2.1 Вини во всём алкоголь
Я услышала, как она плачет, ещё из коридора. В нашем небольшом одноэтажном домишке из трёх жилых комнат и ванной были тонкие стенки и прекрасная акустика, которая всегда позволяла нам с сестрой подслушивать разговоры родителей. Мы занимались этим в детстве – ей было 11, а мне 10, и Пачита всегда считалась главной среди нас двоих. Покровительственно взмахивая надо мной руками, она с гордостью кошки позволяла мне приблизиться к противоположной стенке и тоже послушать. С возрастом это стало надоедать, и мы перестали заниматься подобными вещами…
Сейчас я, только-только войдя в дом, мгновенно скинула с себя верхнюю одежду и сапоги. Стремительно я ворвалась в нашу с ней общую комнату и увидела точную картину того, что успела представить себе. Я кинулась к ней и принялась спрашивать, что случилось, почему она плачет, но на самом деле я уже знала ответ. Ледяной страх сковывал меня изнутри, когда я позволяла себе представить, что мои догадки – чистейшая правда. И хотя все факты указывали на это, я отчаянно цеплялась за последние ниточки, норовящие ускользнуть совсем. Я хотела верить, что это неправда, и Пачита – тоже.
Но, впрочем, всё началось далеко не с того момента, как я застала сестру рыдающей в нашей комнате. Месяц с лишним назад, накануне моего дня рождения, мы с Пачитой сидели за столиком в кофейне и, потягивая тягучий напиток, негромко обсуждали подробности вечеринки, которую собирались устроить в честь моего шестнадцатилетия.
- Мама обещала, что они с папой останутся ночевать у тёти Аниты и дяди Арье, а в нашем распоряжении будет весь дом и участок, - будничным тоном заявила я, насыпая сахар в кофе.
Тогда ещё Пачита была обыкновенной Пачитой, которую я всегда знала. Весёлая, несколько высокомерная, самая популярная девчонка в старших классах… Меня она всегда очень любила, и относилась ко мне с трогательной заботой старшей сестры, хотя мы были почти ровесницами.
- В центр пойдём? – как всегда в приподнятом настроении спросила сестрёнка, теребя краешек своей сумки – кажется, она уже опаздывала, но не решалась обидеть меня и удалиться… Я снисходительно улыбнулась ей, давая понять, что дойду до дома сама, а она может идти туда, куда так торопится.
На следующий день, третьего августа, программа вечеринки была полностью продумана и предусмотрена. Алекс пришёл днём, притащив с собой огромную коробку с красным бантом из плотной шёлковой ткани. Ещё засветло мы втроём направились в примеченный клуб – вообще-то было уже поздно, но летом темнеть начинает часов в девять вечера, а было около восьми.
Вскоре стал подтягиваться приглашённый народ, и когда в ход пошёл алкоголь, мы с сестрой перестали себя контролировать. Поэтому я мало что помню из подробностей вечеринки, кроме того, что в какой-то момент нас попросили спеть.
I'm on the highway to hell,
Highway to hell – Завывали мы в унисон пьяными голосами, время от времени прерывая своеобразное выступление хохотом и визгом. На самом деле я хорошо пою, и многие советовали мне связать с этим жизнь, но я отмахивалась – несерьёзно это, песенки распевать. Мы с Пачитой обе собирались в колледж через пару лет, поэтому я даже не думала ни о чём подобном.
После выступления, которое было воспринято нетрезвой публикой на ура, Пачита, встряхнув головой пробормотала внезапно уставшим голосом:
- Лали, меня сейчас точно вывернет наизнанку. Я никогда так много не пила…
- Иди отдохни, - пожала я плечами. В тот момент мне было абсолютно плевать – я была пьяной и усталой. Из меня словно выжали весь сок, и сил не осталось даже на то, чтобы заметить, как Алекс за руку тащил меня домой. Одну – без Пачиты.
- Иди отдохни, - повторила я уже совсем тихо, а глаза сами собой закрылись и я сползла под стол, где меня потом и нашёл Алекс, выпивший чуть меньше и по крайней мере на законном основании – ему-то уже восемнадцать. Возможно, если бы я была хоть на долю вменяемее в тот момент, я бы заметила, что Пачита, пошатываясь, скрылась в одном из залов для курящих, куда нам, подросткам, вход был запрещён.
Утром я чувствовала себя ужасно, но нашла в себе силы выйти из комнаты и встретить маму.
- Где твоя сестра? - улыбнувшись, спросила она, поглядывая на меня взглядом вроде «ну и как ты теперь мне докажешь, что не пила?»
- Спит наверное… - пробормотала я, шлёпая в ванную. Там я включила холодную воду на всю мощь и зависла в одном положении над раковиной на несколько секунд. Из транса меня вывел возобновившийся голос мамы, но на этот раз не весёлый, а встревоженный.
- Лалаби, Пачиты нет в вашей комнате и её кровать нетронута, - она стояла в проходе ванной и внимательно смотрела на меня. Даже не спросила, пьяна ли я. Потрясающая женщина.
- А сколько время?
- Почти два часа.
- Ну значит она точно уже куда-то ушла и заправила кровать, - я пожала плечами и вернулась к умыванию. Моя версия показалась мне настолько убедительной, что я даже не стала разбирать про себя другие варианты.
Уже ближе к вечеру явилась Пачита. Не сказав ни слова, она как в тумане проплыла к постели и раздевшись, перебирая пуговицы руками словно робот, рухнула на кровать. Я не стала её тревожить, решив расспросить тогда, когда она проснётся.
На кухне я застала папу, который читал вечернюю газету и время от времени попивал чай из своей самой большой кружки, которую он очень любил.
- Привет, Лали, - будничным тоном кивнул он мне и отложил газету, - Как успехи на работе?
Мы с сестрой ещё в начале лета решили, что нам неплохо бы поработать, привыкнуть к самостоятельной жизни. Так вышло, что обе мы стали продавщицами – она в Маккорм-авто, где когда-то в молодости работала мама, а я в видео-прокате, где было так скучно, что вскоре я не стерпела и уволилась, перестроившись в кинотеатр… продавщицей попкорна.
- Всё в порядке, пап, - я обворожительно ему улыбнулась, - Мне иногда даже доверяют работу настройщицы – это повеселее, чем наливать напитки в стаканчики или втюхивать людям ненужные им фильмы, которые никто не смотрит с того дня, как люди узнали об интернете…
- Ты у меня уже совсем взрослая и сообразительная! – рассмеялся папа, - Иди сюда, я тебя обниму.
- Вот ещё, - выхватив чипсы, я мгновенно выветрилась из кухни. Уже в своей комнате я услышала его раскатистый смех и слова: «Не больно-то и хотелось». Я делаю так с трёх лет, и ему до сих пор не надоело, до сих пор смеётся также искренне и непринуждённо, когда я отказываюсь его обнять… Глупая детская забава, но если папе нравится, могу и потерпеть.
Я люблю папу. Всю жизнь любила. В детстве мы были близки, ровным счётом так же, как и с мамой. Я обожала своих родителей и свято верила, что они – идеал, самые лучшие мужчина и женщина на планете. Они покупали мне вкусности, на коробке которых красовались слова «Счастливое долголетие» или «Зоркие глаза» и я старалась съесть как можно больше, вселяя в обыкновенные полезные печенья всемогущую силу долголетия и стопроцентного зрения…
***
Утром, когда я проснулась, Пачита уже не спала.
- Доброе утро, Лали, - сонно пробормотала она, протирая глаза.
- Доброе, - я подозрительно уставилась на неё, - Ну и где ты была вчера?
- Лаали… - Пачита схватилась за голову и застонала, - Не задавай мне вопросов, пожалуйста. Я ничего не хочу слышать и даю тебе честное слово, что больше никогда не буду пить!.. По крайней мере, столько.
В тот момент я все ещё думала, что она ночевала со мной, и только потом, утром, встала, заправила кровать и ушла куда-то. Поэтому я и сказала следующую фразу.
- Как тебя угораздило напиться второй раз подряд?
Она пришла в негодование и с таким чистым искренним недоумением смотрела на меня, что я даже смутилась от своих слов.
- Что? Я? Напиться? Два раза? Ты про что?
И если бы не вбежавшая в комнату растрёпанная мама, глаза которой живо блестели, если бы не её заинтриговывающий вид, возможно, правда бы вылезла гораздо раньше.
- Девочки, - как-то странно озираясь, мама плюхнулась рядом с нами на кровать. Вряд ли бы в другое время она бы поделилась этим именно с нами, скорее всего, наоборот попыталась бы скрыть, но папа уже ушёл на работу, а до её друзей Аниты и Арье слишком долго бежать. И её слишком распирало от впечатлений, чтобы не рассказать вообще никому.
- Девочки, не сочтите меня сумасшедшей, но я прибиралась во дворе – раз уж у меня выходной, надо было провести его с пользой. И тут, смотрю, валяется в кустах старая-старая лампа, как из сказок, на ней открытка. Слова я не разобрала, решила в доме поставить, пошла мыть, и вдруг оттуда вихрем вылетела какая-то фиолетовая пыльца, и…
Я ещё никогда не видела её такой взволнованной. Обычно моя мама была скептиком, в существование джинов и потусторонней силы не верила, но было видно, что сейчас она была по-настоящему поражена. Я, начитавшаяся в детстве сказок, верила во всё это до сих пор, и поэтому отнеслась к маме с пониманием, а Пачита, казалось, вообще не слышала нашего разговора…
- Пачи, с тобой всё в порядке? – вертя в руках «окаянную медяшку» с тревогой спросила мама. Как бы мы ни пытались, никакой пыльцы или вихря нам больше не явилось, и в конце концов мы решили оставить её в доме в качестве украшения, - У тебя нездоровый вид, Пачита.
- Со мной всё в порядке, - сонно заявила сестра, уткнувшись в подушку. Она медленно потянулась к телефону, нажала какую-то кнопку и тут же подскочила на месте как ужаленная, - Я страшно опаздываю! – взвизгнула она и подскочила, несясь в ванную.
- И куда же ты собралась? – вяло спросила я, зная, каким будет ответ.
- У нас со Стефаном встреча, - заявила Пачита, немного помедлив. Она знала, что я терпеть не могу её дружка Стефана, тем более мои чувства к нему были взаимны. Мы ненавидели друг друга с 12 лет, когда они впервые явились домой под ручку. До того момента Пачи была только моей сестрой, и нам было так весело вместе, что я представить не могла кого-то другого рядом с ней.
Стефан не был типичным козлом или зазнайкой, но он был настоящим трусом, а я терпеть не могла этого в людях. В детстве моя ненависть была ещё сильнее – мне так и хотелось броситься на него и расцарапать ему лицо, чтобы он не трогал мою сестру! Но она, казалось бы, даже немного любила его, и в конце концов мне пришлось смириться.
- Когда закончу школу, расстанусь с ним, - тихо сказала мне Пачита, уже абсолютно придя в себя, - Сейчас я не могу…
Что касается моих отношений с парнями, здесь всё было ещё хуже. Если Пачита и Стефан хотя бы умели красиво держаться за ручку и шептать друг другу на ушко ласковые словечки, я бросала парней сразу же, как начинала чувствовать, что они мне надоедают. Неприступная, ледяная, каменная глыба… Нет, я такой определено не была. В школе я казалась всем изворотливой и хитрой, грубой, ненавидящей всё живое – но я не такая. Самым скандальным моим романом стали двухнедельные отношения с Дэвидом – крутым парнем, спортсменом, которому было противопоказано общаться с неудачницами вроде меня. Но он был неплохим парнем в душе, и в какой-то момент я всерьёз подумала, что смогу изменить его, заставлю перестать издеваться над всеми, смогу дать ему понять, что в мире есть любовь, и что стереотипы и ярлыки, которые на нас вешают при входе в новое общество, не значат ничего. Я правда и сама поверила, будто любовь ко мне его меняет – но однажды он просто сказал, что бросает меня.
…«Прости, Лалаби, ты мне нравилась, но…»
«Проваливай», - я отвернулась, - «Можешь всем рассказать, как круто отшил неприступную меня. Твои дружки оценят по достоинству и обязательно сделают мою жизнь адом»
«Лали…»
«Не смей называть меня так»…
Не то чтобы он нравился мне, но обида, захлестнувшая меня с головой, заставила меня проплакать 20 минут, пока не пришла Пачита с очередного свидания со Стефаном, окрылённая, счастливая, может лишь чуточку усталая.
«Что-то случилось?», «Ничего, Пачи, просто люди – сволочи»
После окончания летних каникул, когда мы вернулись в школу и ходили туда уже около недели, однажды вечером мама вернулась домой необычайно счастливой и воодушевлённой.
«Можете гордиться мной», - сказала она, ласково обнимая меня за плечи, - «Моя сеть ресторанов процветает! Даже на улицах узнавать стали… Знаете, мелочь, а приятно…»
Она была самым известным шеф-поваром Портленда на тот момент. Также недавно вышла книга, которую она начала писать ещё когда мы не ходили в школу. На самом деле я нашла её случайно – просто гуляла, от скуки зашла в книжный магазин и внезапно наткнулась глазами на книгу, автором которой являлась Валлаксия Комино. Я тут же купила её, решив показать маме, что даже у обладательницы такого необычного имени есть тёзки.
Дома был даже небольшой скандал, когда папа узнал о том, что мама описала в подробностях всю свою жизнь и ни слова не сказала ни мужу, ни детям.
- Мне не хотелось, чтобы вы читали всё это, - обиженно кричала мама на папу в их комнате, - Вы бы могли расстроиться.
- Ага, значит наши нервишки ты бережёшь, а всему миру решила поведать все свои тайны!..
В ответ молчание.
- Не знаю, Айрен, но это принесло неплохие деньги, которые я вложила в рестораны.
- Не понимаю, зачем ты так поступила… - я представила, как папа устало плюхнулся на кровать и притянул к себе маму, потому что уже не злился, - Не понимаю…
Первые семена сомнений начали прорастать в моей голове спустя две недели после начала учебного года. Вечно худенькая, тоненькая как спичка Пачита, фигуре которой завидовали почти все девчонки в школе – даже я порой, хотя была лишь на пару кило тяжелее сестрицы, стала толстеть. Я и сама заметила это – раньше она спокойно ела столько, сколько ей нужно, и даже если переедала, на её талии это никак не сказывалось. Но теперь приёмы пищи превратились для Пачиты в настоящую муку. Было видно невооружённым глазом, как она старается не есть, и как ей сильно этого хочется – куриные крылышки, бутерброды, йогурты с грушей и мандаринами, плюс шоколад на закуску – поначалу она смело съедала всё это, но когда поняла, что стремительно набирает вес, начала мучить себя изнурительными диетами и тренировками. Но лучше не становилось, а с каждым днём ей хотелось есть всё больше. И всё более неожиданные продукты.
Совместно с этими проблемами, Пачи стала терять уверенность в себе. Отказавшись от юбочек, что открывали её коленки, она пристрастилась к джинсам и купила себе тёмные очки, чтобы никто не видел её испуганных поникших глаз.
Она стала скрытной, и уже тогда я заподозрила неладное.
Моя тревога увеличилась ещё сильнее, когда в одно из воскресений сентября Пачита встала рано. Встала тихо, чтобы никто не знал и не заметил, встала, и вышла из дома. Куда? На свидание со Стефаном? Я бы знала, я бы уж точно знала! К тому же в то время он был в Нью-Йорке с отцом, а Пачи бы никогда не променяла своего парня на другого – репутация и характер сказываются.
И тогда я испугалась. Вскочила, накинула на себя лишь куртку, влезла в кроссовки и уже почти выбежала из квартиры, как вдруг меня остановил ледяной голос, раздавшийся из-за спины: «Куда ты собралась в таком виде и в такую рань, Лалаби?»
Не было времени и толка врать, и я тут же рассказала маме об исчезновении Пачиты. Но когда мы оказались на улице, там уже никого не было, только вдалеке маячил силуэт машины, куда, видимо, и села сестра. Целый день мы все не находили себе места, а когда она вернулась домой, тон её извинений показался мне настолько фальшивым и наигранным, что вечером я попыталась расколоть её:
- Слушай, я чуть с ума не сошла. Почему ты не сказала мне про какие-то свои школьные дела?
- Это было неважно.
- Я не верю ни единому твоему слову, знаешь! Где ты была, чёрт тебя побери?!
- Да какое тебе вообще дело?! – взорвалась она внезапно, словно я затронула больную тему, - Не суй свой нос в мои дела, ясно?
Всё стало ещё хуже после того, как мы поссорились. Мы перестали разговаривать, каждое утро она молча вставала, чистила зубы и уходила в школу, не говоря мне ни слова. Лицо её было непроницаемым, словно на нём отключили все эмоции, и всегда, когда я пыталась поговорить с ней, она злилась и уходила, хлопая дверью.
«Пачита, я вижу, что с тобой что-то происходит! Почему ты не хочешь рассказать мне?!», «Со мной всё в порядке, сколько можно повторять тебе?» - она срывалась на крик, её влажные глаза метали молнии, мне хотелось дать ей пощёчину, чтобы выбить из сестры ту особу, которой она стала. Мне нужна та Пачита, та весёлая Пачита, которая обожала свою младшую сестрёнку и всегда смеялась! Мне нужна та Пачита, которая была самой популярной девчонкой в школе, претенденткой в королевы школьного бала! Где она, почему её нет, что с ней случилось на моём дне рождении?!
Именно когда я вспомнила про свой день рождения, я поняла, что сестра изменилась как раз с того дня. Вспомнив каждую деталь, которая веяла странностью, я потратила два дня на сбор информации, тянула за все ниточки, чтобы узнать что произошло – я даже вновь сошлась с Дэвидом, хотя поклялась себе, что не приближусь к нему больше чем на метр!..
И вот, в конце концов, я докопалась до истины. В тот вечер мама участвовала в каком-то телешоу, и когда она выиграла и вернулась домой с призом, она собрала нас всех вместе. Она сияла, словно светилась изнутри, сообщая нам это:
«Мы переезжаем!» - мамины глаза блестели, как маслины или спелые вишни, - «Давно мечтала об этом! И вот, наконец, у нас есть деньги, чтобы купить великолепный дом в центре!»
Мы наперебой бросились поздравлять маму, обнимать её, даже Пачи в кои-то веки начала улыбаться как раньше. Но внезапно она вскочила и выбежала из-за стола, закрывшись в ванной, и только я заметила, что она прикрывала рот рукой.
Вот оно. Доказательство, которого мне не хватало. Для родителей я сделала непринуждённое лицо, веселилась, интересовалась подробностями переезда, но все мои мысли уже занимала страшная догадка, которую я обдумывала вдоль и поперёк.
На следующий день мама с папой отправились смотреть наш новый дом, им нужно было подписать какие-то бумаги, что-то уладить… В общем, дома оставались лишь мы с сестрой. С самого утра я отправилась на прогулку, чтобы всё хорошенько обдумать, и вернулась часам к двенадцати.
Я услышала, как она плачет, верно думая, что никого нет дома, ещё из коридора. Я, только-только войдя в дом, мгновенно скинула с себя верхнюю одежду и сапоги. Стремительно я ворвалась в нашу с ней общую комнату и увидела точную картину того, что успела представить себе. Я кинулась к ней и принялась спрашивать, что случилось, почему она плачет, но на самом деле я уже знала ответ. Ледяной страх сковывал меня изнутри, когда я позволяла себе представить, что мои догадки – чистейшая правда. И хотя все факты указывали на это, я отчаянно цеплялась за последние ниточки, норовящие ускользнуть совсем. Я хотела верить, что это неправда, и Пачита – тоже.
«Лалаби», - она подняла на меня полные слёз глаза, - «Я беременна»