[Мята]

Часть А

- И сколько уже людей ты убила? - Его голос звучал тихо, особенно это четко слышалось, когда в пустой комнате, мягкий тембр отталкивался от стен, продолжая свой полет. А собеседница, дрожа, словно осина на сильном ветру, стояла возле окна, вся съежившись и стараясь исчезнуть. Он не хотел ее пугать, не хотел причинять ей боли или давать поводы к панике. Все-таки она была нежным цветком, хрупкой частью его существования. Да и какая жизнь может быть без этого трогательного создания. Ее ладошки, такие смуглые и ласковые, сейчас были грубыми и со свежими остатками капелек крови между клеточками ее ароматной кожи. А ее волосы, эти буйные пряди, ярко-рыжие, как будто все солнце собралось на ее макушке, были нещадно, будто в порыве ярости, закутаны в шпильки, а выбившиеся пряди она обрезала теми самыми ржавыми ножницами, которые когда-то блестели, потому что были новые и подаренные им. И рыжий блеск давно сменился тусклым поблескиванием медности. На его слова она резко обернулась.
-Убила? Я никого не убивала, Джей. Ты знаешь это.. Знаешь.. Я так измучена, невероятно устала.. Почему ты привел меня сюда, я так хочу спать, Джей. Спать в своей любимой кроватке... Отпусти меня, милый, прошу. - Ее нежные темно-зеленые глаза смотрели внимательно, но не проникали дальше его холодного образа. Он не знал, что ответить. Она так давно не произносила его имени, не смаковала его в своих устах, как это было раньше, не улыбалась при его упоминании в чужих разговорах, которые обожала подслушивать. Мужчина растерянно осмотрел опустевшие привинченные намертво полки, пыльный пол и грязное, замызганное окно.
- Ты не ответила на мой вопрос. - Он изо всех сил старался быть серьезным и придавал своему мягкому голосу железные ноты убеждения. - Сколько людей ты убила.
- Может шестерых или целых десять. Все было так быстро, я ничего перед собой не видела, милый, глупенький Джей... - Она прикрыла веки, быстро облизала губы и отвернулась к окну, потянувшись шеей и передергивая плечами. Очень редко случались моменты, когда она называла его глупеньким. Только если злилась. А когда она злилась – она убивала.
- Успокойся, дорогая, - она любила, чтобы он ее так называл. Дорогая, словно она недосягаемое сокровище, к которому он тянулся с тех пор, как заметил.
- Я точно помню, как кричал тот малыш. У него были твои голубые глазенки. Переполненные ужаса и страха, с нотками тоски и отчаяния. С какой радостью, душевной радостью, я наносила ему те смертельные раны. Лишать жизни, словно обрубать ветки деревьям, ты не задумываешься и просто делаешь это, не думая о чьих-то страданиях. Попробуй как-нибудь задушить котенка. - Она снова задрожала всем телом, рассматривая свою ладонь с остатками крови. Ей вряд ли было больно или грустно. И уж меньше всего он ожидал услышать от нее слова раскаяния и угрызения ее умершей совести.
- Обойдусь. - Суровый взгляд, которым она тут же пронзила его и насадила на пики мучительной боли, заставил его поправиться в своем ответе, - Не в этот раз, дорогая. - Никакого другого эпитета в свой адрес она не терпела, только дорогая, или по имени. По имени, которое он забыл, после первого умершего на его руках человека.