковая женщина» совсем разошлась, поняв, что ее драгоценного Дамиана оскорбили – только что слюной не брызгала. И хорошо, а то вдруг она у нее ядовитая? Укусит еще, уколы от бешенства делать придется…
- Очень приятно, а я Лена.
- Если бы не его наказ, я бы растерзала тебя прямо здесь, ты, маленькая…
- Хорошо, скажу ему спасибо. Потом как-нибудь.
- Сотни девиц продали бы душу за шанс, выпавший тебе, а ты смеешь…
- С огромным удовольствием уступаю сотням девиц этот шанс! Вот пусть они и мучаются…
- Дрянь! – выплюнула Селен – Почему величайшие дары судьбы достаются тем, кто не может их оценить? Глупым девчонкам, которые не могут понять и принять счастья, буквально упавшего им в руки?
- Вопросы поистине философские. – быстро сказала я – Вот иди и поразмысли над ними. Я сейчас не настроена.
К моему изумлению, женщина неспешно зашагала по направлению к двери. Никогда не подозревала, что у меня такой дар убеждения…
- Тварь… - с тихой злобой повторила она, оборачиваясь – Что же, сейчас ты победила, маленькая сероглазая мышка, отчего-то приглянувшаяся моему Повелителю. Дьявольски везучая глупенькая девочка, полностью неприкосновенная и едва не обожествляемая им. Победила, имея, казалось бы, на руках все козыри. Во всяком случае, пока. Но… знаешь, когда-то давным-давно, в другой жизни, я услышала одну хорошую поговорку – «как бы ты ни блефовал, в конце концов тебе придется выложить все карты на стол». Запомни это, Эллен. Запомни.
Я молчала, сидела, не шевелясь – лишь встала, чтобы прикрыть дверь, едва в переплетении дальних коридоров стих мерный, быстрый стук каблучков.
После этого я вздохнула, и, чувствуя себя отчего-то обессиленной, как после тяжелой битвы, рухнула на роскошную кровать, не утруждаясь даже положить себе под голову подушку. По крыше тихо забарабанили первые капли дождя, успокаивая меня и убаюкивая, унося куда-то далеко, в зыбкий туман сновидений, где нет угроз, несчастий и страха, с которым я смотрела на будущее. И, прежде чем провалиться в затягивающее, сладкое небытие, дарующее краткий покой всем в нем нуждающимся, я бросила последний взгляд на открытое окно.
С востока приближалась гроза.