- Это мальчик! – радостно воскликнула Аннушка. Я, вся мокрая и горячая, не могла отдышаться и нарадоваться своему счастию – сын, у меня сын! И в одно мгновение позабыла я всю горечь и печаль, что совсем недавно терзали мою душу. Это ведь настоящее чудо! Какого это осознавать, что ты произвел в мир живую частичку самого себя, которая останется жить на свете, когда тебя уже не будет. Память о том, что ты тоже существовал когда-то и где-то, - ради этого стоит жить.
Я устало приподнялась и протянула руки к своему сокровищу. Этот миг был самым счастливым событием в моей жизни. Я теперь мать… заботливая любящая маменька, оберегающая своего дитя, будто птенца, только вылупившегося из яйца. Аннушка и ее сестра обнимали сначала то меня, то ребенка, поздравляли, а я в ответ благодарила их. И тут… осознала, что со мной рядом не было по-настоящему дорогого человека. Вспомнила, что произошло несколько часов назад, вспомнила весь диалог от начала до конца и крики, звонкую пощечину… и от того внутри так опустело… словно на сердце кинули большой мешок с картошкой, оборвали цепь, и тяжелый груз со страшным грохотом упал вниз…
Сына я назвала Иоанном, что значит
«Бог помиловал». Как это необычно смотреть на маленькое беззащитное существо, нуждающееся в поддержке и тепле. Существо, которое не знает еще всей прелести и трудности жизни, разум которого еще не очерствел под натиском лицемерия, лжи и предательства… Сестры расположили меня в большой и просторной комнате и приказали отдохнуть до завтра как следует. Аннушка поставила мне ковш с теплой водицей и полотенцем.
Через час я услыхала шаги и скрип двери. В комнату вошел Ангел, с виду спокойный, но слегка растерянный, а следом за ним…
«Папенька!», - радостно крикнула я и привстала с кровати. Отец подбежал ко мне, на сколько сил хватило, и начал обнимать-целовать. Я даже заметила, что он всплакнул: лицо и глаза покраснели, губа нижняя задрожала. За отцовским плечом я рассматривала Ангела, который тихо стоял сзади. Он, увидев, что я смотрю на него, повернулся к ребенку и взял на руки. Убедившись, что родился сын, на лице его промелькнула улыбка.
«Как назвала?» - спросил Ангел, разглядывая эти маленькие ручки и ножки.
«Иоанн», - тихо ответила я. Разговор не клеился.
«Что же, хорошее имя».
Я только кивнула. Было страшно что-либо ему говорить. Так же страшно, как когда-то в детстве на него смотреть. С виду грозный, неприступный и напоминавший башню. Да и сейчас такой же, только морщин на лице прибавилось, и седина в волосах пробивалась.
Два месяца спустя…
Начало февраля было очень холодным: сугробы на улицах до сих пор лежали метровыми слоями, бедные крыши еле сдерживали этот белоснежный напор, окна были заледеневшие, и покрыты расписными морозными узорами художницы-зимы.
Я, накинутая теплой шалью, сидела с Иоанном в гостиной, на кресле, и кормила малыша грудью. Вдруг сзади повеяло холодком, и я поняла, что вернулся муж.
После очередного захода к Анежке…
«Тебе письмо прислали, оно на столе», - обычным своим тоном произнесла я, словно не обратила внимания, что мой муж недавно целовал чужие губы и шею. Даже после рождения сына он продолжал ублажать свои желания, тогда как жена была призвана заниматься ребенком и домашней утварью.
Ангел ничего не ответил. Услышав топанье сапог и шорох меха на плаще, я повернула голову обратно к Иоанну. Признаться, мне было интересно, что писалось в том письме, но спрашивать я не хотела, и вряд ли бы меня посвятили. Но тут следующие слова ввергли меня в шок:
«Завтра я уезжаю на войну», - эта непринужденная фраза потом надолго врезалась мне в память. Я встала с кресла и посмотрела на мужа круглыми глазами. Но промолчала. А что можно было сказать? Я не нашла слов, кроме как «Угу», и отправилась собирать вещи.
Стоя на крыльце со спящим Иоанном, я смотрела на упряженных коней, а Ангел медленно складывал последние приготовленные сумки. Убедившись, что все держится, он повернулся и посмотрел на меня. Его лицо выглядело безразличным, будто он не на войну уезжает, а к приятелю на несколько дней и скоро вернется. Но я знала, чувствовала сердцем, что ему страшно и грустно одновременно. И я кинулась к нему… кинулась с ребенком в его крепкие, мужские объятия, слезно зацеловывала в губы, щеки, нос, лоб, во все-все… Плакала, много плакала… И как только пришла минута расставания, я осознала, что он может не вернуться. Дав ему Иоанна, я сняла с себя золотой крестик, доставшийся мне от покойной маменьки, и надела ему на шею.
«Теперь мой Ангел-хранитель твой. Береги его, чтобы он берег тебя», - любимый улыбнулся в ответ. И я точно убедилась, что в этих улыбке и взгляде читались слова «Прости за все».
Кони пустились в бушующую метель, а я все стояла на морозе и провожала его взглядом, пока зима не скрыла его от меня насовсем…