После замужества, моя прежняя жизнь закончилась, и началась новая. Я позабыла все прелести детской беззаботности, ведь теперь на моих плечах держалось много важных дел: уход за мужем, готовка и уборка.
В последнее время местные кумушки о чем-то рьяно перешептывались: а как мимо проходила я, так сразу замолкали. Ну и проходила дальше, не сильно заботясь об этом. В тот роковой день я узнала страшную весть…
Как-то прибежала ко мне Аннушка за горсткой соли ну и давай рассказывать о том, о сем. И зашел разговор о местных сплетнях. И интересно мне стало, о чем лепет во всей деревне стоит. Долго ломалась Аннушка, стеснялась мне рассказывать, но все же я уговорила ее.
«Ты не злись на меня, родная, но поговаривают, что муж твой к другой бегает», - и замолкли губы Аннушки, ожидая моей реакции. А я расхохоталась. Да так заливисто засмеялась, что даже поперхнулась.
«Бог с тобою, ну что за враки! Не может такого быть, не может».
«А вот, представь себе, бывает. Я врать не буду. Мужчины, что можно с них взять? Им чуть намекни, сразу полезут, не задумываясь».
«Аннушка, имей совесть, прекрати! Уйди, пожалуйста, настроение испортила…», - я выпроводила соседку за дверь, приговаривая, чтобы больше такого не слышала. Та молча ушла. Пальцы судорожно впивались в кожу, и когда я почувствовала острую боль, быстро отдернула руки. Сквозь бархатный платочек просочилась капелька крови. Я присела и взяла недошитую рубаху. Да вот только непослушные стали мои руки, предательские. Сердце бешено стучало, а внутри будто что-то хрустнуло, сломалось. Я бережно прошлась ладонью по округленному животу и все приговаривала: «не может быть, враки все. Все вранье бабье…»
Эту ночь пережила я плохо, глаз почти не сомкнула, сны снились беспокойные. Я все куда-то бежала, кричала и плакала. А люди, мне неизвестные, мимо проходили и равнодушно так взглядом окидывали… а потом я оказываюсь на заднем крыльце, в родительском доме, где мы с маменькой постоянно играли и песни пели. Вот отец сидит один и поговаривает что-то, плача, а рядом ямка такая глубокая; али хоронит кого? Подхожу поближе осторожно, посмотреть, кто ж там захороненный. Смотрю и как отскочу назад! А это же я лежу! В подвенечном маменькином платье лежу, руки скрещены, глаза закрыты… бледная-бледная мертвечина... А рядом с папенькой Анежка стоит с Ангелом, улыбаются. Я к Анежке бросаюсь, плачу, что вот она я, похороненная лежу, а она не видит и не слышит… К отцу на колени падаю, хватаю за руки, а меня будто не чувствуют… В отчаянии оборачиваюсь к Ангелу – а он стоит и на меня смотрит. Да взглядом таким стальным, страшным, что испугалась я, никогда таким не видела. Говорю любимому, что же это творится-то, а он все стоит.
Я кидаюсь к нему на колени, плачусь, ножки целую… и вдруг слышу металла звон. Поднимаю голову, и меч длинный надо мной повис. Глаза только и успели увидеть, как кровь брызнула из шеи моей. Повалилась я на землю, голова в ямку укатилась…
Проснулась! Вся в поту, вся в слезах! Видать, плакала во сне. Смотрю, что Ангела нет уже, а время еще – петухи не пели. И тут все показалось мне таким неродным: кровать, простыни, цветы в вазе, лестница, дворик позади, прялка… Все такое ненастоящее, не близкое сердцу… и домой захотелось. На чердак залезть и спрятаться, как это в детстве делала.
Успокоившись, встала я с кровати и в одной сорочке подошла к окну, а на улице еще темень, рассвета не видать. И одиноко стало, и в животе пустота образовалась… и снова зарыдала…