САУНДТРЕК К ЗАПИСИ: URGE OVERKILL, 'GIRL YOU'LL BE A WOMAN SOON' (ТЕКСТ И ПЕРЕВОД)
45. Страдания юного Вернера
- Как ты? – вопрос банальный, но уместный. Я пожала плечами:
- Странно. Надо привыкнуть.
Полулежа на подушке, я смотрела, как Джон встает с постели, одевается, набирает кому-то SMS. Спрашивает, заказать ли мне завтрак. Говорит, что ему срочно уйти, но он скоро вернется. Я кивнула: честно говоря, мне было плевать. Осознание собственной глупости как всегда пришло слишком поздно. Дура. Низ живота тянуло, но что такое боль физическая… Сегодня день банальных фраз.
Когда он ушел, я вскочила с кровати и начала нервно расхаживать по комнате. Последний мелкий камушек упал, вот-вот начнется настоящий камнепад. А ведь начиналось все не так плохо, если, разумеется, не переводить в эту категорию расставание с Вернером. В сущности, у нас никогда не было полноценных романтических или родственных отношений. Мы оказались друзьями и только.
Утром первого января состоялся решающий разговор, и спустя час я выходила на улицу свободной, как ветер; или глупость – это если без банальностей. Джон тут же предложил мне встречаться. Он казался безумно влюбленным, и это чертовски льстило. Я согласилась, но сейчас, после первого секса, вдруг отчетливо поняла, что симпатия – максимум, что ему обломится.
Мне никто не был нужен. Я никого не могла любить.
Хотелось кричать и кричать, до боли в горле – первый признак начинающейся истерики. Бездумно схватила телефон и машинально набрала номер. Только одному человеку я могла рассказать все, зная, что меня не осудят и поддержат. Не стоило так долго тянуть. Трубку долго не брали, нескончаемые гудки били по нервам, как гири. Наконец я услышала долгожданное «Да».
- Выслушай меня, - голос то и дело срывался. – Это какой-то кошмар. Самая большая ошибка в моей жизни.
- Ты убила кого-то при свидетелях? – хохотнул отец, но тут же посерьезнел: - В чем дело, Тони?
Я рассказала про Вернера, Джона, расшатавшиеся нервы и отчаяние, перекрывающее даже грызущую уже который год боль. Слова выходили, как въевшийся в кровь яд, такой застарелый, что удивительно, как он еще меня не прикончил. Отец слушал внимательно, не перебивая, и наконец спросил:
- Может, тебе отдохнуть? Я пришлю билеты. Или хочешь, приезжай домой, твоя мама как раз улетает на симпозиум в Прагу, - тут он рыкнул в сторону: «Что значит «могу не ехать»? Не смей» и продолжил: - Иначе ты сорвешься.
- Знаю, - прошептала я. – Подумаю над этим. Спасибо.
Я приняла душ; кожа покраснела, так сильно втирала гель мочалкой. Написала записку Джону. Впихнула в неё кучу клише, раз десять упомянула, что мне очень жаль и прочее. Забрала все свои вещи и покинула его квартиру навсегда. «Постарайся не ненавидеть меня», - приписала я в конце.
Впрочем, пусть ненавидит. Ненависть мне привычна.
* * *
Второй курс мы все закончили на «отлично», и на лето я отправилась в школу СимБР – по рекомендации Гибсона, находящим меня перспективной студенткой. Учеба отнимала почти все время и мысли, так что желание рефлексировать капитулировало, забившись куда-то подальше. После университета я решила идти работать в Отдел экономических преступлений, и профессор всячески поддерживал это решение.
Третий курс начался как-то кувырком. Осень выдалась холодной: земля заиндевела, лужи покрылись тонким ледком, а по дороге стало опасно ходить. Я была в легкой куртке, и меня бил озноб; хотелось поскорее оказаться в тепле. Но, выйдя из такси, я констатировала, что планам пришел конец. Возле крыльца лежали подозрительно знакомые сумки, а стоящая на верхней ступеньке Лизель что-то втолковывала их хозяину.
- Тонья! – она взмахнула руками, став похожей на птицу в своей цветастой шелковой блузке. – Я так рада, что ты вернулась! Здорово, что Маркус теперь снова с нами, правда?
- О да, - согласилась я, таща чемодан к коттеджу.
- Чувствую, скоро нам всем будет очень весело, - щебетала кузина. – Ни одного скучного дня. Похоже, нашего беспечного Вернера захомутала какая-то особа. Он влюблен в неё без памяти.
Ноги предательски соскочили со ступеней, чемодан потащил вниз… и я бы сломала себе что-нибудь, если бы не Марк, поймавший меня над землей. На мгновение я вообще перестала думать и слышать. Те несколько секунд, что он держал меня, показались часами, если не вечностью. Отмерла. Выдавив жалким голосом «спасибо», я взлетела на крыльцо, Лиз пошла следом, продолжая болтать.
Я не слушала её. Щеки горели лихорадочным румянцем, руки наоборот были ледяными. Змея, тысячу вечностей назад вонзившая ядовитые клыки в сердце, подняла голову, медленно разомкнула одно из своих колец. Поймал, сказала я ей, поймал! Она насмешливо зашипела и прикрыла глаза, задремав. И только тогда я осмелилась вдохнуть – полной грудью.
- Он совершенно рехнулся, - взволнованная Лиз сплетала и расплетала пальцы. – Говорит, что будет писать ей стихи, как Данте – Беатриче. Или петь серенады под окнами. У него нет голоса, ты же знаешь, но Вернера это мало волнует. Совсем свихнулся на почве чувств, отдача что ли такая, - острый мимолетный взгляд в мою сторону.
Уши горели так, что на миг стало жарко. Лизель хмыкнула.
- Кто она вообще такая? – сделав заинтересованное лицо, спросила я.
- Какая-то музыкантша. Пианистка, по-моему. Я даже имени её не знаю – Вернер говорит, что всему свое время. Сумасшедший.
- Не суди его, Лиззи, - рассмеялся перетаскивавший вещи Марк.
Кузина сердито передернула плечами.
* * *
Той ночью я видела сон: море, пурпурное солнце, опускающееся на дно; мы с Марком стоим по щиколотку в воде, на мне длинное белое платье, подол его совершенно промок. Не слышно ни звука, но эта тишина не пугающая, а уютная. Словно не нужно говорить, а просто слушать молчание друг друга и разгадывать сотни несказанных слов.
Прошедшая осень принадлежала Вернеру, безумному, влюбленному Вернеру, одержимому Вернеру. Он носился – или его носило? – по городку, по ночам засиживался в скайпе, строчил до боли в пальцах длинные послания, шептал украдкой в трубку: «волшебная моя, как же ты прекрасна». Её мы так и не видели. Даже имя узнали случайно, когда Вернер, проговорившись, назвал свою богиню Идой.
Я улыбалась рассеянной и чуть насмешливой улыбкой: что взять с безумца?
Змея так и не отнялась от моего сердца. Марк перебрасывался со мной дежурными фразами, такими сухими и глупыми, что просто смешно. И все. Какой дурак, какая дура – стоим друг друга до последней капли крови. Наступала зима, очередные три месяцы игры, которая успела измотать до привычной уже тупой боли. Все обещало быть по-прежнему. Я искусала губы.
… Прошлым вечером Лизель влетела в гостиную, потрясая четырьмя билетами. Вид у неё был воинственный.
- На каникулы мы едем в Озерный Край! – воскликнула она. – Горы, леса и свежий воздух. Отступление карается расстрелом.
- Я за, - не поднимая глаз от учебника, сказал Марк.
- Почему нет? – пробормотала я.
- Я не могу, - ожил Вернер.- Стажировка у мистера Адлерберга.
- Ах, стажировка, - прищурилась Лизель.
- Прости его, Лиззи, это правда, - Марк хмыкнул. – Дедушка не терпит переноса планов.
- Черт бы вас побрал, - вздохнула кузина, но тут её глаза вновь вспыхнули, и я насторожилась. – Тогда мы едем втроем и хорошенько отдохнем. Правда, Маркус?
