[Cromachy]

Предупреждение:
Вот это вот никого ни к чему не принуждает, ничего не пропагандирует, и автор не хотела вот этим вот никого обидеть.
В повествовании присутствует непрямое описание насилия, детям до 13-ти открывать не сметь. Я предупредила.

Повелитель воронов

Часть первая. До утренней зари...

До утренней зари весною ранней
В Коннахт пришел сказитель молодой;
Он как из предрассветного тумана
Соткался вдруг на улице пустой.
Волос густая шапка темно-медных,
Шальные ярко-синие глаза,
Чудесный голос да кафтаник бедный -
Вот все, что можно про него сказать...
И в деревнях Эйре таких немало
Легко найти, но с этим вот беда -
Эмблема солнца на груди сияла,
Рисунок вместо честного креста.
Не рассказав, ни кто он, ни откуда,
Ни почему покинул отчий дом,
Он поселился за заросшим прудом,
Подобно троллю, под гнилым мостом.
Он пеньем зарабатывал немного
И тратил все на хлеб да на вино,
А то, что жизнь пуста, как речь немого -
Ему, казалось, было все равно.
И года через три заговорили,
Что, скрывшись за ночною темнотой
И заметя следы дорожной пылью,
Сказитель ко вдове ходил одной...
Совсем еще молоденькой девице,
Похоронившей мужа год назад,
С кем красотою не могла сравниться,
Пожалуй, ни одна на весь Коннахт.
Лишь ей одной свое назвал он имя, -
А звался он в родной деревне Кри, -
И для нее забыл зелёна змия,
И с нею не прощался до зари.
Он полюбил так искренно и страстно
И так ей безгранично доверял,
Что как-то ночью, позабыв опасность,
Свою историю ей рассказал...

Часть вторая. История сказителя.

"Не целый свет, но всю Эйре так точно
За много лет успел я обойти,
Не обрывался путь ни днем, ни ночью,
И нет конца у моего пути.
Проклятие отцовское из дома,
Как ветер ледяной, гнало меня
В места, в которых имя незнакомо
Неверного, злодея, колдуна.
Я, правда, сам зла никому не делал,
Но не умею в этом убедить.
Что было, слушай..." - дева побледнела...
Он, не заметив, начал говорить:
"Мои родные честным земледельем,
Хоть нелегко, хлеб добывали свой
И с головой, гудящею похмельем,
Нередко возвращалися домой.
Известно дело - время молодое,
Воскресный вечер. Отчего не пить?
И пропадали в кабаках мы трое
И все могли за чаркой позабыть.
Три брата-удальца тогда мы были,
Еще друг другу в верности клялись...
Ну да, ну да... Все клятвы позабыли
Они, когда свою спасали жизнь.
Каким-то годом моровая язва
В окрестных бушевала деревнях,
Округа вся в похоронах увязла,
Царило запустенье на полях...
А наши земли в год неурожайный
Давали втрое больше, чем у всех.
Конечно, это может быть случайно,
И это не такой великий грех.
Когда же страшный год был на исходе,
А среди нас не помер ни один,
Тут сплетни начали гулять в народе,
Что служит нам сам бесов господин.
Чем слух дурней, тем искреннее верят,
Был весь наш дом, казалось, обречен...
Святой отец до утра срок отмерил -
Найти виновного, и будет род спасен.
Мы жребий кинули, кому остаться,
Мне выпало уйти. И пред судом
Предстать на утро. И во всем сознаться,
Чего не делал и не знал - во всем.
В костер, на смерть... а мне всего пятнадцать...
И как же не хотелось умирать!
Но что я мог? Лишь только оставалось
Надеяться на что-то, чуда ждать...
Надеяться... когда мои же братья
Свидетельствуют противу меня,
Отца седого слышу я проклятье,
Ужасное, как гром средь бела дня,
Когда, когда... не знаю, я не слышал,
Как судьи выносили приговор.
Под стражей, помню, из деревни вышел...
Меня изгнали. Нет, какой позор!
Как черта нечестивого, как зверя!..
Меня травили, не жалея сил.
Тогда отрекся я от прежней веры
И с этих пор креста уж не носил."

Часть третья. Чужой грех.

"Нет, зря я рассказал тебе все это..."
Сидела дева, точно мел, бледна,
Ее не оживил и луч рассвета,
Пробравшийся из верхнего окна...
"Ты не сказал, откуда появилась
Эмблема Солнца на груди твоей..." -
"И не скажу. Тебе б тогда открылась
История не для твоих ушей.
А сверх того, ведь кровью я поклялся
В могилу эту тайну унести,
Когда друг на руках моих скончался...
Рассвет пылает. Я могу уйти?" -
"Нет, погоди", - она метнулась к двери, -
"Сперва ответь мне на один вопрос:
Как звали друга твоего?" - "Аэрин." -
"А он был черноглаз, черноволос?" -
"Да, именно таков." - "И Черным Лихом
Его прозвали, верно, средь людей?" -
"Не знаю. Сам себя он звал не дико,
Всего лишь Повелитель лошадей".
Прозванья этого она не знала,
Но вот о Лихе слышала не раз,
Его волшбу сполна уж испытала
И ныне вспомнила его тотчас.
...Аэрин-жрец так точно был неверным,
По слухам, даже дьяволу служил,
Людей заманивал и в жертву пленных
На шабашах проклятых приносил;
Горящий взгляд, копна волос смоляных,
Лицо заросло черной бородой...
Он не смешон, он страшен был селянам,
А ведь еще был вовсе молодой.
Он был колдун, в убийстве видел радость
И так в могилу свел ее отца.
Мог иссушить любого с полувзгляда,
Как глину, разбивать людей сердца...
Он много кочевал. С самой Бедою
Был обручен по воле злых ветров,
Наделав горя, брал ее с собою,
Срывался с места да и был таков.
Так значит, умер... Что ж, и по заслугам.
Гори в аду, жестокий, лютый змей!
А тот, кто будто бы тебе был другом,
Вполне достоин участи твоей.
...Они простились. Тем же днем к обедне
На исповедь торопится вдова,
И радостное мести упоенье
В ней заглушает совести слова.

Часть четвертая. Исповедь.

"Святой отец, он одержим злым духом...
Пустым я б не поверила словам,
Когда бы это было только слухом,
Когда б он в этом не сознался сам."
"Ты думаешь? Легко тут ошибиться,
Хотя проверить - нетяжелый труд.
Наутро над отступником свершится
Народа праведный и скорый суд,
Но дьявол сверхъестественною силой
Порою наделяет слуг своих;
Чтоб одолеть его, довольно было б
Покрепче молодцов десятерых..."
И к вечеру в деревне, прежде тихой,
Поднялся шум. Собрались молодцы,
Охочие подраться против лиха,
За веру христианскую борцы.
Простившись с женами, детьми, селеньем,
Так, словно шли сейчас в последний бой,
И осеня себя крестным знаменьем,
В лес храбрецы отправились толпой.
К полуночи в деревню воротились
И добычу свою приволокли.
В рассказы жуткие тотчас пустились
(Наврав везде, где только и могли):
"Едва осилили! Колдун был знатный
И крепко черным ремеслом владел.
Он дьявола к себе призвал, понятно,
Смолою адской сжечь нас всех хотел.
И точно сжег бы, с нами крестна сила!
Но нас спасла Господня благодать,
От злого колдовства нас защитила
И помогла злодея увязать".
"Но без суда нам, - взял священник слово, -
И дьявола грешно бы убивать.
А правильнее будет духа злого
Под пытками попробовать изгнать..."
Сам осужденный, лежа без сознанья,
Не мог героев ложь разоблачить,
Не мог сказать ни слова в оправданье,
Хоть попытаться приговор смягчить...

Часть пятая. Казнь.

Пора принять крещение настала,
Крещение железом и огнем...
Оно ужасно. Боль не отступала...
Хотелось умереть, забыться сном,
Рассудок потерять, да что угодно!
На время хоть не чувствовать, забыть...
Хоть ненадолго снова стать свободным...
Хотя бы миг не мучиться, а жить.
Допросы - вот мучение другое...
К чему они?! Для смеха унижать?..
Пытаете - оставьте хоть в покое...
Зачем же так жестоко добивать...
Любые ведь грехи себе припишешь,
Какие бы палач ни называл,
И даже то, о чем впервые слышишь,
И даже то, о чем сейчас узнал.
...Прошла неделя. Принято решенье
И колдуну выносят приговор:
Народный суд не ведает прощенья,
Ему одна дорога - на костер...
Быть казни на закате у погоста,
Ко времени условленному тут
Собрались деревенские и гости
Из сел соседних. Колдуна ведут...
Он еле жив, ему ничто не мило,
Он смерть уже давно принять готов...
Нет сил идти... до будущей могилы
Он рухнул, не дойдя пяти шагов.
...В закатном небе крылья зашумели,
И вороны - не менее двухсот -
Вокруг несчастного на землю сели,
Закаркали... Испуганный народ
В смертельном ужасе назад отпрянул
И разбежался по домам скорей,
Гром с неба ясного внезапно грянул
В ответ на звон колоколов церквей...
Собрались тучи черные на небе,
Тревожнее звонят колокола...
Кресты шатают мертвые во гневе,
Дрова сгорели без огня дотла.
И ночь, и день бушует непогода -
Все живы, но убытков не сочтешь...
Короновала в этот день природа
Того, чье имя вызывало дрожь...

Часть шестая. Колдун.

Укрыли тучи землю покрывалом,
Когда он наконец очнуться смог,
И пламенем еще не отпылало
Недавно в лоб вожженное клеймо.
Не чаял жить, сходил с ума от боли,
Мечтал уснуть, забыться, но не спал,
Не мог держаться даже силой воли
И небеса о смерти умолял.
Он слышал смерть - шуршанье черных крыльев
И шепот - очень близко от лица.
Но бред рассыпался туманной пылью,
И так он не достался мертвецам.
Он новую в себе почуял силу,
Как будто бы с рожденья колдовал,
Как будто не был в шаге от могилы,
Как будто бы ни дня не голодал.
И новое свое услышал имя
Он в карканье кладбищенских ворон;
Не Кри - Кромахи звался он отныне
И был отныне сам себе закон.
Стал жить один. Ушел в леса глухие,
Где до него никто не побывал,
И там на воле тайны колдовские
Без книг и наставлений постигал.
Состарился без времени, без сроку,
Он высох весь и, точно лунь, стал сед,
Казался с виду стариком глубоким -
И это в сорок с небольшим-то лет!
Его словам подвластно птичье племя,
И нет в Эйре искусней колдуна...
А молодость - потерянное время -
Не слишком-то была ему ценна.
Что молодость? Краса, любовь, веселье...
В глуши не много радостей мирских,
Любовный жар по всем ветрам развеян,
А красота не вечна у живых.
Но душу до сих пор обида гложет,
Как вспомнятся минувшие года...
Теперь он точно расплатиться сможет
За все, за все, что пережил тогда.
И как-то раз он шел через болота,
Дорогу еле видя при луне,
О мести думая... навстречу кто-то
Шагнул... "Аэрин, ты идешь ко мне?"
- К тебе, Кромахи. Из чертогов Донна
Я отлучился на один лишь час,
Хоть это против нашего закона... -
Жрец побледнел, огонь в глазах погас...
- Я заплачу за это страшной мукой,
Неведомой на этом берегу...
Забудь о мести! Я прошу как друга...
Прости обидчиков! - "Я не могу."
- Остановись, Кромахи, умоляю!
Ты сам не ведаешь, на что идешь! -
"Все, что ты хочешь мне сказать, я знаю,
И не ценю слова твои ни в грош..."
- Ты клялся почитать меня как брата
И все мои приказы исполнять;
Ужели клятва для тебя не свята? -
"А ты-то сам давно ли стал прощать?
Ужель забыл, какие реки крови
Молитвами твоими пролились?"
- Мои грехи... не совершай их снова! -
"Те люди для чего тебе сдались?"
- Они - ничто. Но ты - мой брат названый,
Ты первый друг мой среди всех людей,
Я не хочу тебе таких страданий,
Довольно на земле иных путей! -
Растаял призрак, точно не бывало...
Кромахи покачал лишь головой:
"Ты правильно сказал - путей немало;
Я выбрал тот, которым шел с тобой."

Часть седьмая. Воля Донна.

Душа, все распаляясь, жаждет мести,
И тело ей - навроде кандалов:
Цель близко, уже пройдено миль двести...
Но сил нет больше - ноги стерты в кровь,
В глазах темнеет, с голоду мутится
План мести, прежде ясный в голове...
Колдун в изнеможении ложится
На мертвой по-осеннему траве...
Спал долго. И увидел - сном иль явью -
Как странный воин подошел к нему,
Ступая в дюйме над осенней хлябью.
И дивный вид имел сей грозный муж...
Как будто он похож на человека,
Но белое, как первый снег, лицо
Из тех, кому не боле полувека,
Таким бывает лишь у мертвецов.
В глазах же серых, как луна, бесстрастных,
Сияет хладный свет далеких звезд,
А где пройдет он - станет небо ясно,
И землю в камень превратит мороз.
Сам Донн явился в мир людей презренных,
Оставив свой безрадостный чертог...
Пред ним Кромахи преклонил колена:
"Что хочет от меня великий бог?"
- Ты, мой слуга, мне беззаветно верен,
Твой замысел весьма по сердцу мне,
Но слаб и чересчур самоуверен
Быть может даже тот, кто служит Тьме. -
"Ты сомневаешься во мне?" - Нет веры
Единожды предавшему богов;
Для нас он долго будет лицемером,
Пусть даже наших предал он врагов.
И как бы смерть единокровных братьев
Сомненья не посеяла в душе... -
"Мой средний брат - убийца и предатель,
И расквитаться с ним пора уже..."
- Не спорю, что сейчас ты жаждешь крови;
Несложно эту жажду утолить...
А сможешь совладать с сердечной болью
И силой веры совесть заглушить?..
...Возьми мой нож. Убийце он поможет,
Но, если вздумаешь меня предать,
Тебя он в одночасье уничтожит. -
"От веры я не отрекусь опять".
Престранный нож - дрянная рукоятка
И дюйма два, не более, клинок;
Но сталь сияет, точно звезды, ярко
И может перерезать волосок.
- На кладбище найдешь ты братьев скоро,
Ведь нынче будет ровно двадцать лет,
Как твой отец, уставши от позора,
Покинул в одночасье этот свет...
И с этими словами растворился -
И будто посветлела ночи мгла.
Кромахи изумленный очутился
На кладбище родимого села.
...Стоял он у родительской могилы,
Как изваяние, до света дня...
"Отец, я все простил тебе, что было;
За все, что будет, ты прости меня..."

Часть восьмая. Встреча братьев.

Дуб старый, сторож кладбища печальный,
Весь искалечен, головой поник...
Так около могилы самой дальней
Сидел солдат. Совсем седой старик...
С ним рядом, обхватив руками кружку,
От холода и от хмеля трясясь,
Сидел старик - известный здесь пьянчужка,
То плача, то чему-то вдруг смеясь...
В какой-то миг возникла с ними рядом
Престранная уродливая тень,
И чей-то голос, истекавший ядом:
"Вы лицемерите и в этот день?"
"Кто б ни был ты, ступай своей дорогой,
Чужое горе осквернять не след!" -
"Здесь истинного горя разве много?
По мне, так будто бы и вовсе нет!"
Глаза подняли оба... в диком страхе
Забормотали имена святых:
Сам Повелитель воронов Кромахи
Стоял в полутора шагах от них.
Спадают по спине седые косы,
В глазах застыл навеки синий лед,
Кафтан вороньих перьев, ноги босы -
Такой, как говорил о нем народ...
"Зачем, злой дух, пришел ты в наши земли?" -
"Ты ныне кровью выплатишь мне долг!" -
И оба колдуну в молчаньи внемлют,
Как если бы столбняк на них нашел...
"Тому назад, пожалуй, века с четверть
Весь род твой обвинили в колдовстве;
При мысли, что ты можешь быть в ответе,
От ужаса ты весь заиндевел...
Ты думал только о своем спасеньи -
Пусть сгинет кто угодно, но не ты!
И, честь, и стыд, и кровь предав забвенью,
Решился на предательство пойти...
Кидали жребий; было ли известно,
Что первому же выпадает смерть?!
Ты знал, что этот жребий был бесчестным!
Знал - и по правде, не стыдился ведь!
Ты узы братства, змей, ни в грош не ставил,
Тебе лишь для себя хотелось жить,
И ты любого мог на смерть отправить...
За это я пришел с тебя спросить." -
"Тебе ли, ирод, спрашивать долг крови?!" -
"Кому же, как не мне, мой старший брат!" -
Он отступил на шаг при этом слове
И трижды каркнул на вороний лад...
И тьма ему тотчас повиновалась,
И ветер ниоткуда налетел;
На землю стая воронов спускалась...
Столь мерзких птиц никто еще не зрел...
Не вороны - с того посланцы света:
Сквозь перья кости белые видать,
В глазах огонь, на крыльях черный ветер,
Зубасты клювы... Дьявольская рать!
Тут старый пьяница перекрестился
Впервые от души за много лет...
Колдун со злости аж перекосился
И каркнул заклинание в ответ...
Воспрянув духом, преисподней гости
На жертву налетели; в тот же час,
Лишь начисто обглоданные кости
Оставив, как один пропали с глаз...

Часть девятая. Морок.

Казалось, исчезая, заклинанье
Не унесло с собой из звуков всех
Солдата только хриплое дыханье
И злого колдуна чуть слышный смех:
"Как странно... Мне казалось, это больно -
Какой бы тварью ни был, все же брат...
Должно быть, в этом виноват нож Донна?.." -
И на клинке остановился взгляд...
Отсвечивает сталь огнем и кровью;
Так светят погребальные костры...
"Тебе, конечно, убивать не внове?.." -
"Вот каковы бесовские дары!" -
"Зачем ты здесь? Уйди, ты мне не нужен,
Тебе не место здесь." - "Ой, не скажи...
Нечистый, ты на слабых смелый дюже,
А мне вот свою храбрость докажи...
Убей меня," - сказал солдат с тоскою. -
"Зачем? Я кровь невинную не лью,
А ты не виноват передо мною..." -
"Убей. Иначе я тебя убью." -
"Убьешь?! Сперва догнать меня попробуй..." -
И с карканьем пронзительным пропал...
"Трусливый пес, презренный недотрога!" -
Солдат вослед в отчаяньи вскричал.
"Никак ты черт... Но, будь ты хоть сам дьявол,
Клянусь тебе с плеч голову снести!" -
Перекрестился трижды и добавил:
"Узнать бы только, как тебя найти...
Подай хоть знак, яви остатки чести!
Не стерпит оскорбления смельчак!"
И, где стоял колдун, на том же месте,
Откуда ни возьмись, сгустился мрак,
Но тотчас был подхвачен сильным ветром;
Солдат за ним пустился во весь дух...
Но где ж ему бежать за кем-то следом!
А призрак рад потехе: на лету
То остановится, подпустит близко,
Останется лишь руку протянуть...
Сорвется с места, над землею низко
Взлетит, а то поднимется чуть-чуть...
А то как пожелает в небо взвиться -
И не видать за тучами его...
Да кто он? Человек ли, зверь ли, птица?
Туман? А может, вовсе ничего?..
Солдат, не разбираючи дороги,
Бежал, уже не помня сам - зачем,
Бежал, пока не подкосились ноги,
Бежал, уже бесчувствен, глух и нем...
Ослепнув, обессилев, обезумев,
Он полз, как змей, давно отбросив меч...
Уже не помнил ни о чем, не думал,
Когда пришло мгновенье мертвым лечь...

Часть десятая. Неупокоенная.

Кромахи в это время был далеко -
Он путь держал к тем памятным местам,
Где некогда наказан был жестоко
За слабость к нежным девичьим устам,
Где сам себе казался обреченным,
Когда его вели к погосту - сжечь -
И где впервые в карканье вороньем
Услышал человеческую речь...
Зачем? - не знал. Но это было надо -
Так чувствовал всем существом своим;
Бог смерти, может быть, холодным взглядом
Все это время наблюдал за ним...
Быть может, нож его своею волей
За человека этот путь избрал;
А богу воспротивиться легко ли?
Колдун и помысла не допускал.
...Погост тот самый обходили люди -
Что было там семнадцать лет назад,
Народ еще нескоро позабудет...
Сейчас Кромахи этому был рад.
Укрытие надежнее едва ли
Отыщется; здесь тихо можно жить
И не бояться, что о нем узнали -
Да кто удумает сюда ходить?
Но он с чего-то сам, сказать по чести,
Остаться здесь желаньем не горел...
Им двигала сейчас не жажда мести,
Нет, будто кто идти вперед велел...
Так он дошел до нового погоста,
Безлюдного, конечно, в этот час...
Его как будто звали чьи-то кости...
И то была мольба, а не приказ.
То кости молодой вдовы, в печали,
Что им не упокоиться в земле,
О горе рассказать своем мечтали -
И, может, наконец уснуть во мгле,
Коль выслушает их беду священник,
Друид из тех, кто жил еще в лесах,
Иль добрый, а хотя б и злой, волшебник,
Иль, если повезет, святой монах...
...Когда-то с колдуном она встречалась,
Ушел он к эльфам, избежав костра,
Ушел... но памятка о нем осталась...
И девой овладел великий страх.
Беременная, вышла за другого
(Того, кто всех ретивей вел допрос);
Тут не было умысла никакого -
Скорее, обезумевши от слез,
Дитя заведомо считая горем,
Боясь, что жить одной не хватит сил,
А более того - боясь позора,
За первого пошла, кто предложил...
Дочь родила, не доносивши срока,
В ней видя отсвет ненавистных черт,
Себя корила, может быть, жестоко,
Что не решилась сразу скинуть плод...
...Но боги с ней! Что сделалось с девчонкой?
Как ей с отцом живется неродным?
И вот волшебник карканьем негромким
Приказы слугам отдает своим:
"Летите в то село, да разузнайте
Мне обо всех девицах молодых,
Которым лет шестнадцать иль семнадцать;
Все принесите сведенья о них,
Не приплетите от себя ни слова,
Но не посмейте ни о чем смолчать;
Спустя три дня сюда летите снова...
Награда не заставит долго ждать."

Часть одиннадцатая. Ценные сведенья.

"Хозяин, услыхал я пер-ресуды
(Болтлив же р-растр-ревоженный нар-род!),
Что на дер-ревне, мол, случилось чудо:
Тр-рактир-рщик дочку замуж выдает."
"А за кого?" - "За кор-роля Коннахта". -
"Возможно ли?" - "Лежит на нем зар-рок:
Жениться лишь на девушке незнатной,
Имеющей всего один пор-рок...
Но эдакий, чтоб с дер-ревень окр-рестных
Доселе к ней не сватался никто!
Зарок не из простых. Такой невесты
С огнем не сыщешь... Что же с ней не то?
Страшна, как труп непогребенный, верно?" -
"Кр-расою фей не блещет - это да,
Но не ур-род. И нр-рав совсем не сквер-рный,
И, говор-рят, певунья хоть куда...
Одна беда - цены деньгам не знает!"
"Цены не знает, говоришь, деньгам?..
Средь бедняков нечасто повстречаешь
С таким пороком... В юности я сам
На диво был небрежен к звонкой меди...
Постой, ты не смотрел ли ей в лицо?" -
"К несчастью, не встр-речался с этой леди
Зато увиделся с ее отцом."
"Каков он?" - "Кр-репче векового дуба,
Высок и толст, еще не стар-р на вид,
Лицо пр-риятно, хоть довольно гр-рубо..." -
И, слушая, что птица говорит,
(А вороны на диво многословны),
Колдун легко трактирщика узнал -
Да, старый враг... Сверкнув глазами злобно,
"Довольно!" - он докладчика прервал.
"Благодарю за сведенья. Послушай:
Трактирщика до смерти напугай.
С кем хочешь - иль один. Как только душу
Отдаст он Донну - сразу прилетай.
Я сей же час отправлюсь к Круахану,
Там будет пир тебе уже готов...
Но помни, все должно быть без обману!
Ты знаешь сам, я не терплю лжецов."

16.03.2010-17.04.2011.