[Масявка]

7.Дитятко - что тесто: как замесил, так и выросло.


Вдоволь настоявшись под окнами Альто, мы с Холли наконец-то отлипли от газона и понеслись до дома пешком. Тимка болтался на руках у мамки, растерянно оглядывая с огромной скоростью мелькающий по сторонам пейзаж. Лично мне было даже не как всегда премило развевающихся на ветру Холлиных кудряшек – у меня появились к ней вопросы, настолько серьёзные, что было уже не до любования.

Разумеется, вопросы к ней, а как иначе? Не пойду же я обратно, дабы выяснить наконец, что происходит, у самих Ника или Виты. Не знаю, в каком состоянии находится Вита, быть может, и её покусали твари, которыми пугала нас мамаша в детстве. Не помню уж, как они называются, но все, кто слышал о них, называют их попросту вампирами.
Конечно, так намного легче, и шанс сломать язык, выговаривая что-нибудь вроде «Клыкастовидообразносветлокожиеяркоокиесущества» намного больше.
Итак, прибежав домой и, наскоро сунув сына в кроватку, я развернулся к «недожене» с твёрдым намерением выяснить, что происходит и как спасти от этой напасти Тимо, который, как это ни странно, затих на простынке, справедливо полагая, что отец в гневе страшен и лучше не высовываться.
Нависнув над испуганно сжавшейся Холли, я каменным тоном и в приказном порядке велел её поведать, что это творится в её ненормальном семействе, и, если бы она ещё немного помедлила с ответом, мне пришлось бы повторить весьма неджентльменский поступок Отелло (ещё не хватало, чтобы я по тому же поводу «расстраивался»). Но Холли избежала-таки столь грозной участи - склонив головушку и поминутно вздыхая, она приступила к долгому рассказу.
И вот, на дворе уже утро следующего дня, а я всё ещё ползаю по полу в детской, выискивая невесть куда закатившуюся челюсть. Это ж надо, не думал, что она действительно может отвисать как у мультяшных героев.
Из всего длительного повествования я вынес в первую очередь, что ни Тимо, ни каким-либо ещё нашим с Холли теоретическим детям ничего угрожать вроде бы не должно, однако сама Холли находится в зоне риска. Выяснилось, что когда-то в молодости Вита пожелала (ох, уж эти бабы) оставаться вечно молодой и привлекательной не только и не столько для мужа, который занимался всем чем угодно, только не прогулками под луной и походами в театр с жёнушкой.
К примеру, не вылезал из кресла начальника, периодически раздавая команды не только своим подчинённым, но и умудряясь оставить толику энергии на жену с маленькой Холли, которым вменялось в обязанность ходить непременно как солдаты на плацу, притом желательно на цыпочках, поскольку муж и отец занят чем-то ну невероятно важным, и беспокоить его нельзя под страхом лишения денег на хозяйство и детские побрякушки.
Для реализации сего коварного плана Вита обратилась к учёным, и после долгих просьб и валяний в ногах у главнюка, получила-таки экспериментальный образец чего-то, что в простонародье можно услышать под кодовым названием «молодящий элексир», который решила испробовать не только на себе, но и на муже.
То ли учёный главнюк оказался не главнюком, а кем похуже, то ли ещё что, но желание Виты было выполнено лишь наполовину. Им с Ником была дарована долгая жизнь, притом, по причине загадочной несовместимости вышеназванного элексира и Ника, нечто пошло не так. И вот теперь, как предполагает Холли (которую, кстати, добрая маманька пожалела в детстве, а может, не хотела тратить на и так олоденькую дочь полученную вкусняшку), её отец и получил наказание за желание продлить себе жизнь неестественным путём. А что уж будет с Витой, если она ещё не стала этаким чудищем, предсказать невозможно. В любом случае, волею ли мужа, либо в результате действия элексира, она рано или поздно будет пугать дочерей, рождённых ею от Ника с уже кривоватыми генами, и потому так резко сменившими свой возраст, в образе страхолюдины с неприятными повадками.
Холли же, не получившая полноценной порции отравы, быстро пришла в себя, однако успела уже надышаться этой дряни в подростковом возрасте, так что с ней тоже неясно. Вряд ли она тоже станет страшенной тварью, но ещё неизвестно, что хуже: примерно обозначенная опасность, или же что-то до сих пор неявное.

Как я орал! Топал ногами, визжал, крутился вокруг себя, как ненормальная собака, вздумавшая поймать свой куцый хвост, и бессильно рычащая. Холли боялась подойти ко мне, а я с ужасом думал в перерывах между приступами ярости, что, пусть это и безумная глупость, недостойная мужчины, тем паче любящего свою женщину, но я боюсь. Элементарно боюсь за себя и за сына. Что придёт в голову Холли, так любящей нас обоих сейчас, когда ей в голову ударит что-то доселе неизведанное, и каким боком оно обернётся для всего города.
Да что мне за печаль о Сансете! Да, здесь я нашёл себя, нашёл любовь, воспитываю сына, но какая разница, что будет со всеми этими людишками? Я хочу только лишь спокойствия за сына, которому расти с такими родственничками. Хочу нормальную женщину, обычную, без сдвигов и мутаций. Хочу жить в собственном доме, не вздрагивая по ночам и не раздумывая, куда в случае нападения жены и, боюсь, прочих жителей города, прятаться в обнимку с Тимкой. Можете называть меня как хотите, но один в поле не воин, тем более с маленьким ребёнком на руках. Хотя уже не с маленьким, и не на руках.

На следующий же день мы справляли день рождения Тимо. К торту он подошёл сам, папка ему лишь слегка помог. Холли я держал на отдалении от нас, периодически поглядывая в её сторону, стараясь не поворачиваться к ней спиной и не допускать такого в отношении Тимо. Она стояла вся в слезах, и смотрела на меня умоляющим взглядом. Да мне самому рыдать хотелось, но не мог я испортить праздник сыну (если это можно назвать «испортить») видом взбесившейся мамочки. Потому, едва сын вырос, я притянул его к себе, пытаясь доказать уж не знаю кому (ну не плачущей же женщине напротив нас), что я его за просто так не отдам.
И всё было вроде в порядке до тех пор, пока я не отвёл взгляд от лица Холли. Стоило мне взглянуть чуть ниже (нет, не туда, ещё ниже), как стало понятно, что всё только начинается. И, походу, не только себя и Тимку мне, Тилю Мартинесу, спасать придётся в случае чего, но и ещё одно крохотное существо, находящееся внутри мамочки и не ведающее, что вообще на свете происходит. И как я не заметил раньше? Ну да, ну да, мы же не только День Рождения Холли праздновали в последнее время, но и кое-чем интересным занимались. И вот вам, пожалуйста, плод нашего интереса.

Позвольте, и что же теперь делать? Такой вопрос возникал у меня едва ли не ежедневно на протяжение всего времени, пока Холли бродила по участку, иногда доходя до моря в компании своего всё увеличивающегося живота.

Я, довольно неплохо по здешним меркам зарабатывающий музыкант, мой сын-школьник и моя женщина с не рождённым ещё ребёнком – что мы все в данной ситуации можем сделать, чтобы спастись каждый от своего: Холли от нависшего над ней теоретического недуга (я всё не могу себе простить, что отталкиваю человека, доверившего мне самые сокровенные тайны, в то самое время, когда этому самому человеку так необходима моя поддержка) и от моей напускной (напускной ли?) холодности, а я с детьми (как непривычно – не «с сыном», а «с детьми») от возможной угрозы от самого безобидного человека, живущего с нами на одном клочке прежде такой безопасной земли. Кто бы подсказал, как поступить – озолотил бы.
По отдельности каждый день, проводимый в страхе, казалось, тянулся бесконечно, но не успели мы привыкнуть к такому положению вещей, как настало время Холли второй раз разрешиться от бремени.

Надо вам сказать, что ужас, который я испытывал при мысли, что какая-то дрянь попадёт в организм крохи, становился сильней час от часа, но ровно до того момента, как я встретил Холли у дверей больницы. Да, я не стал заходить внутрь. Меня непременно бы попросили поддержать роженицу, но я прекрасно осознавал, что моё присутствие сделает Холли только хуже, поэтому мы с Тимо смирно стояли в ожидании нашей общей женщины. Когда она вышла с кульком на руках, я подался вперёд, чтобы с безопасного расстоянии (да, я скотина, подлец, негодяй, и вообще недостоин такой женщины как Холли) разглядеть младенца, копошащегося в пелёнках. И непоседа Тимка, выгадав момент, когда я расслабил руку, тяжело давившую на его плечо, метнулся к матери и с радостными криками принялся описывать круги вокруг неё.

А я стоял истуканом, глядя на растерянную Холли, едва успевавшую уворачиваться от непрерывных объятий сына и отчаянно пытающуюся не уронить кулёк из дрожащих рук. Что оставалось делать? Как-никак ещё совсем недавно, пока мою душу не затопила отравляющая мысли трусость, мы с этой зеленоглазой блондиночкой были единым целым, и я обязан был помочь ей справиться с расшалившимся не вовремя Тимкой и принять у неё беспокойно покряхтывающего дитёнка. Что я и сделал, запрятав поглубже вредные размышления, от которых потихоньку начинали трястись коленки.
В конце-то концов, мужик я или нет? Что я, не смогу справиться со слабой женщиной в момент опасности? Смогу. Только, пожалуй, всё же будет сложно поднять на Холли руку, и я надеюсь, что это не понадобится, ибо я не хочу, чтобы сын перенял мою манеру поведения с женщинами, а доченька Жизель была уверена, что её отец тиран и вообще последний человек, к которому можно обратиться в любой момент с детскими мелочами.