САУНДТРЕК К ЗАПИСИ: WITHIN TEMPTATION, 'BITTERSWEET' (ТЕКСТ И ПЕРЕВОД)
43. Элвис покинул здание
Когда мы закончили первый семестр, Лизель решила, что это необходимо отпраздновать. Налиться пивом по самые уши, сделать пару глупостей, а на следующий день старательно выговаривать в трубку: «да, мама, все на “отлично”». Лизель считает, что мир без праздников – это куча унылого мусора. Она бы составила справочник в стиле «как нужно жить», но ей скучно осуществлять мечты, которые в процессе облепятся, как блохами, всевозможными занудными деталями.
Мы решили отпраздновать, а еще заодно обмыть новый диван и новые ботинки Вернера, и то, что наша сборная по хоккею снова продула. В США не умеют толком играть в хоккей.
У Лизель есть неприятная привычка звать меня «Тонья» и говорить о социализации. Она хорошая, офигенная, я ей не завидую, все просто прекрасно, но в этой затее нет смысла. Я не хочу. Зачем? Ради чего?
У Лизель лучистый взгляд феи-крестной, лучистая улыбка и лучистый голос, похожий на хрустальную музыку ветра, переливающуюся крошечными снопами радуги на свету. В ней кровь ведьмы доминирует над всем остальным и благоразумным. И она, черт возьми, умеет уговорить, вытягивая слова, как жилы.
Вот поэтому этой ночью я была в «Кампусе», подпирая там стенку. Окружающие пялились на мои ноги, я пила пиво, потому что надо пить пиво, ведь мы празднуем; и смотрела на Лизель, игравшую на барабанах что-то безумное. Их темп маршем бился в моих ушах, а взгляд от кузины сам собой переводился к Марку, стоящему при входе спиной ко мне.
Через минуту я сдалась, пиво кончилось, и хотелось не просто пялиться на его лопатки, а шагнуть вперед и что-нибудь сделать. Я даже сделала один маленький шажок. Один чертов крошечный шаг… Марк обернулся, выводя из соседнего зала какую-то девушку. Он не смотрел на меня, его лицо было шальным и веселым, а рука поглаживала по талии эту… Эту.
Потом я, конечно, с ней познакомилась.
Но тогда, в тот проклятый миг, я слышала хрипловатый смех этой девки, её бессвязный полупьяный лепет и частые вздохи. И тогда родилось это чувство. Доселе оно дремало, змеей свернувшись вокруг моего сердца, а теперь открыло глаза и зашипело – тоже по-змеиному.
Я мечтала слиться со стеной, пока они целовались, или провалиться сквозь землю, или просто умереть на месте.
Ты только посмотри, прошипела змея. Смотри, Антония!
Яд с её клыков капал и капал; в груди разгорался огненный шар. Сердечный приступ? Удар судьбы пыльным мешком по голове? Я тихонько сползала по стеночке, когда тварь меня заметила. Марка уже не было, а девка улыбалась. Её губы распухли от поцелуев, а голос был томным и протяжным.
- Я Лана Хаффингтон, - сказала она, - из коммуны «Три-Вата». А ты сестра Марка, да? Антония? Круто, что мы наконец-то познакомились.
- Круто, - согласилась я, а змея шипела мне в уши: «умри, дрянь, умри, умри!»
Возможно, я выглядела жалко, или просто злобной, но одно другого не исключает. Ноги сами принесли меня к барной стойке, где уже скучал растрепанный Вернер. Мы выпили, потом еще и еще. В моей крови уже плавало это проклятое пиво, затем к нему присоединилась еще какая-то дрянь… Дальше – провал, черный и бездонный. Последний кадр – мы садимся в такси, и я смеюсь больным лающим смехом.
… Утро было омерзительным. Кровать Лизель пустовала: то ли она уже ушла, то ли еще не пришла. Хвала всем богам, таблетки для таких случаев она хранит на видном месте. Я приняла душ, попыталась позавтракать, но меня еще мутило, и пришлось ограничиться апельсиновым соком. Он был холодным, таким восхитительно холодным и сладким, но тут пришла она и все испортила.
Эта стерва Лана.
Эта блондинистая швабра с вульгарным голосом и мировоззрением дешевки.
Я уже писала, что ненавижу её? Так вот – ненавижу.
От её голоса меня тошнило еще сильнее, а она все несла что-то про судьбы, свою бабушку, в которую был влюблен сам Кайл Вальтерс (на пару перепихов больше, чем с другой, а уже любовь, поразительно), этсетера, этсетера. Сидела в своем белье, прилипшем к коже, влажной не то от воды, не от… Не могу об этом думать.
Убить её и удавиться самой.
* * *
Удивительно, какими медитативными свойствами обладает непринужденный бездумный треп. Мозг отключается сам собой. Лиз что-то говорит, я что-то отвечаю, часть разума фиксирует важные сведения, коктейль холодный, ветер приятно обдувает голые ноги. Только что кузина разыграла маленький спектакль перед скучающей публикой преимущественно мужского пола, изгибаясь, как змея, в бассейне.
Она сегодня в ударе. Я, кажется, тоже.
Удивительно, насколько хорошо можно узнать человека в тяжелое для себя время. Раньше я и не могла подумать, что мы с Лиз станем подругами. По её словам, она даже не надеялась меня расшевелить.
Я чувствую себя горящим факелом, брошенным в воду; снаружи он обычная головешка, но внутри есть дополнительный фитиль, готовый снова вспыхнуть. Заставить задыхаться. Лизель говорит, что в моей голове царит целый сонм внутренних демонов, но на самом деле он всего один. И уже неделю он с нами не живет.
Мой призрачный оазис – шезлонг у бассейна. Я лениво разглядываю купающихся и слушаю новости из дома. Мама пишет новую книгу в соавторстве с дядей Кайлом, боюсь даже представить, о чем будет их творение. Тетя Делия переквалифицировалась в судьи. Этот ход скорее политический – как адвокату, горой стоящему за клиентов, ей станут симпатизировать со стороны защиты.
Они с дядей Михаэлем скучают без детей и поэтому завели щенка, названного Базилем. Поначалу это был бархатный черный комочек с потешно высунутым языком; он рос как на дрожжах и вскоре превратился в нелепую тонконогую псину. Правда, по их словам, безмерно очаровательную. Спустя некоторое время они решили, что Базиль скучает и купили ему подружку. Точную копию его в щенячестве, только белую. Назвали Базилисой. Теперь ждут, что из неё вырастет.
… И тут рассказ обрывается, Лизель снимает очки и напрягается, как кошка перед прыжком. В её глазах азарт вперемешку с предвкушением. Не проходит и недели, чтобы кузина не нашла себе новое развлечение. Она ищет совершенство – привлекательное, неглупое, с чувством юмора, без закидонов и не бревно в постели.
Небо сумеречно-фиолетовое, когда я перехожу в кафе. Официантка зажигает лампы. Закончив, она кивает кому-то и уходит. Я отрешенно размышляю о природе стихийных эмоций, методиках расслабления и не замечаю, что ко мне обращаются.
Самый пошлый и вульгарный способ знакомства, который есть на свете!
- Что такая красавица делает здесь в одиночестве? – и оценивающий взгляд по завязкам бикини.
Я возмущена. Я задета, раздражена и потому попадаюсь. Спустя несколько минут мы уже мирно болтаем, но мои щеки еще розовые от негодования. Его зовут Джон Элиотт, он будущий врач, и ему остается полтора семестра до выпуска. И он все еще пялится на мою грудь. Теперь я больше смущена, но это приятное чувство.
Кто бы мог подумать, что Антония хотя бы недельной давности будет знакомиться с парнями в университетском бассейне, да еще и полуголая?
Я оставляю Джону свой телефон.
* * *
«Три-Вата» устраивали вечеринку в честь нового учебного года, и мне категорически не хотелось идти. Третий семестр начинался с курса лекций профессора Гибсона из школы СимБР в Квантико, а портить репутацию перед таким человеком… Я бы не пошла, я не могла, я не имела на это права – перед самой собой. Факел погас.
Но любопытство сгубило кошку.
Внутри меня всю трясло, когда мы с Лиз вошли в здание. Вечеринка была в «простынях», и поэтому многие нацепили на себя импровизированные туники. Лизель мгновенно скинула одежду, побежав превращаться в гречанку. Мимо меня промчалась хохочущая толпа, возглавляемая Вернером, и я, чтобы не быть раздавленной, зашла в ближайшую дверь.
И сразу же пожалела. Это оказалась кухня, и посреди неё стояла швабра Лана, пожирая пиццу. Она шумно проглотила кусок и уставилась на меня, как на инопланетянку.
Мы смотрели друг на друга, наверное, минут пять; затем Лана сказала:
- Не ожидала увидеть тебя здесь, Тонья.
Черт бы побрал Лизель за её «Тонью» и драную кошку Хаффингтон за то, что она вообще есть. У ревности, говорят, зеленые глаза. Она смотрела на меня через Лану Хаффингтон, и я все поняла; дрожь внутри стихла, сменившись злорадством. Мои губы сложились в вежливую улыбку:
- Меня оказалось легко уговорить.
Стерва передернула плечами. Её глаза прожигали во мне дыру.
- Его здесь нет, - процедила она и, словно взяв себя в руки, добавила спокойнее: - Жаль, что у нас не получилось подружиться.
- Мне тоже, - легко сказала я.
Летом, отдыхая в компании Лиз, мой внутренний мир представлялся мне безмятежной альпийской долиной. Теперь с гор была готова сорваться лавина, чтобы поглотить все и вся, и я вновь буду пытаться выбраться наружу, но только закапываться все глубже и глубже… Чувство было почти мазохистким. Элвис покинул здание, стреляйте.
Хлопнула дверь, и в кухню ворвался Вернер, за ним шла ехидно улыбающаяся девица.
- Вот ты где, Лана, - проговорила она сладко, а кузен выпалил: - Тонья, идем, мы тебя со всеми познакомим.
Девица оказалась Лори Апшотт, президентом коммуны. По слухам, они с Ланой были злейшими врагами и чудом уживались вместе в одном здании. Вероятно, Вернеру нравились змеи. В гостиную он нес Лори на руках в прямом смысле слова.
Из обряженной в простыни толпы к нам вышла симпатичная шатенка. Заметив меня, она приветливо улыбнулась:
- Я Тиффани, самый нормальный человек в этой компании. А ты сестра Вернера?
- Когда уже про него скажут, что он брат Антонии? – неожиданно для себя пошутила я. Вернер расхохотался:
- Дорогая, все будет так, как ты захочешь.
Меня представили, кажется, всем, но я не запомнила ни одного имени. Кто-то принес абсент, и стало совсем весело. Я вспомнила о завтрашней лекции… и все же пошла переодеться в простыню. Впереди была целая ночь. Пошло все к черту.
Бабушка Жаклин говорит: «как сладостно затишье перед бурей». Ох, как она права.
На выходе из спальни меня поймал Вернер. Я едва успела подхватить спадающий узел простыни. Его лицо было непривычно серьезным. Неужели… Сердце стало острым и твердым, как осколок. Я едва могла дышать.
- Тонья, я хочу кое-что у тебя спросить, - сказал он, не заметив моей реакции. – Помнишь, зимой мы были в «Кампусе»? Праздновали?
Я непонимающе кивнула. Вернер глубоко вздохнул, как перед прыжком, и спросил:
- То, что ты тогда сказала… Это и в самом деле правда?
