Запись двадцатая. Любовь и гномики.
В машине было тепло и уютно. Мне надо было срочно облегчить душу, рассказать о своих несчастьях, чтобы привести в порядок нервы. Вот я и вывалила на Яна всё: про Оскара, Орландо и поцелуи при Луне, смочив это всё горючими слезами.
Мне стало легче, однако Ян смотрел на меня в зеркало заднего вида растерянно, явно недоумевая, что нужно говорить в таких ситуациях. Взгляд его переходил с меня на дорогу,и на секунду показалось, что он мечтает поскорее приехать и отдать меня маме, которая наверняка знает, как поступить. Мне даже стало его жалко – всю жизнь прожил спокойно, а тут связался со мной и что не день, то трагедия: то из колодца вытаскивай, то ни с того ни с чего поезжай в другой город, а теперь ещё и успокаивай. Мне опять стало стыдно, теперь уже перед Яном. Пора, видимо, идти в научный институт и просить поменять мне куриные мозги на человеческие.
Вот мы и дома. Мама выглянула в окно и через секунду скрылась. При виде её Ян облегчённо вздохнул. Бедняга!
Не глядя по сторонам, я понуро поплелась в свою комнату и завалилась на диван. Мама с Яном приглушённо поговорили в гостиной, затем она зашла ко мне. Я села, чтобы освободить ей место рядом.
- Привет! – просто сказала она.
Я кивнула, показывая, что тоже рада её видеть. Так мы с ней сидели неподвижно несколько минут, а, может, и секунд, но мне показалось, что прошла целая вечность. Мне надо было так много ей сказать: извиниться за своё недостойное поведение, поздравить с тем, что она нашла семью, покаяться в любви к Орландо, но я молчала. Рот как будто залили цементным раствором, чтобы я не смогла пошевелить нижней челюстью. Мне стало бы гораздо легче, если бы мама отругала меня последними словами, отчитала за глупость и самонадеянность, ходила по комнате, размахивая руками. Да залепи она мне пощёчину, я бы не расстроилась – у меня был бы повод свалить всю вину за произошедшее на неё, и с души свалился бы тяжкий груз вины.
- Как дела? – задала она самый абсурдный вопрос из всех возможных.
- Хорошо! – Мне плохо, невыносимо плохо, хочется сесть под кустиком в саду и выть на Луну, пока не охрипну, а я бодренько, как после утренней пробежки, отвечаю, что у меня всё в ажуре. Бред!
- Ну, тогда пойду, раз всё в порядке!
- Нет! – я схватила её за руку. Меня прорвало. – Мама, не уходи! Мамочка! Прости меня, пожалуйста, я была не права. Ты хотела защитить меня от разочарования в отце, а я обвинила тебя незаслуженно. Ты всё время заботилась обо мне, а я, неблагодарная, только нос воротила. Я очень рада, что ты нашла Оскара, что он твой дядя, а не.. Ну, не важно. И я люблю Орландо! Мы целовались, а теперь оказалось, что он мой дядя, и я... расстроилась и сбежала. А теперь мучаюсь, потому что такого, как он, я никогда не встречала. Он особенный и мне с ним интересно, хоть мы и разные. Да, назови меня влюбчивой, назови легкомысленной, но я не знаю, как я буду жить без него. Я начинаю задыхаться, когда думаю о том, что нам не быть вместе и наш максимум – дружеские отношения между дальними родственниками!
Она обняла меня и прижала к себе, стала гладить по голове, как в детстве, когда я падала и разбивала коленки. Сразу стало хорошо и спокойно, все проблемы показались далёкими и незначительными.
Мама поцеловала меня в лоб и добродушно улыбнулась.
- Я расскажу тебе одну историю. Жила-была девушка, и звали её Эмили. Работала она в цветочном магазине, куда часто заходил за розами молодой человек. Он был очень симпатичный и Эмили мечтала о том, чтобы он заметил её и пригласил на свидание. Однажды мечта сбылась. Парень купил цветы и подарил.. ей! Эмили была на седьмом небе от счастья. Они встречались, и всё было хорошо, пока девушка не поняла, что беременна. Когда она сообщила об этом любимому, он разъярился, отругал её и ушёл, хлопнув дверью. На следующий день он появился в цветочном магазине, вручил Эмили конверт со словами: «Это на аборт!» и навсегда исчез из её жизни. Эмили не стала убивать ребёнка и смирилась с тем, что будет воспитывать малыша одна. Она была уже на четвёртом месяце, когда в магазин заглянул немолодой уже мужчина с секретарём, чтобы заказать оформление для вечеринки в честь юбилея процветающего предприятия. Взглянул на Эмили и сразу влюбился. Он красиво и несмело ухаживал за Эмили, но любовь не знает препятствий – через пять месяцев у Эмили родился мальчик Орландо, которого она из роддома привезла уже в дом своего мужа Оскара.
Конец истории меня потряс.
- Я правильно понимаю, что Орландо мне не родственник?
- Нет, Жемчужинка, хоть Оскар и воспитывал его с самого рождения и считает своим сыном, биологически Орландо не настоящий Хелдорфф. Кстати, мальчик очень волновался за тебя, поэтому в данный момент мчится на мопеде к нам и будет здесь.. – мама посмотрела на часы, – через полчаса. Так что надень красивое платье и приведи себя в порядок.
- Какое платье! – фыркнула я. – Я не ношу юбки, ты же знаешь! Представь, пойдем мы гулять в парк, и там к нам пристанут хулиганы. Что тогда делать? Орландо может их победить только в шахматы, а мне в юбке размахивать ногами совсем несподручно. Так что я остаюсь при своём: штаны – лучшие друзья девушки.
- Не девушки, а драчуньи! – поправила меня мама и ушла, на прощанье слегка щелкнув по носу.
Орландо приехал через час:
- Перл, глупышка! Куда же ты сбежала?
Я хотела было возразить, что я совсем не глупышка, как он изволит выражаться, но потом вспомнила, что ещё недавно хотела обменять свои мозги на серое вещество кого-нибудь, кто в эволюционном развитии добился большего успеха, чем я, и промолчала.
- Я подумала, что ты мой двоюродный дядя.
Орландо заглянул мне в глаза:
- Перл, я хочу тебе сказать, что ты самая красивая девушка, которую я когда-либо встречал. Никакие мисс Симляндии не сравнятся с тобой! Ты очаровательна, когда сердишься, когда так эмоционально на всё реагируешь, когда хмуришь лоб и кусаешь губу. Ты прекрасно умеешь слушать и открыла до сих пор неизвестный мне мир приключений. Когда я не думаю о науке, я думаю только о тебе. Ты убежала, и я очень переживал, а когда нашлась – понял, что люблю тебя. Когда мы достигнем совершеннолетия, я попрошу твоей руки. Ты согласна стать моей девушкой, а потом и женой, матерью моих детей, Перл?
- ДА!!!
***
В 2 часа ночи приятный мужской голос звал меня встретиться вечером, чтобы курить опиум и говорить по-китайски. Я уже хотела сказать, что не знаю китайского, когда поняла, что это не сон, а музыка, которая несётся из гостиной. Зайдя в зал, я обнаружила нашего садового гномика, которого маме подарил один чокнутый профессор, всем телом приникшего к музыкальному центру. На словах «не прячь музыку – она опиум» у него вспыхнули глаза, словно тлеющие угольки, которые разгораются сильнее от порыва ветра.
Я и не знала, что простой гномик, который прилежно выполняет свои обязанности выбрасывать старые газеты в мусорный бак, может фанатеть от русского рока. Надо будет ему поставить «Агату Кристи», когда никого не будет дома.
Кончилось всё печально – пришла мама и выставила малыша-меломана за дверь остыть.
***
- Я уезжаю. Возвращаюсь в родной Ривервью навсегда.
На кухне повисла неловкая тишина. Мама застыла с вилкой на полпути ко рту. Я подавилась.
- Ну что ж, Ян, мы уважаем твоё решение. Документы о наследстве оформлены, и мы не смеем тебя больше задерживать. Конечно, нам будет тебя не хватать, особенно Перл, но Ривервью всего в паре тысяч километров отсюда, так что Жемчужинка сможет навещать тебя раз в год, – это мама.
Аппетит резко пропал. Ян ушёл собирать вещи, я поплелась за ним.
- Почему ты уезжаешь? Так нельзя! Ты ведь обещал меня не бросать! Обещания надо выполнять. Это всё я, да? Вечно попадаю в неприятности, но я буду стараться! Пожалуйста, не уезжай! Я буду пай-девочкой, честное слово!
Эмоции зашкаливали. Я не знала, что мне ещё сказать, что сделать, чтобы Ян не уезжал. Вот только всё наладилось, и опять рушится зыбкое спокойствие в моей душе.
- Ты тут не при чём, Жемчужинка! – он назвал меня, как папа, и от этого стало ещё горше. – Я думал, что холодность Прады объясняется симпатией к другому мужчине, но Оскар оказался её дядей, а значит, я ей просто безразличен. Мне тяжело быть с ней рядом, на расстоянии вытянутой руки, и в тоже время бесконечно далеко, как будто нас разделяет целый океан. Поэтому я решил уехать, чтобы залечить сердечные раны. Я тебя очень люблю, как дочь, ты же знаешь, и я всегда буду мысленно с тобой, просто физически находиться на другом конце материка.
- А если мама попросит тебя остаться, ты передумаешь?
- Не знаю, всё не так просто. – Ян задумался. – Она не попросит, Перл! Тут даже обсуждать нечего.
Я стремглав побежала к маме. Если она согласна отпустить мужчину своей мечты, то я не готова потерять папу.
- Мамочка! Пожалуйста, попроси Яна остаться! Я сделаю всё, что ты хочешь! Хочешь, встану на колени?
- Доча, ты чего?
- Ян мне стал отцом за это время, настоящим, заботливым, готовым помочь в любой момент, ничего не прося взамен. Я не могу потерять его, мама! Пожалуйста, попроси его остаться! Не лишай меня отца. Гермес меня не признаёт, папа всегда был занят и не уделял мне много времени и вот теперь, когда счастье так возможно, Ян уезжает и ты единственная, кто может его остановить.
Прада смотрела недоверчиво.
- Мама, я буду очень страдать без него. Пожалуйста, поговори с ним!
- Ну ладно, – обескуражено произнесла она и направилась к Яну.
Как только дверь за ней закрылась, я приникла ухом к замочной скважине.
- Собираешь вещи, Ян?
- Да, – молчание. – Я переписал на Перл свою часть имущества Йена. Я думаю, так будет честно: по документам было видно, что брат больше тратил, чем зарабатывал музыкой, так что пусть всё, что ты заработала, достаётся Жемчужинке.
- Ян, Перл ведь не его дочь.
Мама! Я тебя за чем посылала?! Гермеса, что ли, обсуждать?!
- Я знаю, она мне рассказала, когда мы были в Китае. У меня ощущение, что на Сомерхалдерах лежит проклятие: ни у меня, ни у Йена нет детей и уже, наверно, и не будет.
- А у меня ощущение, что на мне порча и я никогда не выйду замуж. Мы с тобой прямо братья по несчастью.
Давай, мамочка, вперед!
- Ян!
- Да?
- Перл очень переживает твой отъезд. Может, передумаешь уезжать? Ты нужен ей.
Ян, соглашайся, пожалуйста! Что ж вы оба такие нерешительные-то!
- Я нужен только ей? Или тебе тоже?
Молчание. Что они там делают? Почему молчат? Я пыталась заглянуть в замочную скважину, но мама с Яном стояли поодаль от двери и разглядеть, чем они занимаются, не было никакой возможности. Я прикладывала к двери поочерёдно то ухо, то глаз, но происходящее за дверью так и осталось для меня загадкой.
Внезапно прямо передо мной возникла мама в дверном проёме.
- Вы целовались? – выпалила я первое, что пришло на ум.
Мама подняла бровь, окинула меня оценивающим взглядом и холодно произнесла:
- Перл Табаско, вы сделали домашнее задание?
- Нееет, - я совсем не ожидала, что она переведёт на меня стрелки.
- Тогда настоятельно рекомендую вам незамедлительно отправиться в свою комнату и приступить к его выполнению, вместо того, чтобы совать нос не в своё дело.
Мне пришлось пятиться к ближайшей спасительной двери, чтобы переждать внезапный приступ материнской заботы. Как только Прада скрылась из виду, я постучалась к Яну.
- Ты уезжаешь?
Он стоял спиной ко мне, с опущенной головой, и рассматривал свои ладони.
- Да.
Меня подкосило. Так и есть в жизни: полоса белая, полоса черная. У меня в последнее время белые полоски такие узенькие, что и под микроскопом не различить, зато чёрные – жирные, упитанные, как навалятся, и под их тяжестью ни рукой не пошевелить, ни голову в сторону повернуть, чтобы хоть не видеть этого безобразия.
Я уселась на пол и стала всхлипывать, ненавидя себя за женскую слабость, за эмоциональность, за то, что не могу, как мужик, махнуть рукой и уйти смотреть хоккей.
- Эй, Жемчужинка, ты чего? Я же
пошутил!