16. ...и умерли в один день
Тогда
Окружающий мир распался на несвязанные кусочки, и я никак не могла сложить происходящее в цельную картину. Воспалённое сознание особенно отчётливо выхватывало лишь влажные комья земли, капли дождя на полированном дереве и за поднятым воротником, а где-то на самом краю бокового зрения мучительной болью пульсировало воспоминание о столбе чёрного дыма над закопченной железной трубой.
Несколько столетий назад Бенедикт унёс Виолу в дом: вконец обессилев, она потеряла сознание и мягко осела на вылинявшую от постоянных дождей землю пустоши. Хотелось тоже закрыть глаза, рухнуть в грязь и пролежать так вечность. Ни о чём не думать, ничего не помнить.
Во рту было солоно: за последние часы я слишком часто закусывала губу. Нечеловеческим усилием заставляла ноги не подгибаться, а глаза оставаться открытыми. Главе семьи должно сохранять достоинство.
***
Тысячу лет назад, хотя было это минувшей весной, из приятной тени разросшегося фруктового сада я наблюдала за мамой и папой, смеясь, вальсирующими по внутреннему дворику.
Солнечные блики играли в фонтанчике, стучали по нагретым камням каблуки маминых туфель. Давно не было так тепло… Дожди зарядили с середины апреля, скрыв за промозглой стеной ту прекрасную солнечную весну.
Холодное, сырое, неестественно долгое «вчера» не отпускает меня. Оно здесь, оно всегда. Каждую секунду, с каждым ударом сердца повторяется в моей голове. Сводит с ума.
Вчера непобедимая Пегги Рэд отправилась в своё последнее путешествие.
А следом за ней, не прошло и суток, ушёл странник и философ Корбин.
Нет больше мамы, называвшей меня своим ангелом. Нет папы, всегда поддерживавшего… Нет.
***
Сейчас
Умом я понимала, что все мы когда-то умрём, но всё же смерть родителей страшно потрясла меня. Я держалась в дни похорон, во время улаживания юридических формальностей, визитов соседей, выражающих искренние соболезнования. Когда всё закончилось, слегла с лихорадкой и пролежала около месяца.
Маму кремировали, согласно её последней воле. В моё единоличное владение перешёл наш бизнес, дом в Озёрном Краю… да что только не перешло.
Самым ценным были дневники – собрание её мыслей за всю жизнь в хронологическом порядке. Толстые ежедневники, исписанные от корки до корки, и отдельные листки, хранящие что-то, внезапно пришедшее в голову. Очень долго я не могла вчитаться как следует: слёзы застили глаза. Сейчас, проводя кончиками пальцев по корешкам драгоценных тетрадей, я вспоминаю её любовь, вспоминаю, какой замечательной она была, и с новыми силами двигаюсь дальше.
Отца похоронили в дальнем углу нашей пустоши.
Как-то, ещё когда расставание казалось далёким, а то и вовсе несбыточным, папа сказал мне, что неважно, как далеко друг от друга найдут их тела свой последний приют, потому что души всё равно станут едины. Потом, когда… Потом, вспоминая этот разговор, я успокаивалась, как успокаивалась всегда, говоря с отцом.
***
Сейчас я думаю о родителях со светлой грустью, но тогда боль ослепила меня. Оцепенев, я замкнулась в себе, не видя, не желая видеть чужую скорбь. Но, к счастью, мне вовремя удалось стряхнуть апатию.
Адора переживала утрату тяжелее всех. Примерно в то же время, когда я начала вставать с постели после болезни, она прекратила плакать ночами. До сих пор даже Джейку не удавалось разговорить её, чтобы девочка могла дать выход чувствам, и её можно было утешить. Теперь она сама искала разговора и, возможно, инстинктивно, чувствуя кровную близость, решилась открыть душу сестре.
Дети, обладающие, в сущности, добрыми сердцами, бывают жестоки. Просто потому что они всего лишь дети, потому что им ещё не хватает понимания. Это не зависит от ума: милосердие приходит лишь с опытом, с мудростью.
Так и Пелагея неосознанно поступила с Адорой жестоко, не став слушать её, когда та нуждалась в этом.
Начала скручиваться стальная пружина обиды, чтобы разрушить детскую душу, нет, сразу две души, раскрутившись. В этом была и моя вина: я мать, и я допустила подобное отношение Пелагеи к сестре, а сама даже не попыталась поговорить с Адорой, потому что оказалась слишком занята собой. Но пока оставалась возможность всё исправить.
Однако все попытки словно пресекала царящая дома атмосфера потери. Моё сознание оставалось воспалено: мерещился запах мокрой земли в тёплых сухих комнатах. Я чувствовала, что и сама на пределе.
Последней каплей стала необходимость усыпить заболевшего Василия.
Кое-как дождавшись начала летних каникул, я увезла девочек на остров Твикки.
Техническое