Тема: Тайвань
Показать сообщение отдельно
Старый 20.03.2011, 00:25   #121
⎡ amazement ⎦
Серебряная звезда Золотая звезда Золотая слеза критика Золотая звезда Серебряная звезда Бронзовая звезда Золотая кисть вдохновения Золотая звезда 
 Аватар для Aisgil
 
Репутация: 4975  
Адрес: melancholytron
Возраст: 36
Сообщений: 3,790
Профиль в Вконтакте
По умолчанию

9. 启示 the revelation
(откровение)


Закончив писать в дневнике, я закрыла блокнотный переплет с дурацкими зелеными полосочками на лицевой стороне обложки и вздохнула. Почему-то на бумаге мои переживания выглядели куда ярче и острее, чем в жизни, казалось, что воспоминания мучают меня постоянно, но на самом деле они были в тени, осторожно ступая за моей спиной, бесшумно, но неудержимо. Когда ты вплотную живешь со своим адом и вращаешься в этом соку каждый день, то постепенно привыкаешь, но собственные чувства, обличенные в слова могут даже напугать. Ты словно видишь свое нутро со стороны, когда обнаженные кишки сверкают язвами, а в ноздри бьет удушливый запах плесени, это не на шутку пугает. Но и это происходит задним числом.
Недолго думая, я запихнула тетрадку в самую дальнюю коробку под кучу всяких разных мелочей типа шарфиков, косметики и прочих лаков для ногтей. Там же я нашла мои любимые солнечные очки, как ни странно, за эти пару дней я даже ни разу о них не вспомнила. Нацепив цветные стекла в пластиковой оправе на нос, я вышла из дома на очередную прогулку. Я думала о том, что я наконец-то преодолела бесконечное двадцать третье число, о том, как быть с внезапным «даром», от которого становится только хуже, и в котором я только еще больше залипаю, словно в расплавленном каучуке. Мои движения и реакции на происходящее вокруг становятся такими же неестественно резиновыми, а мысли гулко бьются о стенки высохшей черепной коробки. Совсем как броуновское движение — беспорядочное, неудержимое и бессмысленное. Молекулы двух разных жидкостей танцуют вальс не в такт в моей голове. Чертов начальный курс физики в средней школе. И химиии заодно.
Асфальт был горячим и больно бил в глаза своим жаром, мысли не в такт текли по венам, рвано, урывками окутывая все тело. Через три секунды они, невнятные, доберутся до сердца. Две. Одна. Поехали.
Не осталось сил, чтобы продолжать бессмысленно куда-то идти, поэтому я просто завернула в ближайшую подворотню и села в тени какого-то экзотического дерева, а потом и вовсе легла. Не знаю, сколько времени я так лежала и о чем думала все это время — в голове был туман, такая взвешенная в воздухе почти на атомы вода, кислород и водород. Воздух осязаем, его можно потрогать и сжать в кулаке, а потом съесть из собственной пригоршни. Только в субтропиках такой климат. Этим просто невозможно дышать.


Мне не давало покоя ощущение, что что-то не так. Все пошло неправильно, совершенно наперекосяк. Я в самом деле схожу с ума и мое ужасное прошлое тут совершенно ни при чем. Доказывать, что все события, произошедшие со мной не повлияли на меня, по меньшей мере глупо. Во всяком случае самой себе я врать не собираюсь. Не просто так эти вязкие навязчивые мысли лезут ко мне из глубин памяти, уродливо скалясь мне прям в лицо с тошнотворным дыханием. Что-то очень серьезное, но совершенно неуловимое произошло. Я не верю в призраков, их нет и быть не может. Какая к черту метафизика, если любую поговорку и пословицу про чертей можно объяснить с логической точки зрения, если учитывать примерное время происхождения фразы? Это что-то другое, что-то, что обнажает мои страхи и заставляет этих кровожадных пираний кусать мои ломаные руки. Что связывает меня, больно перекручивая суставы, вгрызаясь в и без того воспаленное многочисленными травмами сознание. Я всегда знала, что у меня слишком яркое воображение, которое бесконечно рисует настолько жуткие картинки, что ужас почти никогда не смывается с ресниц вместе с тушью.
Одно из двух: либо я схожу с ума естественным путем, либо кто-то мне помог в этом. Но, если рассматривать второй вариант, то постоянно я общаюсь только с одним человеком… Нет, даже думать об этом не хочу. Это слишком ужасно, чтобы быть правдой. Я даже в призрака готова поверить, только не в это. Голова начала зудеть, больно нахлестывая друг на дружку мысли, словно стопку толстых одеял. Разнервничавшись, я вскочила с травы и пошла куда-то вперед. В этот момент мне срочно нужна была красота, хоть что-нибудь живое и красивое. Мне хотелось видеть красоту везде, но вместо этого я видела полусгнившие газеты в узких подворотнях, фонари с выбитыми лампочками и прочий совершенно непривлекательный мусор. На улице уже стемнело, но народ еще не высыпал наружу, поэтому по пути мне попадалось мало людей, все, как один, с задумчивыми лицами, да разве что машины с тонированными стеклами изредка проезжали мимо.
И тут я увидела ее, и сердце, невозможно близкое к коже, начало мучительно быстро отстукивать ирландские мотивы.
Она шла в белом коротком платье с рукавом в три четверти мне навстречу. Половина лица прекрасной филиппики была скрыта темными очками, поэтому не было понятно узнала она меня или нет. Мы неторопливо двигались навстречу друг другу, она на невероятных шпильках, а я просто изможденная жарой и густым воздухом, к которому невозможно привыкнуть. Когда мы поравнялись друг с другом, я слегка коснулась ее руки и прошептала:
— Forgive me*.
Она резко отшатнулась и попыталась пойти быстрее, я слышала ее рваное дыхание, с тихим хрипов вырывавшееся из груди, и видела, как она прихрамывает.
— Я не хотела, на меня что-то нашло, но ты сама виновата!— оправдываясь, скорее перед собой, чем перед ней, я шла за ней вслед. Синяков и царапин на обнаженных стройных ногах не было, наверное, что-то с суставом.


— Оставь меня,— наконец выдавила она из себя и остановилась, повернувшись ко мне. Даже не видя ее лицо полностью, по искривленному рту не сложно было прочесть гримасу ужаса в сочетании с отвращением.
— Зачем ты подошла ко мне тогда?— спросила я неожиданно сама для себя.
— Не знаю. Я не хочу тебя видеть больше никогда,— сказала она и на краткое мгновение сняла очки. Один глаз жутко заплыл, но тем не менее смотрел на меня с презрением, а второй, здоровый, сверкнул злобой. И тут же девушка вновь скрыла глаза темными стеклами.
— Знай только, что я действительно не хотела… ничего,— проговорила я и мы разошлись в разные стороны.
Как ни странно, эта встреча успокоила меня, но тем не менее, я решила, что пачка сигарет не будет лишней. По иронии судьбы купив никотиновые палочки в том же самом ларьке, я решила возвращаться домой в обход, чтобы не встретиться ненароком с филиппикой.
Весь мир сжался до размеров только-только прикуренной сигареты. И сладковато-горький стереодым вокруг, слева, справа и передо мной, заполняющий километры пустоты внутри, возвращающий самообладание. С каждой новой каплей никотина осколочная, как граната, боль уходит погулять. Мне бы очень хотелось, чтобы кто-нибудь похитил ее и мои остаточные страхи, чтобы я больше не заблуждалась в собственных бредовых чувствах, как в темном лесу на краю грибного дождя. Дым ложился на плечи, я всю дорогу выдыхала его перед собой, тут же входя в эфемерные облака, и моя маленькая задушенная совесть перестала хватать за горло. С каждым вдохом мне становилось все легче и спокойнее. Умиротворение накрывало меня без прикосновений, аккуратно и неторопливо, словно поля снегом. Снег. Я уже давно его не видела, а ведь завтра рождество, должны же быть хотя бы крошечные снежинки, хотя бы одна, но тут не бывает никакого снега.
Я зашла в квартиру, выпила пару стаканов грейпфрутового сока, стоявшего в пакете на столе, выкурила пару сигарет. И решила сходить в душ, после которого в планах было посмотреть что там нового в рунете. Но этим планам не суждено было сбыться. В поисках ноутбука, я обыскала все уголки кухни-гостинной, заглянула в спальню и, наконец, без особой надежды, в комнату с коробками. И пораженно замерла на пороге.
Он сидел на полу, облокотившись на стену и читал. Читал мою тетрадь. Мой дневник. С моей болью внутри. И мерзко улыбался.
— Niemand kann…**— растерянно прошептала я.
И все встало на свои места. Та версия происхождения собственного сумасшествия, которую я отметала прежде, стала вдруг слишком возможной и реальной. Ему нравилось то, что он читал. «Нравилось» даже не то слово — он буквально тащился от написанного, так жадно и внимательно читая слова, что даже не заметил, как я вошла. Я было попятилась назад, не в силах смотреть на живое воплощение кошмара, о котором даже мой извращенный мозг не смел помыслить, но злоба взяла верх. Пересилив себя, я осторожно подошла ближе. Муж по-прежнему увлеченно пожирал глазами странички моих живых страхов и сомнений, написанных неровным почерком.


— Это все ты, это ты!— опустившись перед ним на колени, выпалила я и затрясла его за плечо.
Он резко отпрянув от неожиданности, стукнулся головой об стенку. На его лице мимолетное удивление сменилось прежней садистской улыбкой, он с удовольствием наблюдал за моей реакцией. И больше не таился. И я поняла, что все гораздо глубже, чем просто чтение моего дневника. В голове лихорадочно носились ослепительные мысли, сменяясь с припадочных на просто безумные. Но проблема в том, что в этом контексте любая из них могла быть верной. А еще хуже, если все сразу.
— Значит, ты не просто так познакомился со мной тогда на улице? Или заинтересовался мной, когда я рассказала тебе свою первую страшную историю о том, почему я оказалась в восемнадцать лет на улице?
Он кивнул, буравя меня изучающим взглядом. Я всегда видела в этих карих точках теплоту и ласку, но сейчас в его глазах блестел интерес, который уже не было смысла скрывать. Наверное, он действительно любил меня, но как-то по-своему. Любил так, как я никогда не смогу понять.
— Что ты сделал со мной?— захотела крикнуть я, но губы плохо слушались и вместо вопля из гортани вырвался лишь слабый хрип. Он обнял меня за плечи, усадил рядом с собой, прислонив спиной к стенке.
— Хорошая девочка,— ласково сказал он, жадно пожирая меня глазами. Он гладил мои волосы, спускаясь ниже на плечо, и плавно приближаясь к шрамам. Он никогда раньше не трогал их в открытую, мастерски притворяясь, что это была случайность. Он вообще отличный актер, раз смог так легко обвести меня вокруг пальца. Чтобы раскусить его потребовалось пять лет замужества и нелепая случайность.


С каждым его прикосновением, легким, но настойчивым мне становилось все хуже и хуже. Только что мой мир разрушился, а он разрушает мой мозг еще сильнее. Я сидела, не в силах пошевелиться, с широко раскрытыми от ужаса глазами и не могла даже попытаться осознать весь ужас того, что произошло. Я вспоминала отца, который повесился на собственном галстуке, не выдержав ужасов афганской войны. Его мучила фантомная боль*** и он физически не мог каждую ночь на протяжении десяти лет после окончания войны просыпаться с криками от кошмаров, его организм не позволял пить достаточное количество алкоголя, чтобы заглушить весь этот ад. И ничего не помогало. Оставался только один выход. Но об этом я узнала потом, когда немного подросла, незадолго до наводнения, когда я потеряла маму. Вышедшая из берегов в две тысячи первом году река Лена, затопила первые этажи почти всего города. Это происходило постепенно, не как сель или цунами, но, тем не менее, стремительно. Не все успели уехать куда-нибудь подальше, чтобы переждать. Эвакуация происходила хоть и оперативно, но все равно недостаточно быстро. Вообще все эти воспоминания были как за пеленой, всплывали одна за другой картинки, между которыми очень сложно было провести логические цепи, но постепенно все прояснялось ярче и четче, как будто я переживала это заново, словно это со мной происходило здесь и сейчас на самом деле. Я каким-то образом упала в воду и когда я погрузилась в ледяную воду с головой, мое тело течением разрезало металлическими листами от крыш самодельных гаражей, а мама, пытаясь меня спасти, утонула сама. Все произошло в считанные мгновения. Я сумела кое-как выбраться, озябшая и вся в крови, но от шока и холода совсем не чувствовала боли. Очень скоро меня подобрали, помню, что почему-то я была очень легко одета даже для мая. Вот так, в восемнадцать лет я оказалась сиротой на улице с затопленной квартирой, без денег и документов. Сначала меня, конечно, подлечили в обычной больнице, но когда я немного поправилась и осознала весь ужас своего положения, случился нервный срыв. И начался новый круг ада.

__________
* Прости меня (англ.)
Далее диалоги героинь на английском сразу переведены на русский для удобства читателей.
** Никто не может… (нем.)
*** Фантомная боль — боль в потерянной (ампутированной) конечности. Часто бывает у ветеранов войны, реже у людей, потерявших конечность другими способами.

бонусы

Последний раз редактировалось Aisgil, 02.09.2011 в 03:09.
Aisgil вне форума   Ответить с цитированием