Маленький эльф Клаас
Я Клаас, маленький эльф. Я был рожден в середине мая, одной из тех бархатных ночей, когда даже темнота бледнеет – столько на деревьях белых цветков, а в воздухе висит удушливый аромат яблоневого, сиреневого, вишневого цвета. Я родился в сердце реке, в том месте, где встретились две луны – та, которая плыла по небу, и та, которая отражалась в воде; в тот миг, когда они там повстречались, я и появился на свет. Когда я рождался, рыбы пели, а стрекозы танцевали в воздухе; родители положили меня вместо колыбельки в нераскрывшийся цветок кувшинки и накрыли травинками. Меня кормили росой и умывали холодной речной водицей. Вместо погремушек у меня были капельки воды, вместо ночника – Полярная Звезда, вместо кукол – муравьи, а вместо книжки с картинками я читал радугу, отраженную в глазах стрекозы.
Первые три дня никто не мешал мне наслаждаться детством, а потом родители ретиво взялись за мое воспитание. Они нашли мне учителей, и у меня ни минутки не стало свободной: стрекозы учили меня порхать в воздухе, жуки – арифметике и правописанию, водомерки – скольжению по водной глади и танцам. Но это все были цветочки, как мы, эльфы, любим говорить. Потом, когда я прошел основной курс наук, родители начали заниматься со мной сами, и вот тогда я узнал, как сложно иногда выучить то, что тебе задают.
Волшебные науки давались мне труднее, чем другим эльфам; через три недели обучения все уже умели создавать радугу, а моя почему-то выходила непрочной и прямо у меня в руках разлеталась на тысячу радужных осколков – капелек. Я очень стеснялся из-за того, что у меня ничего не получалось, поэтому часто убегал из дому, прятался в каком-нибудь тихом местечке и снова и снова тренировался делать радугу. Тогда это все и началось.
В один из таких дней, когда я скрывался ото всех и в одиночестве порхал с цветка на цветок, я случайно попал на полянку, где под кустом, в теньке, отдыхали детишки – два мальчика и девочка. Сначала я думал уйти оттуда – нам не очень-то разрешают показываться людям – но потом решил, что дети все равно спят, и даже если проснутся, им покажется, что они видят меня во сне – и остался. Мне ведь тоже любопытно было посмотреть, какие они, люди.
Эти дети были просто огромные, у них были широченные ноздри, толстющие губы и пальцы – самый маленький размером с меня. У них были грязные щеки, пятки, вымазанные в травяном соке, серые от пыли руки, красные носы. Еще они прятали свои прекрасные тела, так похожие на тела эльфов, надев на них мешки из грубой серой материи – я слышал, что так делают все люди, не знаю, зачем. По-моему, это дико. В общем, эти маленькие люди и были похожи на эльфов, но они были больше и грубее, чем мы, в сто раз.
Наверное, я разбудил старшего мальчика, когда пролетал над ним, потому что он наморщил нос, открыл свои огромные глаза и сонно пробормотал:
- Светлячок…
-Тебе померещилось, - ответил второй, тоже просыпаясь, - еще ведь не ночь.
Голоса у них были тоже грубые и очень резкие.
-Но я видел свет… Да вот же он!
Я понял, что мне пора исчезнуть.
-Это не может быть светлячок! – упорствовал второй мальчик, разглядывая меня, пока я раскрывал крылышки, готовясь вспорхнуть с цветка и улететь.
-Это эльф! - радостно закричала девочка, которая тоже открыла глаза, чтобы на меня посмотреть. Не понимаю, как она меня узнала.
Я, вздрогнув, застыл на месте. Потому что если человек увидит эльфа и назовет его эльфом, эльф уже не сможет уйти.
Грязнолицая троица осторожно подошла ко мне, и каждый из детишек по очереди приблизил ко мне облупленный нос, чтобы рассмотреть меня получше. Интересно, люди вообще видят что-нибудь из-за своих огромных носов?
-Господин Эльф, это действительно вы? – вежливо спросила девчушка.
- Собственной персоной, - раскланявшись, ответил я.
Девочка сложила ладошки домиком и в испуге поднесла их к лицу, а мальчики запрыгали от радости.
-У нас есть эльф, у нас есть эльф! - приплясывая, кричали они, - ура, ура! Давайте посадим его в шляпу и отнесем домой!
Когда я услышал, что меня собираются запихнуть в этот вонючий фетровый мешок, мне стало нехорошо.
- Давай назовем его Николас!
-Нет, Клаас! Клаас-эльф!
-Не трогайте бедняжку, - вступилась за меня девочка, - разве вы не видите, как ему страшно. Он ведь такой крошечный! Господин Эльф, хотите, я поймаю вам на обед муху?
Голосок у неё был мелодичнее, чем у мальчишек, но все равно резкий.
- Эльфы не едят мух, - вежливо сообщил я.
- А что едят эльфы? - хлопая ресницами, спросила она.
- Капельки утренней росы и цветочную пыльцу.
- А правда, что вы живете в цветах? - спросила она еще.
- Правда.
- А правда, что вас никто не может увидеть? - влез с вопросом мальчик.
- Правда.
-А вот и врешь, а вот и врешь! - показывая на меня пальцем, закричал он, - мы же тебя видим!
- Петер, - девочка топнула ножкой, - что ты говоришь! Простите его, господин Эльф. Это Петер, мой кузен, а я – Марта, - она чуть согнула ноги и присела, придерживая юбку. Наверное, это было такое приветствие, - а он - Юрген, - спохватившись, добавила она, хватая за рукав второго парнишку, - мы очень рады с вами познакомиться.
- Мне тоже приятно, - невесело ответил я.
- Расскажите нам что-нибудь, господин Эльф! Куда вы летели? По какому делу?
- Я искал тихое место, чтобы учиться создавать радугу.
- Создавать радугу? - детишки раскрыли рты и округлили свои и без того огромные глаза.
Я понял, что придется показать им, как это делается. И в этот раз мой кусочек радуги продержался недолго, но им хватило.
- Ого-о!!! - хором сказали мальчики, а девочка, наморщив носик, спросила:
- А мы и не знали, что нашу радугу делают эльфы…
- А кто же еще?
- Здорово, - дети захлопали в ладоши, - расскажи еще что-нибудь!
Детишки слушали с таким интересом! Оказалось, они ничего про нас не знают. Мне приходилось рассказывать им все-все-все… и я говорил, и говорил, пока не наступил вечер и не начало темнеть.
-Ой, - спохватилась девочка, - а нам домой пора… Так жалко! Ты прилетишь к нам завтра?
- Мне нельзя. Вы ведь люди, а я эльф.
- Как? - хором вскрикнули дети, - и мы больше не увидим тебя?
- Нет, никогда.
-Ну, приди, ну, пожааалуйста! - жалобно попросила девочка. Из глаз у неё потекли слезы, такие крупные, что одной такой хватило бы, чтоб меня утопить. Меня напугало это зрелище.
- Тихо, тихо, не плачь! - начал успокаивать её я, - я же совсем забыл. Если вы будете все время думать обо мне, я почувствую, что меня где-то ждут, и смогу прилететь туда. Но для этого вы должны думать обо мне все время, и думать только хорошее.
-Обещаем! - дружно закричали детки, а девочка Марта пообещала:
-Я буду думать о тебе с утра и до обеда, а если ты не придешь, то и до ужина. Ни о чем другом и не подумаю, честно-честно!
Я не поверил, что они смогут так сделать. У людей короткая память, их отвлекают разные пустые мысли, и они быстро забывают про тех, кого обещали помнить вечно. Но эти дети оказались молодцами, они меня запомнили – их призыв я услышал, как только проснулся.
- Господин Эльф, Господин Эльф! - радостно закричала Марта, как только меня увидела, - вы пришли, вы пришли! Я все утро только про вас и думала, правда! Ну, разочек подумала про земляничную пастилу… Но все остальное время – про вас!
С тех пор я часто навещал этих детишек. Они были хоть и люди, но по-своему милые, даже чем-то похожи на эльфов, и нам было весело вместе. Я показывал им маленькие чудеса, рассказывал про нашу эльфийскую жизнь и слушал разные людские истории про императоров, рыцарей и драконов. Я не все в них понимал, но что уж было делать – что человек сказал, то эльфу не осмыслить, и наоборот.
Между тем, лето заканчивалось. Мои маленькие человеки вытянулись за лето, стали еще выше, чем были, их кожа потемнела, они стали еще грубее – но меня это уже не пугало. Я же превратился во взрослого, зрелого эльфа, и мне пора было готовиться к долгому путешествию. Осенью я вместе с другими эльфами должен был отправиться в нашу волшебную страну.
-А что это за страна? - расспрашивал меня любопытный Юрген, - и где она?
- Далеко -далеко отсюда, - рассказывал я, - людям туда никогда не добраться. Там прямо из земли бьют хрустальные ключи, там травы сладкие, как сахар, а на деревьях растут чудесные фрукты, вкусные, как тянучки. В той стране нет ни печалей, ни забот, ни горестей, и радуга в небе каждый день, а не только после дождя, как у вас. Там у каждого эльфа есть свой домик, и мы будем жить в них всю зиму, пока не соберемся лететь обратно.
- Выходит, мы не увидим тебя до самой весны? - огорченно вздохнул Петер, - а у меня именины зимой. Когда ты вернешься, мне будет пятнадцать... думаешь, я смогу тебя видеть? Я ведь буду уже взрослый.
- Сможешь, - пообещал я, - если вспомнишь, кто я такой.
- Мы никогда не забудем тебя, эльф Клаас, - в унисон сказали мальчишки.
- Забудете, - грустно сказал я, - Марта уже забыла… Вы вот пришли, а она – нет.
Мальчики помолчали. Петер достал из кармана длинную трубочку и набил её табаком – он делал это важно, как взрослый.
- Она не потому не пришла, - пробурчал он, - Марта тебя не забыла. Просто у неё горе, и она весь день ревет в сарае.
- Горе? Какое?
-Её отца забрали на войну.
Я хотел спросить, что такое «война», но Петер раскурил свою трубку – и у меня закружилась голова от табачного дыма. Я быстро пискнул мальчикам «прощайте» и улетел, так и не узнав, в чем там с Мартой дело.
Дни становились тусклее, ночи – холоднее, звезды на небе – ярче. Милые зеленые листья, на которых я так славно отдыхал летом, пожелтели, потом потрескались и превратились в прах; трава, которой я укрывался, стала желтой и склизкой на ощупь, вода в реке стала холодней. Все говорило о том, что уже близок тот день, когда мы, эльфы, спасаясь от холодов, уйдем в свою волшебную страну. Мне было скучно в опустевшем лесу, я порхал с ветки на ветку, не зная, чем заняться, и мысленно готовился к тому, что скоро покину эти места.
А потом с неба посыпались огромные белые хлопья. Я сначала не понял, что это, но мне объяснили, что это всего лишь замороженная вода, люди называют её «снег». Еще мне сказали, что эти хлопья приносят с собой холода, и что нам, эльфам, нужно улетать сегодня же.
Я уже приготовился отправиться в дальний путь, но тут мои маленькие друзья снова вспомнили обо мне, и я с радостью помчался к ним. Мне было бы грустно уйти без прощания.
Мальчики стояли, запрокинув головы, глядя, как я спускаюсь к ним с небес, и радостно махали мне руками. Они и в этот раз пришли вдвоем.
- А где же Марта? - спросил я, приземляясь Юргену на плечо, - она совсем меня забыла?
- Марта тоже хотела попрощаться с тобой, - простодушно ответил он, - но её ботинки развалились, и мать не отпустила её в лес. Она очень жалела, что не может прийти.
- Ей там, наверное, сейчас очень грустно. Отведите меня к ней!
- Но ты же должен улетать?
- Сначала попрощаюсь с ней. Бежим!
И мы побежали. Вернее, мальчики побежали, а я полетел за ними.
Мы пришли в деревню, и там я впервые увидел жилища людей – темные коробки с прорезями для света – окнами. А в домике, где жила Марта, окна были еще темнее, чем в остальных.
- Марта, Марта, - закричали мальчики, вбегая во двор, - смотри, кого мы тебе привели! Эльф с нами! Клаас с нами!
Девочка с босыми ножками выскочила на крыльцо и захлопала в ладоши:
- Клаас, Клаас! Ты здесь, ты здесь! Как здорово! А мальчики сказали, что ты улетаешь.
- Я не мог улететь, не попрощавшись, - объяснил я.
Марта, сияя, помахала мне ладошкой:
- Счастливого пути, Клаас! Будь счастлив в твоей сказочной стране!
- И ты будь счастлива, - ответил я, - а почему твои ботинки развалились?
- Они были старые, - она улыбнулась, показав щель между передними зубами, - а на новые у мамы нет денег. Ты не думай, лети, лети!
- Но дети же не могут ходить без ботинок…
- А мы скоро все так ходить будем, - мрачно предсказал Петер, и, подражая кому-то из взрослых, заявил:
- Потрепала нас эта война.
- Что такое «война»?
Мальчики посмотрели на меня, потом друг на друга, потом серьезно объяснили:
-Война – это когда люди убивают друг друга.
- А что значит «убивают»?
- Клаас, - Питер сделал такое лицо, как будто у него зуб заболел, - не надо спрашивать про такое. Лети лучше домой, а то еще потеряешься. Ты обязательно должен попасть в свою страну, тебе там будет хорошо, а мы тут справимся.
У меня внутри, где-то в сердцевинке, все похолодело, но я расправил крылышки, вспорхнул и полетел вверх, оставляя своих друзей на земле. Чем выше я поднимался, тем меньше они становились, и в какой-то момент мне показалось, что мы стали одного роста, что я вижу внизу таких же эльфов, как я сам. «Да они ведь такие же, как мы, - дошло до меня, - только большие, грубые и ничего не понимают. Интересно, люди помнят о том, что они на самом деле – эльфирны?».
Когда я вернулся на родную речку, там было много эльфов, знакомых и незнакомых, и все они сбивались в стайки, собираясь улетать.
- Ты вовремя! - закричали мне все, - летим с нами, с нами! Нас там уже заждались!
Я задумался.
- Ну, что же ты?
Мне никогда раньше не было так тяжело. Так ведь я никогда и не принимал таких серьёзных решений.
- Друзья, - с трудом сказал я, - вы летите, а я останусь.
Все тут же обступили меня.
- Как останешься? Зачем?
Позвали короля эльфов.
- Почему ты отказываешься улетать вместе со всеми? - спросил он.
- Ваше Величество, просто у меня здесь есть друзья, и они…
-Друзья? Какие друзья?
- Человеческие дети.
Все так и ахнули.
-А ты знаешь, что нам нельзя общаться с людьми?
-Знаю, Ваше Величество, но так уж получилось.
Эльфы начали перешептываться, а король велел мне продолжать.
- Поймите, - я старался найти нужные слова, - не могу я так. Не могу уйти в страну вечного блаженства и оставить друзей здесь, зная, что им тут нехорошо. У них сейчас это… война.
- И ты понимаешь, что такое «война»?
-Нет, не понимаю. Но это что-то очень… неприятное и странное.
- Война – это бедствие, - объяснил король, - бедствие, которое люди сами создают.
- Может быть, оно и так, Ваше Величество. Но я точно знаю, что эти дети не заслужили такой жизни.
- И ты думаешь, что если ты не улетишь, им станет легче?
- Не знаю, Ваше Величество. Но я не могу покинуть их в такое время.
Король посмотрел на меня с глубокой грустью.
- Ты думаешь, что сможешь что-то изменить, но ты не сможешь. Ты не спасешь маленьких людей, а сам замерзнешь навечно, - предрек он, - но будь по-твоему.
И вот так получилось, что все эльфы улетели – а я остался.
Сначала я жил на речке один -одинешенек, потому что куда-то подевались и птицы, и бабочки, и стрекозы, и даже мухи. Вода в реке остывала все сильнее, пока не стала совсем твердой – кажется, у людей это называется «лед». Мне было тоскливо и холодно; я только тогда начал понимать, какую ошибку я совершил, оставшись зимовать в этой холодной стране. А что, если мои приятели за всю зиму так и не вспомнят обо мне? Сгину же в одиночестве.
Но они меня не забыли, и первой меня вспомнила, как я и надеялся, маленькая Марта. Это была очень слабая, очень грустная мысль, но я её услышал – и тут же полетел на зов, надеясь, что мысль не иссякнет и эта тоненькая ниточка, протянувшаяся между нами, не оборвется.
Когда я прилетел к ней, девочка сидела у печки и тихонько плакала в передник. Я ворвался в дом через дымоход и захотел закричать, чтобы она увидела меня и обрадовалась – но она так горько плакала, что мне захотелось узнать, что случилось. Я спрятался за печную трубу и навострил уши.
- Печка, милая печка, - всхлипывая, говорила девочка, - как же мы будем жить? Как же мы будем греться? У нас не осталось ни одного полена. Мы с мамой не сможем собрать столько хвороста, чтобы согреться. Мы ведь замерзнем, печечка, и я не увижу друзей, не увижу Клааса. Он прилетит весной, а меня уже нет…
Так грустно мне стало, когда я это услышал, что и сказать нельзя. Три дня я думал, как помочь Марте, а потом догадался пойти на поклон к господину Северному Ветру. Он, хоть и нехотя, выслушал меня и обещал помочь.
На следующий день над лесом разыгралась страшная буря, и всю деревню завалило обломками деревьев. Люди выходили из домов, удивлялись и подбирали дрова, которые свалились к ним прямо с неба. Семья Марты тогда запаслась поленьями на месяц или два вперед.
С тех пор я поселился в каминной трубе в доме Марты. Днем я летал, где мне вздумается, а на ночь возвращался в свое теплое, хоть и душное гнездышко, где можно было жить и не мерзнуть. В печке теперь было натоплено, и хоть иногда через трубу и пролетали угольки, но жить можно было неплохо. А иногда по утрам, когда в щели между кирпичами задувал ветер, в трубе пахло совсем как на речке летом.
Я уже привык к такой жизни и начал успокаиваться, но вскоре я снова услышал, как Марта плачет:
- Печка, горячая печка! Как хорошо, что у нас есть дрова, но зачем они нам? Нам нечего на нем готовить… Мы три дня не ели хлеба, у нас даже черствой корочки нет. Что же делать, печка, что же делать?
Я полетел в лес и собрал по зернышку с каждой птицы и с каждого зверя. Я отнес это зерно на мельницу, и человечки, живущие на мельнице, помогли мне смолоть муку и испечь хлеб. Ах, как же радовались дети, когда нашли в печке румяный каравай!
- Добрая печка, - сказала Марта и ласково погладила печку ладошкой, - какая ты хорошая! Если бы у каждого ребенка была такая печка, какие бы все стали счастливые!
И я задумался. Моей Марте теперь ничего не грозила, она была сыта и обогрета, но ведь были и другие голодные дети. Сколько их было в этой деревне? Десяток, два, три, сотня?
Я облетел всю округу и увидел столько горя, что у меня чуть сердце не разорвалось. Тогда я улетел в лес, и там в тишине долго думал, что мне делать. Как же мне сделать счастливыми всех?
Потом я придумал кое-что и спустился под землю к гномам:
-Слышал, у вас есть золотые слитки и драгоценные камни. Не дадите ли вы их мне немножко?
-А зачем тебе, эльф, золото?
-Золото приносит людям счастье, а я хочу сделать их счастливыми.
-Ха-ха-ха! - рассмеялись гномы, - а что нам-то до этого?
- Я отдам вам все, что у меня есть. Все, что вы захотите.
Гномы пошушукались друг с другом, и сказали:
- Мы дадим тебе столько золота, сколько захочешь. Но взамен мы отберем у тебя самое дорогое.
И я отдал им самое ценное, что у меня было – мои крылышки. Было жаль с ними расставаться – без крыльев я был уже не эльф, а какое-то недоразумение – но я знал, зачем я это делаю.
Соблюдая договор, гномы нагрузили одну из своих тележек золотом и драгоценными камнями и выкатили её на поверхность. Теперь я мог делать с этими богатствами, что захочу. Я был готов в тот же миг осчастливить всю деревню, но, увы, уже не мог летать. Пришлось мне идти, как человеку, по земле на своих тонких заплетающихся ножках и толкать перед собой тележку. Хорошо, что лесной филин сжалился надо мной и донес меня в когтях вместе с поклажей почти до околицы деревни.
Я трудился всю ночь, я протискивался, пыхтя, в форточки, залазил в печные трубы, проникал, как вор, за закрытые двери домов – но я сделал подарки всем. Я оставлял везде по чуть-чуть – маленький слиток золота или дорогой камень – но для этих несчастных детей то были настоящие сокровища. Я мысленно радовался, представляя, как засияют их личики, как они закричат от восторга, найдя утром подарочек, как обменяют его на свежий хлеб, вкусное молоко, сладости, новые ботинки и штаны без заплат. Мне стало от этого так тепло, как никогда раньше не было.
Ранним утром, когда Марта разгребала золу и нашла в золе ярко-синий сапфир, я тихонько подсматривал за ней, спрятавшись за печной заслонкой.
- Ой, мама, смотри, какой камушек красивый! – закричала она в восторге.
Мама подошла, посмотрела, тут же забрала у неё камешек, накинула шаль и куда-то ушла, а девочка, как и раньше, заговорила с печкой:
- Печка, милая печка, что за добрый дух в тебя вселился? Кто приносит нам все эти подарки?
- Это я-я-я, - протяжным голосом ответил один знакомый ей эльф.
Марта испугалась и отбежала на два шага назад.
- Ну я же, я, - и высунулся из-за печной заслонки.
- Клаас! Но как? Когда ты вернулся? Как ты все это делал?
В следующий год я раздавал золото детям не только в этой деревушке, но и в других. Скоро по округе, а потом и по всей стране разнесся слух обо мне, а потом и все дети узнали про доброго маленького эльфа, который приносит им подарки в Сочельник. Они сочиняют про меня стишки, поют песенки, каждый год ждут моего прихода - и конечно, я прихожу, как же не прийти туда, куда тебя так горячо зовут. Они любят меня, они не забывают про меня вот уже которую сотню лет. И даже имя мне придумали красивое – Синтер Клаас. Или, иначе, Санта Клаус.