[francis]

Мне стыдно

Если ещё остался кто-то из читателей, в чём я сильно сомневаюсь, то я прошу прощения за эти огромные перерывы.
У меня был и есть творческий кризис, этот отчёт я писала месяца два.
А наиграно уже далеко вперёд, и мне не терпится рассказать об этом, ведь пока всё не так интересно, сами понимаете - дети-дом-работа.
Это меня и подталкивает к написанию отчётов.

Буду очень рада любым комментариям, а ещё хотела бы спросить - помещать ли техническое в отчёты или в их конец? Карточки шанса там, повышения и прочее.

Запись 7.
«Взлёты и падения».

Итак, я наконец нашла в себе силы записать хоть что-то новое – сами понимаете, трое детей изматывают до обмороков. Нет, я ни в коем случае не хочу жаловаться – больше всего на свете я люблю их, Фредерика, Натаниэля, Эрика и Дженни. Ведь это моя семья; лишённая родительской заботы, я дорожу ими, как никто другой. Я хочу, чтобы они были самыми счастливыми, хочу, чтобы они всегда были рядом с нами – и никогда, никогда не допущу расставания.
Я не виню своих родителей ни в чём – я и их люблю больше жизни; и никаких «но» здесь не будет. Недавно я отправила-таки им письмо – и получила ответ. Я счастлива каждому слову, каждой запятой; и мама с папой за меня тоже очень счастливы. Они лишь жалеют о прошлом, жалеют, что не могут повидаться со внуками, но рады, что знают, что со мной всё хорошо – а я рада знать то же самое о них. Письмо это слишком личное, слишком важное для меня, чтобы вклеивать в дневник, поэтому я буду держать его при себе; думаю, так лучше.
А теперь пора вернуться к нашим баранам. Прошу прощения, к детям. Я рада, что Дженни и Нэйт нашли общий язык – пока они играют вместе, нам с Фредериком удаётся поработать в тишине и покое.

Кстати, о Фреде – по-моему, мой любимый – самый прекрасный муж и отец на свете. Он любит всех детей одинаково, уделяет им очень много времени, несмотря на плотный график (политика – вещь трудная). Я лишь удивляюсь, как он успевает и работу доделать, и с Эриком поболтать, как со старшим, и Нэйта подбросить в воздух пару раз, и малышку Дженни уложить в кроватку.

С Натаниэлем мы, пока наш папа занимается с Эриком, потихоньку осваиваем таинственное искусство общения. Его первое слово – рисовать; он явно растёт творческим ребёнком. Тем лучше, что ж.

Фред ещё каким-то образом успевает заманивать людей (и их деньги) в свою предвыборную кампанию. Политик мой ненаглядный.

И к слову об удивлении мужем и тому, как он успевает всё на свете – после сбора средств и работу Фредерик сразу мчится к детям, выгоняет меня в спальню, обосновывая это моей бледностью от усталости (что правда, то правда), а сам начинает нянчиться с каждым из наших отпрысков, играя, обучая и воспитывая Эрика, Нэйта и малышку Джен.

Но время, как всем хорошо известно (особенно мне), не стоит на месте, и вот уже мы дружно празднуем день рождения Эрика, его семилетие. Я не успела и глазом моргнуть, так быстро пролетели эти года – а кажется, что только вчера я приехала в этот город, заблудилась в лесу и встретила Фреда. То есть, простите, Рика.
Боже, начинаю писать, как старая бабуля, хотя мне до старости ещё ого-го! А может, и не так много – всё-таки, чего таить, мы с Фредериком уже не так молоды, и взрослеющие дети только доказывают этот факт.
Эрик вырос впечатлительным светловолосым мальчуганом, и в качестве подарка он упрашивал меня подстричь его немедленно.
*от автора: ума не приложу, ну в кого же у них светлые волосы, в кого?*

Собственно, я не могла отказать сыну в оказании услуг стилиста – встречайте Эрика Дотторре-Ренетро (да, мы с Фредом всё ещё спорим насчёт того, какая фамилия должна быть основной; и уступать я ему не собираюсь, так-то), будущего покорителя сердец.

А через несколько месяцев пришёл черёд Натаниэля отпраздновать своё семилетие. На этот раз лично я, посовещавшись с Эриком, Дженни (которая вовсю уже разговаривала) и Фредериком, решила устроить вечеринку-сюрприз для сына. Конечно, друзей по детскому саду у него не было по причине того, что он туда и не ходил, однако ему будет приятно узнать, что в его честь созвали настоящую вечеринку, ведь наш средний сын такой эмоциональный.
И впрямь, как только папа вынес Нэйта в гостиную, к торту, он радостно захлопал в ладоши, озорно крича: «Это же вечеринка!» Явно будет тусовщиком в будущем, а?

Спустя какие-то мгновения и Натаниэль стал совсем большим, получив себе черту характера «неряха». Чувствую, придётся нам помучиться с уборкой, ох как помучиться.

Однако, как оказалось, всё не может быть настолько радужно и спокойно. В один совсем не прекрасный вечер Фредерик вернулся домой, едва стоя на ногах – он был бледный, его руки тряслись, а ноги подкашивались. Отправив детей в комнаты, я усадила мужа на диван, заварила крепкого чая с печеньем и приготовилась выслушать что-то ужасное, что-то, что так огорчило всегда оптимистичного Фреда; в моей же голове тем временем строились самые разные версии, ещё более пугавшие меня.
- Элла, меня уволили с работы, - обреченно произнёс муж и снова сник. Я же почувствовала небольшое облегчение – значит, со здоровьем всё нормально; мысли перестали лихорадочно носиться в голове, а я постепенно пыталась осознать проблему.
- Но как? Почему? – недоумённо спросила я, прокручивая в голове всевозможные варианты. Фредерик ведь занимал не самую низкую должность, исправно выполнял обязанности, работал день и ночь, имел со всеми хорошие отношения. Муж немного помолчал, после чего начал свой рассказ.
- Ты ведь знаешь, что сейчас вовсю ведутся предвыборные кампании и сборы средств на них. Мне удалось добыть достаточно много денег, которые позволили бы развернуть эту самую кампанию по первому классу, что, в свою очередь, помогло бы добиться повышения. Но, как ты хорошо понимаешь, Элла, это нравилось далеко не всем моим коллегам. Меня подставили, кто-то сказал начальству, что я присваиваю деньги из партийной кассы, - Фред посмотрел на меня ещё более грустно.
- А ты их присваивал? – в принципе, мне было всё равно, потому что я верю, что любое действие Фредерика было обоснованным, но спросить нужно было, чтобы понять, как решить проблему.
- Нет, в том-то всё и дело. Если бы присвоил, то не так бы расстроился из-за увольнения, той суммы нам бы хватило лет на двадцать ещё, поверь, - он слабо улыбнулся.
У меня же внезапно возникло желание пойти и надавать своей новой алюминиевой сковородкой по голове этим большим шишкам и предателю, однако я понимала, что это не поможет. Понимала я и то, как важна была для Фредерика работа, политика – его любимая сфера, о ней он мечтал с детства. И в голове у меня постепенно начал появляться план по возвращению Фреду работы, но пока нужно было успокоить его и вернуть нормальный цвет лица.
- Я люблю тебя, Фредерик, несмотря на то, приносишь ли ты доход семье или нет, несмотря вообще ни на что, - я заглянула в его невероятные зелёные глаза, сейчас тёмные, под стать настроению, и, кажется, растворилась в них, снова влюбляясь. Он улыбнулся уже более уверенной улыбкой; вот прохвост, понимает же, как действуют на меня эти глаза, и всегда радуется этому, как кот сметане.
- И я тебя люблю, Элла, - я улыбнулась, ощутив его руки у себя на талии. – Мы справимся, - сказал он, твёрдо и по-мужски, после чего мягко поцеловал меня в губы, как будто ничего и не было.

***

Через неделю Фредерику снова удалось устроиться в политику, правда, на должность чуть пониже. Ему просто позвонил сам мэр, сказав, что верит в его невиновность и готов снова принять на работу в ратушу, однако не может восстановить в той же должности. Разумеется, Фред согласился – он готов хоть мыть трибуны, только бы быть там, где политика; мы же с детьми молча радовались чудесному восстановлению, держа своё маленькое участие в нём в секрете. Зато муж счастлив, а в офисе больше никто не смеет его обвинять; нам с Эриком, Нэйтом и Дженни всего-то нужно было прийти в эту несчастную ратушу и немного поговорить с мэром. Он извинился несколько раз, ну а на следующий день, как вы уже знаете, позвонил Фредерику; приятный человек, этот мэр, и крайне понимающий.
Мы начали спокойно готовиться ко дню рождения Дженни, радуясь тому, что всё вроде бы наладилось. К сожалению, ключевым словом здесь оказалось «вроде».