Суров последний курс. Суровее разве что последний семестр и он, как бы не казался далеким и, временами, недостижимым, неминуемо нас настиг, повергнув в бездны отчаяния скудности своих знаний. Никогда даже не представлял, что это будет так. Ходишь с опухшими красными глазами, аки сомнамбула, по ночам просыпаясь с воплями ужаса от кошмара о разозленных твоей тупостью электронах, а днем натыкаясь на стены и питаясь сухим пайком, не отрываясь от книг, научных статей и даже на учебу шастая в пижамах. Впрочем, последнее практически никому странным не казалось, старшие курсы ходили так поголовно, а младшие еще не знали, что их ждет впереди. Даже неуемная лама, которую мы столько лет пытались выпроводить из своего дома (тараканы уже ушли, лама держалась до последнего!), перестала раздражать, даже напротив, она оказалась очень ценным помощником, ибо тоже в этом году выпускалась.
Экзамены свалились, несмотря на всю подготовку к ним, как снег наголову. Как назло, моя голова была первой. Я помню довольно смутно, как я мчался, на ходу завязывая шнурки, а вслед мне летел запущенный Брайаном и благополучно забытый мной учебник физики. Говорят я сдал. Я бы, пожалуй, усомнился, однако свеженький дипломчик практически светился и непреклонно намекал на реальность окружающего мира.
А потом нахлынула она. Доселе бешенно метавшийся по дому, теперь я угрюмой мрачной тенью шатался по комнатам, не находя себе занятия. Фрея и Брайан засели у себя, ломая зубы о гранит науки, а я маялся. Поседел тут, прилег там, попинал шкаф, пожевал бутерброд. Учеба закончилась. Большой, важный этап моей жизни... я свободен! Казалось бы вопить и радоваться! А я страдал в одиночестве, понятия не имею, куда теперь пихать эту свободу. Вот вернусь я домой... вот вернусь... и что дальше то? Посвятить свою жизнь изучению движения мельчайших частиц? Ерунда какая то...
К жизни меня вернула героическая Фрея, оторвавшись от своих мемуаров адъютанта Наполеона Бонапарта и, в одну из своих вылазок за бутербродами, обнаружив тоскующего меня.
- Плохо выглядишь, - заявила она. - Тебе нужен свежий воздух!
- Там хооолоооднооо.... - канючил я, когда меня настойчиво выволакивали на улицу и сходу окунали в сугроб.
Минут через 20 от хандры и в самом деле не осталось и следа, мы с Фреей носились друг за другом по снегу, швырялись комьями снега, а потом затеяли строить снеговика, внезапно вспомнив детство.
Пару раз из окна выглядывала недовольная и помятая рожа брата, однако на все предложения присоединиться к нашему веселью он отвечал мрачным и решительным отказом.
"Наверное это перенапряжение от экзаменов", - решили мы с Фреей, когда пили на кухне горячий чай с вареньем и наблюдали в окно, как еще недавно такой занятой Брайан с бурным воодушевлением лупит и истязает нашего снеговика. Это было немного обидно, но, в принципе, не страшно... экзамены, нагрузка, нервы...
- Ну или просто не любит снеговиков, - филосовски предположила Фрея, пожимая плечами и вылавливая ложечкой самую аппетитную вишенку в варенье.
Совсем скоро, не успели мы опомниться, как к моему диплому присоединились еще два. Аккуратных, почетных и очаровательно красных. Брайан гнусно ухмылялся, но секрета успеха не открывал.
Теперь я был, пожалуй, понастоящему свободен. Мне было достаточно выпить вечерком и благополучно отбыть домой, однако Брайану хотелось праздника и фиерии, Фрея его поддержала и я смирился.
На прокат мы взяли внушительный музыкальный центр, у кого то из своих друзей Брайан достал большой и очень странный кальян, а Фрея наотрез отказалась готовить, заявив, что в кои то веки хочет экзотики. Мы устроились прям на улице, невзирая на снежный покров и легкий морозец. Пока я наслаждался свежим воздухом, Брайан уже разогревался со своей, не к ночи будет помянута, невестой, отплясывая что то непотребно бурное.
Пока медленно, но верно, подтягивались гости, а вернее гостьи, Фрея таки добралась до своей экзотики. Вооружившись китайскими палочками, она ловко орудовала в пакетике с выходцом из местной студенческой забегаловки. Причем вид у нее при этом был крайне заинтересованный и жизнерадостный... еще бы, в кои-то веки она наслаждалась уже готовым результатом, пребывая в блаженном неведении относительно процесса его приготовления.
Вечеринка набирала обороты, страсти накалялись. Не знаю, чем думал Брайан, составляя список гостей... впрочем, о чем это я, откуда такие глупые вопросы? "Думать" и Брайан? Что за ерунда и ересь...
В общем, рано или поздно, это должно было случиться и, конечно, случилось. Две девицы, оставшись наедине у барной стойки, чуть захмелевшие, гордые и, без сомнения, красавицы, как то внезапно выяснили, что обе они имеют некоторые весьма определенные виды на небезызвестного в студгородке спортсмена и героя Брайана Шарп. Вскоре дамы перешли на личности и, казалось, вот полетят во все стороны клочья одежды и белобрысо-шатенистые пряди.
- Я превращу тебя в жабу, мымра! - вопияла наша потенциальная невестка.
- Да от одного твоего убогого вида можно позеленеть от отчаяния! - вторила ей бывшая Брайанова пассия.
Казалось кошачья женская драка неизбежна, я уже готовился было колдовать заклинание ледяного душа, однако спасение пришло с неожиданной стороны. Со всех сторон, я бы даже сказал. Скандал двух девиц не мог не привлечь внимание остальных гостий... тут то и началось самое веселое. Как оказалось, претензий к богоданному моему брату не имела разве что Лама, случайно пробегавшая мимо. А единственными, не заинтересованными в мордобитии небезызвестного спортсмена оказались мы с Фреей, философский увлеченные китайской едой. Хотя иногда очень хотелось девушкам помочь и братца ненаглядного разок или два пнуть... или три...
Признаться не ожидал, но одними синяками Брайан не отделался. Как только девицы, гордые и оскорбленные, оставили его в покое, он не замедлил утащить свою вроде как до сих пор невесту в дом, где долго о чем то с ней разговаривал. Судя по глухим звукам из-за двери (мы с Фреей совершенно не подслушивали!), Брайан каялся и умолял, Леся рыдала, стенала и заламывала руки, обессиленная и несчастная падая в сильные мужские объятия.
Оставшиеся после такого бурного веселья девушки, во главе с Фреей, быстро обрели утешение в лице кальяна. Только что еще бушевавшие праведным гневом, сейчас они хихикали, выпуская пузыри и поднимались в воздух, и думать забыв про коварного зеленоглазого брюнета.
Я же, стараясь не прислушиваться к доносящимся из спальни звукам, грел руки у камина... в последний раз. Гости разбрелись, Фрея прощалась с последними, а я смотрел на огонь и размышлял о том, что совсем скоро я покину эти стены. Четыре года... это оказалось так много... и так мало... мы покидали ставшие родными стены, теплые, ласковые, наполненные нашей памятью... радостью, слезами, отчаяньем и счастьем. За окном дул ветер, промозглый, февральский и крайне мерзкий... и уходить было почему то неожиданно тяжело, будто оставляя старого, верного друга. Сколько мы тут жили? два года? Как оказалось много...
Бред. Я досадливо закусил губу, сильно, до боли, что бы прийти в себя и отвлечься от самозабвенных стонов этой чертовой ведьмы и чертового братца. Там, дома, отец, Рокси, куча кошек и пес... дом, наш дом, в котором мы выросли. Он большой, старый, благородный, как те портреты в дорогой раме на стене... родной дом, в который мне страшно возвращаться... а я стою перед огнем и брежу о взятом в аренду, казенном студенческом обиталище...
Я не цеплялся за косяки и даже не оглядывался, когда мы уезжали. Дверь закрывал Брайан и я слышал, как за моей спиной он негромко досадливо ругается, пытаясь совладать с упрямой дверью. В голову пришла глупая мысль, что дом тоже не хочет с нами расставаться. Но я не обернулся. Насколько наполнена и весела была моя жизнь здесь? Возможно недостаточно для уважающего себя студента, но теперь все прошло. Сумка с дипломом грела мне бок, а я взирал в окно такси, все приближающего нас к родным пейзажам
Итак, мы выпускники...
Дома же нашему приезду предшествовали события не менее важные и, без сомнения, требующие упоминания. Все, пожалуй, началось в тот несчастный день, когда папа, главный городской судья, пришел с работы злой и грозный, решительно заявив с порога, что его достали эти гнусные преступные рожи и все прочие рожи достали тоже. Папе надоело быть судьей. Он устал. Он уходит. Так заявил отец, а решительно заявлять он умел, особенно топнув ногой. Умница Рокси усадила его в кресло, однако даже вкусный малиновый чай и конфеты "бешеная пчелка" не убавили отцовского энтузиазма. Не забыв лишний раз упомянуть про рожи, отец отправился, ни много, ни мало, в полицию, где его приняли с распростертыми объятиями, тем более что они как раз сидели без шефа, пост которого занимал недавно осужденный нашим родителем мерзавец и коррупционер.
В качестве поощрительной награды за ударный и ответственный труд, а так же в целях повышения боеспособности, отцу презентовали сканирующий пистолет, последнее достижение веронский ученых, несказанно обрадованных возможностью испытать на ком-нибудь... то есть помочь родной полиции в борьбе с правонарушителями, конечно.
Папа, получив в руки новую игрушку, тут же начал носиться по дому, сверяя отпечатки пальцев, причем особое внимание он уделял своему магическому уголку, выглядел крайне угрюмым, мрачным и снова проверял.
Как оказалось, проверял и хмурился он не напрасно. Очень скоро рядом с его ненаглядным котлом была обнаружена странная зеленая субстанция старушечьего вида. Субстанция вела себя подозрительно, нарезала круги вокруг отцовских артефактов, зловеще завывала, улюлюкала и била все, что была в состоянии разбить.
Отец, как борец с нежитью со стажем, ничуть не растерялся, лицезрея сей дивный феномен. Предварительно сообщив разошедшейся бабе, куда и сколь сложным путем ей стоит идти прочь от его дома, он подкрепил свое пожелание более вескими заклинаниями и магическими пассами. И при этом даже не додумался отхватить кусочек субстанции на изучение.
Заклинание, судя по всему, подействовало, хотя и как то косо. Издав трагичный вопль, зеленая старуха бросилась вон, распугивая домашних животных, пометалась по двору и, наконец, исчезла, слившись со стеной башни. Той самой жуткой запретной башни, стоявшей еще до моего рождения и, судя по всему, собирающейся стоять все такой же таинственной и неприступной еще не одно поколение фон Вальде.
Еще более обеспокоенный отец вплотную засел за книги и зелья. Читал, варил, читал, варил... орал заклинания... громко матерился... разбрызгивал вокруг дома свои творения. По утверждению Рокси - выжег вокруг всю траву и провонял участок насквозь.
Заинтригованные таким оживлением в состоятельном семействе ныне шефа полиции, не смогли спокойно пройти мимо воры. Темной-темной ночью, зажимая себе нос, к дому кралась юная и наивная воровка. Симпатичная, но не красавица, по утверждению отца. Полная дура, по утверждению Рокси. Она смогла героически добраться до порога нашего внушительного особняка, после чего осознала всю ценность своей жизни и бросилась вон, позабыв про потенциально богатую добычу. Впрочем, кое чем она поживилась. Спеша убраться из этого "филиала ада", она угнала машину, старенький ободранный драндулет, починяемый отцом вот уже лет 10 в периоды его технического вдохновения и за эти 10 лет обзаведшийся разве что новенькой запаской.
Не выдержав всех этих трагических событий нашего дома, окотилась наша Релька. Где, когда и с кем успела согрешить наша кошка, неизвестно, однако она подарила миру в целом и нам в частности два очаровательных солнечных комочка, Ковыля и Полыньку. Бакстер отнесся к такому свидетельству блуда и распущенности крайне неодобрительно, своеобразно высказав все, что думал. Однако, уверен, старина и добряк Бакстер уже совсем скоро будет нянчиться с котятами больше, чем их непутевая мамашка.
- Вот так, значит, и живем! - рассказывал мне отец, бурно жестикулируя. Наблюдая за его руками в непосредственной близости от моего лица, я мог быть только благодарен небесам за то, что вилку он уже отложил. Рокси улыбалась и подкладывала мне еще рыбки на итак полную тарелку.
- Кушай, лисенок, а то совсем отощал на студенческих харчах... - шептала она негромко, что бы не перебивать бурное словоизлияние супруга, и гладила меня, ошалевшего, по плечику.
Родной дом встречал меня всей широтой своих объятий...
