[Лалэль]

Отчет первый. Неделя первая.

Двенадцатый житель города Надежды

Рухнуло все. Все погибло, и ничего не осталось – совсем ничего. На месте процветающего города – руины. Взамен городского шума – первобытный вой ветра, гоняющего тучи пыли, завывания одичавших собак, и изредка - скрежещущий рев сирен. Вместо пестрого общества сытых и пресыщенных горожан, ищущих развлечений - горстка голодных и отчаявшихся людишек, работающих до седьмого пота, чтобы создать иллюзию «нормальной жизни». Именно иллюзию.

Потому что «нормальной жизни» для нас больше не будет. Никогда.

Адрес моего земельного участка – улица Путь к Свету, дом двенадцать. У нас теперь все улицы называются так: улица Правды, улица Силы, переулок Спокойствия… Что ж, радует, что пережив такое горе, люди наконец-то вспомнили про то, что действительно важно. Хорошо, что они начали искать свой путь к Свету. Жаль, что для этого им понадобилась такая страшная встряска.

Мой участок под номером двенадцать – значит, я был двенадцатым, кому в этом городке дали землю. Что ж, раздавать наделы мэрия стала не так уж и давно. Да и то сказать - сама мэрия в городке появилась всего неделю назад.

Пока что мое «поместье» - это только участок запущенной и замусоренной земли. Здесь ничего нет, совсем ничего. Но я должен здесь обустроиться и начать жить – а как же иначе? Жить, только жить. Других вариантов нет.

Небольшое лирическое отступление

Поскольку покупать большой участок я боюсь (заглючит, как уже не раз бывало), я решила купить участок средний, 3 на 4. На сэкономленные средства я накупила предметов роскоши, которые Робину в его постапокалиптической жизни, без сомнения, не понадобятся.

А потом весело все это сожгла. Гори-гори ясно, презренный буржуазный хлам! Нам и без тебя хорошо.




Таким образом, Робин остался гол, как сокол, чего мы и добивались.

Я еще не успел хорошо осмотреть свой участок, как ко мне пожаловал первый гость. Вернее, то была гостья – очень странная девушка с растрепанными волосами, темными глазами, пылающими гневом, и уродливым шрамом на лице.
- Кто ты? – Налетела она на меня. – Что ты тут де-лаешь?
Говорила она очень странно – как будто ей с трудом давались самые простые слова. Возможно, она просто очень давно ни с кем не разговаривала.
- Я тут живу.
- Нет, я! – Она чуть ли не набросилась на меня с кулаками.

Ах, вот что. Оказывается, эта милая сумасшедшая обитала тут до меня.
- Я купил эту землю вчера, - сообщил я, - хочешь посмотреть бумаги?
Растрепка посмотрела на меня с подозрением. Вероятно, она уже подзабыла значение глагола «купить».
- Я тут дав-но, - повторила она, - какого ле-шего ты при-перся?

Мне бы рассердиться. Но почему-то совсем не хотелось на неё кричать.

- Сходи в мэрию, - посоветовал я, - там тебе все объяснят. Теперь тут буду жить я, уж извини.

Девушка прожгла меня ненавидящим взглядом и убежала быстрее, чем я успел что-то сказать. Мне хотелось пригласить её заходить в гости, но в данной ситуации это прозвучало бы как издевательство.

Интересно, кто она такая, откуда взялась? После взрыва все нации перемешались, и теперь не поймешь, кто есть кто, а в наш городок собираются беженцы со всей страны, и даже из-за границы. По выговору кажется, что она родилась в восточной части страны … а может быть, и нет.

Оправившись от изумления, я махнул на все рукой и занялся своими делами. Мне нужно было как можно быстрее построить домик, чтобы не ночевать на улице – и я наскоро сотворил нечто, напоминающее не то бытовку, не то сарай, не то маленький бункер. Ну что ж, мне сейчас и нужен домик, как у Наф-Нафа – чтобы от дождя и ветра защищал. Не до архитектурных изысков мне.

Оставшуюся часть дня я набивал домик необходимой мне мебелью. Почти все, что мне нужно, я добыл, погуляв в руинах – вы даже не представляете, сколько там можно найти полезного, - но скамейку для сна пришлось мастерить самому. Судите сами, как у меня это получилось.

Не успел я обустроиться, как ко мне пожаловали в гости мои соседи. Это были такие же, как я, бедные скитальцы, случайно уцелевшие во время взрыва, потерявшие все и теперь пытающиеся начать новую жизнь на новом месте. Мы очень хорошо пообщались… удивительно, как много доброты в сердцах этих людей, переживших такое страшное горе.

Как только я приехал в Хоуп-сити, ко мне сразу же подошли и спросили, что я умею делать. Оно и понятно: бездельники и нахлебники здесь никому не нужны. Я ответил, что буду делать все, что понадобится городу. Я здоровый мужчина, у меня две руки, две ноги и относительно неглупая голова – я со всем справлюсь. После взрыва мне пришлось делать много такого, чем я раньше даже не думал заниматься: рыть окопы и закапывать трупы, маршировать с ружьем за плечами, разминировать минные поля, плотничать, лечить раны, готовить еду… Теперь я думаю, что справлюсь с любой работой.

Итак, повторяю, меня устроила бы даже должность землекопа или ассенизатора, но от одного из своих новых знакомых я узнал, что в город прибыла группка ученых из какого-то давно разрушенного университета, которые хотят обосноваться здесь, и уже открыли небольшую лабораторию. Такой шанс просто нельзя было упустить, и я отправился к ним на следующий же день. Я нашел их главу – им оказался весьма уважаемый в научных кругах академик, о котором я много слышал когда-то – и коротко рассказал ему свою историю, закончив свой рассказ просьбой взять меня в команду. Я заметил, как загорелись его глаза, когда я живописал ему свои приключения в реакторе, и подумал, что это хороший знак. Но, к сожалению, ошибся.
- Видите ли, Робин, - вежливо сказал академик, протирая тряпочкой очки, видя, что я договорил и с волнением жду ответа, - я кое-что слышал о вас и ваших открытиях. У вас было много интересных опытов… Даже последний ваш эксперимент, хоть и привел к катастрофе, не лишен интереса. Ваши способности действительно пригодились бы нам, но…
«Но?!!»
- Поймите меня правильно, - он, стыдясь, отвел глаза в сторону, - сейчас вы больше интересуете меня не как исследователь, а как исследуемый объект. Не возражаете, если мы с коллегами осмотрим вас?
Вот оно что.
Я должен был почувствовать себя униженным – и конечно, я оскорбился, потому что это предложение оскорбляло мое человеческое достоинство. Но я не мог его винить, потому что если бы я был на его месте, и мне бы попался в руки кто-то вроде меня, я поступил бы так же. Люди науки все скроены по одному лекалу и думают примерно одинаково. Парень, оказавшийся в эпицентре ядерного взрыва, почему-то не испарился на месте, а выжил и стал прозрачным? Черт, да это же находка! На стол его! И пусть не дергается – где мы еще такого найдем-то.

Что ж, я, конечно, согласился стать подопытным кроликом этих ученых. И даже притащил им свои дневники – первые месяцы после перерождения я тоже вел над собой наблюдение и каждый день делал подробные записи, скрупулёзно отмечая малейшие изменения в своем состоянии.

Я понимал, что все это обогатит науку. Но на душе все равно было погано. Возможно, работая поваром или плотником, я чувствовал бы себя более счастливым.

В первый же день я перезнакомился со всем коллективом – ведь стоило мне раздеться, как все сбежались, чтобы посмотреть на меня. Как оказалось, в этой маленькой лаборатории по воле судьбы собрались ученые, работающие в совершенно разных областях: химик, биолог, микробиолог, физиолог, антрополог, даже один физик-ядерщик (окончив университет, я пытался устроиться к нему на работу, но тогда ничего не вышло). Все они смотрели на меня, цокали языками, щупали меня, измеряли, предлагали мне проделать множество разнообразных упражнений – словом, я понял, что исследовать меня будут всерьёз и со всех сторон, и совсем пал духом. Впрочем, они не слишком унижали меня, обращались со мной вежливо, а в перерыв даже угостили горячим чаем и дали плитку гематогена. Пока ученые пили чай и беседовали, отдыхая после рабочего дня, я внимательно их слушал и понимал, что если эти умники меня не замучают и дадут мне шанс поработать вместе с ними, у меня появится возможность получить такие знания, о которых я раньше и мечтать не мог. Возможно, ради этого шанса стоит сжать зубы и все стерпеть

.

К счастью, долго меня не мучили. Процесс обследования занял всего несколько дней, а потом, не зная, что еще со мной делать, ученые доверили мне протирать пробирки в лаборатории. Впрочем, в пятницу мне уже предложили войти в состав выездной лаборатории, которая исследовала зараженную почву на предмет очистки и возможности её дальнейшего сельскохозяйственного использования. Городу нужна была пшеница, картошка и свекла, чтобы получить хлеб, ямс и сахар – а я должен был подготовить землю, на которой все это смогло бы вырасти, и оборудовать теплицу. Вот тогда я впервые почувствовал себя действительно нужным городу.

Прежняя хозяйка моего участка ко мне больше не заявлялась. Впрочем, однажды, возвращаясь с работы и вылезая из служебного автомобиля, я заметил у дороги рыхлое нечто, напоминающее снеговика, и чуть подальше - оголенную спину спешно уходящей девушки. Интересно, много найдется людей, которые в условиях ядерной зимы могут лепить из зараженного снега снежных баб и радоваться им?

В субботу меня поджидал неприятный сюрприз – вернувшись домой, я нашел там только пустые стены, и небольшую записочку на дверях: «Привет от Джоуи Гребенки».

Сначала я погрешил на свою старую знакомую, но, поговорив с соседями, узнал, что и их дома грабят таким же образом – раз в неделю появляются молодчики бандита Джоуи и выносят все, что имеет хоть какую-то ценность. Бандиты называют это «платой за покровительство», но от кого они нас защищают – никто не знает.

«А нужна ли нам такая защита вообще?», - спросил я. Но соседи попросили меня не выделываться, иначе плохо придется не только мне, но и им. Что ж, это очень унизительно, но пока я не могу ничего противопоставить этим гориллам, придется терпеть их налеты.

Я снова прошелся по окрестностям, подобрал себе новую мебель, и завалился спать уставший, голодный и злой. Почему-то мне показалось, что странная девушка со шрамом как-то связана с бандитами, и я начал злиться не только на них, но и на неё.

И буквально следующее утро, выйдя на улицу, чтобы вынести мусор, я увидел эту девицу сидящей прямо на земле.
Я выбросил мусор и подошел к ней.
- Не сиди так, - попросил я, - простудишься.
Она посмотрела на меня – и сжалась в комочек, ощетинилась, как дикий зверек.
- Не под-ходи.
- Я тебя не обижу.
- Все рав-но.
- Хорошо, - тогда я тоже уселся на землю, - давай тогда так поговорим.

Как только я это сказал, она сделала резкое движение, как будто собиралась сорваться с места и побежать.

- Да стой ты! Я же сказал – не трону!
- Не бли-же, - она предостерегающе выставила вперед руку.
- Хорошо, хорошо, - замахал я руками, - ближе не подойду. Видишь, я сижу спокойно? Я ничего тебе не сделаю.

Девушка посмотрела на меня с тревогой, и по её глазам было видно, что не очень-то мне доверяет. Удержать её на месте было не проще, чем накрыть сачком бабочку.
- Ты работаешь на Гребенку?
- Я не ра… - она поперхнулась и произнесла довольно отчетливо: - я не работаю.
- Но ты в его банде?
- Я ни в какой банде. Кто эта Гре-бенка?
- Разве ты про него не слышала? Он грабит дома.
Тут она посмотрела на меня насмешливо.
- Меня не гра-бят. У меня нет дома.
- Ты живешь на улице? – с состраданием спросил я.
- Ког-да как.
Бегать в такой мороз в одной прохудившейся маечке, ночевать на голой земле… Она что, хочет себя угробить? Или у неё просто нет другого выбора?
- Откуда ты?

Она подумала и снова ответила довольно внятно:
- С Востока.

Как я и думал. А ведь восточные регионы пострадали от радиации больше остальных, и там творился реальный кошмар. Страшно даже подумать, как она сюда добиралась, чего насмотрелась, и какие ужасные приключения случились с ней по дороге.

Я, побывав в постядерном аду, разучился доверять людям – а ведь я сильный мужчина, который может постоять за себя. Что же должна сейчас чувствовать маленькая и слабая женщина?
Неудивительно, что она не хочет со мной разговаривать.

- Как тебя зовут?

Она ничего не ответила. Я смотрел на неё и думал о том, как эта крошка могла выжить в регионе, подвергшемуся ядерному поражению, где мутировало и погибло все живое. Возможно, все дело в очень крепкой иммунной системе, или в каком-то неизученном гене. А может, все проще, и все зависит от законов безжалостной статистики – в любой ситуации будут погибшие и выжившие.
Хотя выжившим быть очень горько.

- Ты не голодна?

Она молчала и, не замечая меня, смотрела прямо в небо неподвижными темными глазами. Может быть, она слепая?

И мне вдруг очень захотелось, чтобы девушка оказалась именно слепой. Да, это подлый эгоизм, но я хотел, чтобы она не могла меня видеть.

Тогда ей будет все равно, что я невидим.