Я не могла прийти в себя очень долгое время. Просто сидела с отсутствующим взглядом и старалась ни о чем не думать, гнать от себя всякие мысли… ЛЮБЫЕ мысли. Все в этом мире казалось мне каким-то неуместным. Все причиняло боль.
Сначала я не могла поверить в то, что Уэя действительно больше нет. Потом винила себя, ненавидела каждую частичку своего существа, затем я словно впала в некое оцепенение: шок перешел в депрессию, безвыходное чувство тоски и вечной тревоги не покидали меня. Жить с этим становилось просто невыносимо. Сейчас, когда после трагического события прошло некоторое время, лучшего выхода, чем выплеснуть все свое горе на бумагу, я не вижу. Самые привычные действия – будь то завтрак или стирка, сбор детей в школу – кажутся мне абсурдными, не имеющими права на существование, на право существования
без него. Я вообще удивляюсь, как я могу сейчас сидеть за столом, держать карандаш, думать…
Как? Как это возможно? Как жестоко со мной обходится жизнь… зачем же судьба одарила меня затем, чтобы потом всё отнять? Бессильная реакция на последние события – это слезы…беспомощные спутники утраты. Нестерпимо чувство боли в сердце. Вот только недавно я писала о муже, о его нраве и чертах характера, а сегодня вынуждена писать о том, как его….не стало. Ведь Уэя больше нет… Не могу заставить себя держать в руках карандаш, что сейчас выводит эти строки, но мои намерения рассказать вам об истории семьи Де ла Кардье тверды, и я ни за что от них не отступлюсь, как бы трудно мне сейчас не было. Ведь я, по сути, единственный человек, который сможет пронести эту трагедию сквозь поколения, сделав тем самым память об Уэе бессмертной.
***
Все началось еще в пятницу, но тогда этому роковому стечению обстоятельств никто не придал никакого значения.
Я никогда раньше не занималась аэробикой, но после разговора с коллегой, которая регулярно тренируется под музыку у себя дома и при этом находится в отличной форме, решила попробовать. Разговаривая с ней, я подумала, что хуже от этого не станет, а музыкальная система, которая являлась нашей гордостью, потому что позволить ее себе наша семья не могла очень долгое время, простаивала зря.
Переодевшись и выбрав ритмичную музыку, я стала совершать всевозможные нехитрые движения, при этом мое подсознание, будто издеваясь надо мной, извлекало из недр памяти все новые и новые картины прыгающих и скачущих красавиц и загорелых юношей, которых оно имело возможность запечатлеть, скорее всего, во время просмотра какого-нибудь спортивного канала. Я уже, было, вошла в раж, как вдруг музыка прервалась, и я почувствовала неприятный характерный запах гари. Тут же обесточив злополучную музыкальную систему, я сказала мужу, что с ней что-то неладное.
- Ну, подумаешь, вышла из строя. Это же техника, Мауриция, с ней такое бывает, - бросил мне Уэй через плечо, пытаясь не отвлекаться от полностью поглотившего его внимание ноутбука. - Сейчас уже поздно, а завтра я посмотрю, в чем дело и обязательно ее починю!
Мы отправились спать и сами о том не подозревая, были вместе в ту ночь в последний раз…
А на следующий день Уэй встал с мыслью о том, что ему непременно нужно починить эту злополучную штуковину самому. На мои уговоры вызвать мастера он не поддавался, а доводы о том, что стоит это всего лишь пятьдесят симолеонов, и слушать не хотел, отвечая мне, что дело не в деньгах, а в принципе и его сильном желании сделать что-нибудь полезное. И совершил роковую ошибку…
Мне не хочется описывать эту с цену во всех ее чудовищных подробностях, скупо могу добавить, что я как врач ничего не смогла поделать. И я виню себя в случившимся в двойной степени, во-первых, в том, что мне взбрело в голову воспользоваться этой штукой, хотя это вовсе не в моем стиле, а, во-вторых, в том, что я ничего не смогла сделать, ровным счетом ничегошеньки…
Ну почему, почему, почему такая нелепость смогла лишить детей отца, а меня любимого человека?
Это чудовищная ошибка, жуткая нелепица...
Этьен уже достаточно взрослый мальчик для того, чтобы все понять, тем более, что эта трагедия приключилась у него на глазах, и тут уж ничего не скроешь. А Мирабелла слишком мала, чтобы знать это, но когда-нибудь придет время, и мы поведаем ей эту грустную историю, а, может, она найдет мои записи и узнает обо все сама, а пока ее нежный возраст поможет ей поверить в наши истории о том, что «папа уехал по делам».
Дальше - хуже. Все эти ужасные формальности, куча безразличного народа у нас в доме. Искренние соболезнования, сочувствие чужих людей.
Я не могу не винить себя в происшедшем, ведь я, если можно так считать, дала толчок этому событию, а теперь я не в состоянии избавиться от мыслей о том, что всего этого могло не быть...
Перечитываю написанные мною строки и понимаю, что все это - всего лишь слова, которыми мне не удалось передать и малейшей части той боли и страданий, что выпала на нашу долю, но на большее я, видимо, не способна.
Нам остается только жить с этим... жить во что бы то ни стало, чтя святую память о любящем муже и примерном отце.
***
Как часто вам приходилось слышать банальное «разбитую вазу не склеишь»? Это и впрямь странно, потому что в моей жизни я повидала ни одну такую вазу. И пусть на ней блестят капельки клея, да и черепки склеены не очень изящно, но хозяину так больно расставаться с этим фарфоровым «зомби». Когда в мою голову приходят подобные мысли, я стараюсь гнать их от себя прочь, ведь именно в такие минуты мне начинает казаться, что я теряю рассудок. Как врач, как научный работник, как здравомыслящий человек, в конце концов, я точно знаю, что в реальной жизни нет ни живой воды, ни даже молодильных яблок. Но неужели мы на столько слабы, что не можем ничего сделать? Ни капельки? Какая глупость: взять и потерять любимого человека в одночасье. Знаете, чудес, конечно, не бывает. Но я не привыкла рассчитывать на чудеса. Я привыкла рассчитывать только на себя… и на знания, накопленные другими поколениями. Мудрость хранится в книгах. А книги в библиотеке. Я спятила. Сошла с ума. Но как бы там ни было, я отправляюсь именно в библиотеку. Беру с собой детей, и мы идем «листать старинные книжки с красивыми картинками».
Вести в провинциальном городке разносятся довольно быстро, об этом даже и писать не стоит, все усугубило лишь положение Уэя: он был далеко не последним человеком в Твинбруке. От этого было только больнее. Люди шептались за нашими спинами, они терялись при нашем появлении и не знали, как себя вести, и что при этом сказать. Даже самый веселый и беззаботный разговор заходил в тупик, потому что жители городка чувствовали неуместность своего смеха на фоне нашего горя и молча переминались с ноги на ногу, бросая угрюмое «здравствуйте».
Прекрасно зная, какое мучение меня ждет, я долгое время колебалась с посещением библиотеки. Но находиться дома было не менее тяжело. В доме, где все напоминало мне о муже, я не могла отделаться от мрачных размышлений и болезненных воспоминаний.
Собравшись с силами, я приняла решение. Этьен, будто бы предчувствуя, что вершится что-то важное, взял в руки книгу и постарался увлечь ею Мирабеллу, в то время как я стала искать на пыльных полках нечто, что мой больной рассудок мог бы принять за спасительную соломинку.
Не знаю, о чём я думала в том момент, но мои пальцы скользили по старинным корешкам сотен томов словно судорожные, а глаза искали хоть сколько-нибудь подходящее название. Но ни пальцы, ни глаза не знали, на чем остановить свой выбор. Не знала этого и я. Очень трудно найти то, чего, возможно, не существует…
Я никогда в жизни не чувствовала столь всепоглощающего отчаяния, отчаяния, которое не оставляет тебе никакой, пусть даже призрачной, надежды на спасение. И все-таки, нельзя добровольно заточать себя в камеру жесткой предопределенности. Практически отчаявшись найти хоть что-то похожее на старинную книгу (конечно же, я не ждала, что найду маленькую брошюрку, на которой красными буквами будет выведено «Воскрешаем мёртвых. Руководство для чайников», но мне казалось, что я должна узнать такую книгу из тысячи других), мы уже, было, собрались идти домой, как меня окликнула какая-то женщина.
- Я давно за вами наблюдаю, но, мне кажется, что здесь нет того, что вы ищете, Мауриция.
- Как вы можете знать, что мне нужно? Я не спрашиваю вас, откуда вы знаете мое имя, думаю, это ни для кого в городе не секрет, но вас я что-то не припомню.
- Не будем тратить время на выяснение формальностей, но, я, так скажем, прекрасно понимаю ситуацию, в которой вы оказались. И на вашем месте я бы стала действовать точно также, - спокойно сказала женщина.
-Хорошо. Даже если вы шарлатанка, я готова заплатить вам. Мне уже, признаться, все равно, и хуже от этого точно не будет.
-Что вы… зачем вы
так, я всего лишь хочу вам помочь. Слушайте меня внимательно. Есть одна книга… но она хранится не здесь…Вам предстоит многое пройди даже когда вы найдете книгу, ведь она поведает вам всего лишь рецепт нужного снадобья… но для того, чтобы найти
те самые ингредиенты для его приготовления, предстоит многому научиться. Вам потребуется много сил и терпения. Возможно, вы даже положите на это всю вашу жизнь… и тогда вам придется задуматься, а стоит ли возвращать его к жизни, если вас самой скоро уже не станет…
- Постойте…что за глупости…
возвращать к жизни? Да что я – сумасшедшая что ли? Я врач…это невозможно…
- Не нужно, -понимающе сказала она, - я все знаю…Отправляйтесь в катакомбы и поинтересуйтесь у тамошнего смотрителя, как вам можно заполучить Вита Либри.
- Вита Либри?... Боже, кто вы? Почему вы мне помогаете?
Как я ни старалась держать себя в руках при посторонних людях, и не показывать того, что творится в глубине моей души, но сострадание этой незнакомки и ее отчаянное желание помочь мне, заставили меня разрыдаться как малого ребенка.
-Ну-ну, полно вам. Не стоит. Если вы проявите терпение и положите на это много сил, то обязательно справитесь.
Ее лицо казалось таким добрым, а слова столь утешительными, что мне удалось почувствовать некое спокойствие, и чувство безысходности покинуло меня на время...
-Как же мне вас благодарить? Кто вы?
-Мам, с кем ты разговариваешь? – словно очнувшись ото сна, я вдруг услышала голос Этьена. Он тянул меня за подол. – Мам, на нас все смотрят. Пойдем домой...пожалуйста!
-Наверное, привиделось, сынок, прости…я так устала за последнее время…
***
В тот же день я решила позвонить Маршаллу. Ученый и просто друг, он показался мне незаменимым советником. Не смотря ни на что, я хотела поведать ему о своем видении в библиотеке, таинственной незнакомке и загадочной книге, о которой она рассказывала мне.
