[Greety]

4.4 Что ни говорить, а празднику быть

Беременность моя протекала как-то долго и скучно. Кстати, новости о прибавлении в семействе очень обрадовалась Проська. Она всячески наглаживала увеличивающееся и пинающееся пузо, пыталась даже разговаривать с моим маленьким внутренним жителем. Папка только руками развел. Сказал, что уже мечтает понянчить внуков и даже ничуточки не рассердился. Как камень с души упал – я очень боялась реакции отца.

Но как бы сильно не поддерживали меня родные, без Захара мне было грустно и как-то пусто в доме. Постоянно вспоминались наши счастливые минуты, и я готова была душу продать за возможность создания нашей с ним семьи, обретения счастья длиною в жизнь и рождения огромного количества детей, весело смеющихся, бегающих, шкодящих… Но на тот момент это все было нереально. Он бросил меня, променял на вдову с тремя детьми. И пусть это благородный поступок, в душе я никогда Захара за это не могла простить. Умом-то пыталась осознать, но сердце всегда щемило при мысли, что он сейчас там, вместе с ней…

Спасибо Проське! Она пыталась развеселить меня как могла: анекдоты рассказывала, портрет с меня нарисовала, шутила, что мой будущий малыш будет ее папкой называть, на прогулки меня водила. Как-то раз, завидев дом Захара, она вдруг ляпнула, что, мол, знает, как поступить, чтобы он вернулся. Но я ей тогда пригрозила: «Расскажешь ему про ребенка, люто возненавижу тебя на всю жизнь!»

За стол покушать вместе меня Проська всегда усаживала. Но, не смотря на беременность, в то время я ела очень мало. Прося всегда подшучивала: «Не будешь есть – станешь прозрачной, и ребеночек как привидение родится!» И хохочет так заливисто. А я ей в ответ: « А вот ты, если будешь лопать беспрерывно, станешь такой же толстой как я сейчас!» А она пуще заливается. И так смеялась заразно, что и у меня самой улыбка растягивалась.

Пыталась я немного забыться, осваивая мамкино ремесло – шитье. Но все настолько сложно для меня показалось, что немного времени я провела за машинкой. Видимо, характер мне все-таки от папки достался.

Тянулись-тянулись деньки, и вот однажды, не сказать, что без усилий, появился на свет маленький, до жути похожий на папку, мальчик. Стёпочка!

Частенько мы со Стёпкой заглядывали в гости к Наталье. Она баба умная. Это по молодости она что-попало говорила про наследство и про несправедливость. Видимо, остепенилась. Привечала она меня всегда радушно. У ей самой второй ребенок наравне со Степаном родилась. Анфиской нарекли. А Юрка-то подрос уже, парнишка справненький такой стал. Папка-папкой, только глазки мамины.

К слову говоря об их семействе, на старость лет тетка Фрида, совсем заскучав по мужу, вышла замуж за дедулю из соседней деревни. Яном его звать.

Недолго вместе прожили. Смерть мало времени им отвела. Ушла тетка Фрида. А Ян остался в доме – помогает Наташке с детьми управляться. А ей и все равно – дом-то второй на участке почем зря пустует, так хоть он приглядывать будет.

Заходила я и к Томке. Ну как заходила – скорей, забегала. У нее зверинец уж развелся целый! Она с лесу волков приводит и дома жить оставляет. Приручила волчью стаю!

Уж не знаю, как она с ними справляется, да еще и размножать их умеет! Счастливая сама такая. Почитала я записи, оставленные моей бабкой – оказывается папка-то ейный, покойный дед Захар, тож волков любил. Вон оно как по крови передается!

А щеночки ничего так – ручные совсем, как собаки, получаются. Мне предлагали для Стёпки взять, да я как-то побоялась, поостереглась – это ж зверь, кто его знает, что у него на уме!

Хотя посмотришь на Алана, так такой счастливый ребенок, только с щенками этими и возится – в мамку любовью к волкам пошел.

Томка кучу историй рассказывала про пользу волков этих. Не знаю, верить – нет ли… говорит, как то раз один из стаи притащил домой заблудившихся в лесу, обессиливших мужа ее и теть Шэньку. Выл на весь двор, пока Томка из дому не вышла. Получается, жизнь им спас!
А раз от чужаков – злых волков приблудших защитил детишек.
Надо подумать, может, и правда одного себе взять…

Посоветуюсь с Захаром, пожалуй, на этот счет.
Ааааа, совсем отвлеклась от рассказа своего. Во, бабий язык-то длиннющий!
В то время, пока растила я сынульку Стёпку, да старалась мимо дома Захаркиного не проходить, растил горе-герой троих племянников. Но племянники-то его папкой звали. Да не зря – он их и кормил, и спать укладывал, и сказки читал, и по грамоте помогал.

Только большенькие они уж стали, да и времечка со дня смерти Егора много прошло. А в доме еще один горемыка жил, потерявший в один год жену и сына. Это ж дядька Гриша. Кто ж мог подумать, что со временем, которое отгоревали по погибшим, притянутся они друг к другу.
Захар, в одно время с радостью и горечью признавал сию истину.

С горестью – так как усомнился он в своем «подвиге». Сомневался, а не много ли он потерял. Думал, приму ли я его обратно…
Но на разговор с Надей решился. Обо всем они поговорили. Благодарна она ему больше жизни за себя, за детей своих. Убедила, что все с ними впредь в порядке будет. Да обронила, что я… т.е. «Натка говорит, что Зольдка-то нянчит мальчишку, больно на тебя похожего! Не твой ли?! Любовь же у вас прежде была…»

Размышлял пару дней Захар, невольно трусил предо мной. Не знал, как подступиться. Да и племянников к своему уходу подготавливал. Разговоры вел серьезные, напутственные. Рассказывал про храбреца-героя Егора, настоящего их папку. И про маленького мальчика, который живет лишь с мамкой и которому отцовьей любви не достает.
Римка мудрее всех оказалась, без слез все восприняла. Обронила только, чтобы в гости заглядывал да про них не забывал.

За что ей потом и влетело от сестры Райки. Захар уж было хотел их разнять. Но Надька отстранила его и сказала, что она с Натальей в детстве тоже частенько дралась. И чтоб он не задерживался, а шел прямиком к счастью своему.

Никто не ждал Захара в нашем доме. Пришел он во время обеда. Веселое настроение у всех враз улетучилось, и мы продолжали трапезничать в полной тишине. Только у меня в груди сильно-сильно билось сердце.

После мы с ним уединились в детской комнате. Долго он мне что-то говорил, а я молчала. Он убеждал меня, что любит только меня, что готов жизнь оставшуюся посвятить мне и нашему малышу. «Нашему?» - наконец вырвалось у меня, - «Это не твой ребенок!» Он громко рассмеялся: «Неужто ты меня будешь убеждать, что он от Святого духа? При всем, при том, что он – вылитый я?!» И так он обнял Стёпку. А тот тянется к папке, рассматривает, бороду-усы наглаживает, лепечет чего-то.
Не смогла я больше серчать на любимого, итак много времени потеряли. Решила – будь, что будет, а гордость надо душить на корню в таких случаях – не раз уж жизнь учила!

И только увидев улыбку на моем лице, грохнулся Захарка на колени предо мной, аж половицы заскрипели. Задарил кольцо мне, женою просил стать да народить ему еще Захарку и девку как минимум.

А потом понеслось все так, как я мечтала – наполненные счастьем дни. Ухаживал Захарка за мной, как за самым большим и хрупким сокровищем в мире. Ну я такая, да!
А какие слова он мне говорит, а как руки нацеловывает, а как на руках носит!.. Проська смеется: «По вам только картины писать!»

Был бы милый рядом… а остальное мне ни по чем!
Вот такая у нас любовь!..

А от любви рождаются дети. Не успели мы свадебку отплясать. Забеременела снова. Толстой я в мамино платье не влезу – поэтому повременим мы немного.
Наскоро та беременность пролетела – родился, как и просил любимый, маленький Захарка, еще одна копия папкина.

Но не может же счастье безоблачным быть. Достиг совершеннолетия Семёнчик, братец мой, да служить отправился. Попрощался наутро с папкой. А я не смога выйти – говорят, нельзя вслед смотреть…

Проська наша тоже счастье свое нашла. Далеко ходить не надо было. Уж сколько воды утекло, как тетка Фрида померла. И вот только посватал Ян Просеньку. Конечно, жениха я ей бы получше желала, но, видно, в мамку она стареньких любит.

Да и свадебку сыграли быстро и в узком семейном кругу. Попросилась Проська из дома нашего. Теперь с Яном живет на одном участке с семьей Наташкиной.

Заходила она ко мне на днях. Пузатая такая – аж страшно смотреть. Но грустная – не узнать веселую Проську!
«Ты чего ж невеселая такая?!» - спрашиваю, - «Не рада что ль ребеночку своему иль рожать боязно? Да ты не боись, я уж двоих родила да вон третьего ношу – ничего ведь, справилась!.. Ты гляди-ка, Прось, нам с тобой животами бороться можно!»

Но она все равно хмурная какая-то. Отмахнулась от меня да пошла восвояси. Ох, на уме у ней есть что-то, да никак не пойму - что.
Вон смотрю на своих деток – и радуюсь. Дети – это ж счастье! Вон Захарка недавно пошел своими ножками. А спать ложится в кошачьей корзинке – ухохочешься, умора!

А Семён уже на занятия к барыне стал ходить. Ох, и напоминает мне он кого-то своими выходками! Хоть и взял от папки внешность, но характером-то в меня пошел!

Сегодня, пока я к тетке Варе ходила, Проська в гости опять наведывалась. Захар говорит, подошла к кроватке со спящим Захариком, долго стояла и умилялась. Часа два меня прождала, а потом ушла.
Уж наверно поговорить со мной хотела. И правильно! Нечего от подруги и сестры что-то утаивать. Сегодня-то уж темно совсем, завтра сама к ней пойду…