[BadTouch]

Лами, ах, ты, наверное, имела в виду Билла? Ну, не знаю... некоторые из ваших предположений, думаю, окажутся верны Но я написала только то, что планировала... и надеюсь, что читателям будет интересно Вообще, я, конечно, поражаюсь, откуда во мне такая продуктивность взялась Не знаю, говорят, надо писать, пока творится, так что я воспользовалась случаем и накатала новый отчётец...

Для настроения;)

«Здравствуй, Клелия!
Мы с дедушкой были очень рады получить от тебя весточку! Знаешь, он немного расстроился, узнав, что ты прислала письмо в электронном виде. Когда он понял, что его нельзя даже подержать в руках (хотя я предлагала его распечатать), он, ворча что-то себе под нос, отказался и попросил меня поскорее приступать к чтению».
Я улыбнулась, представив, как дедушка проявляет недовольство, морщит лоб и ворчливо усаживается на диван в своем кабинете, в то время как тетя Мирра начинает читать ему мое письмо.

Несмотря на то, что деду часто приходится иметь дело с компьютерами в силу своей работы и с этим чудом техники он на «ты», письма и открытки он предпочитает получать старинным способом, ведь только так, по его словам, можно ощутить всю прелесть переписки: подержать листочек бумаги, который еще совсем недавно был в руках родного человека и посмотреть на дорогой сердцу почерк. «Этот печатный шрифт только для деловых писем и годится», - вздыхая, говорит он. Конечно, мне намного проще сесть за компьютер и написать обычное электронное письмо: это получается у меня гораздо быстрее, да и потом, конверт, марки, почта…как представлю себе все это (почтовый ящик находится довольно далеко от общежития, в котором я живу, впрочем, почта не многим ближе), у меня голова кругом идет. Однако я уверена, что в глубине души он, конечно же, очень рад получать от меня любые письма.
«У нас все в порядке», – продолжала я скользить по написанному тетиной рукой. «Дедушка заставил писать», - подумала я и улыбнулась. «Ты очень мало пишешь в последнее время», - сетовала тетка. «Да уж, - протянула я мысленно, - времени не хватает порой даже на учебу». Университетская жизнь мне пришлась по вкусу и даже не верится, что она вот-вот закончится.

Свежи еще воспоминания о выпускных экзаменах в школе, о дурацком вечере, на который я ходила с Брайаном…о том, как Скроггинс, местная звезда, приехавшая на выпускной на лимузине, опрокинула на меня стакан с пуншем, а кому-то пришла в голову удачная шутка: «Кардье не донесла до туалета». Я стояла посредине зала в мокром платье и думала о том, как бы провалиться под землю.

Я уже давно забыла, что значит быть объектом насмешек. После окончательного разрыва с Локи я вообще потеряла всякий интерес к происходящему вокруг меня: мне даже не хотелось быть сильной. Тогда я имела довольно смутные представления о том, как мне жить дальше. Но время летит неумолимо, все так быстро течет и меняется. Кажется, еще только вчера я слушала жалкие оправдания Билла Митчелла, пытаясь при этом отыскать свою одежду в гараже. В тот момент мне было больно от того, что я узнала, стыдно, что оказалась в такой нелепой ситуации…мне казалось, что такого предательства пережить нельзя.

А сейчас я сижу в комнате университетского общежития, читаю письмо от родных и с улыбкой вспоминаю многие вещи. Да, моя прежняя жизнь, жизнь до момента знакомства с Биллом, была серой и скучной, и спасало только страстное увлечение, которое совсем скоро превратится в мою профессию. Закрываю глаза и вижу себя три года назад: перекошенная на бок юбка, наспех натянутая кофта, размазанная по щекам тушь…Не помня себя, я бегу по ночному Твинбруку, кричу что-то Биллу, который отчаянно пытается меня удержать. Он просит прощения, говорит, что думал, будто я все знаю. От выпитого звенит в ушах; от обиды текут горячие слезы; от ненависти, что я испытываю к нему в эти минуты, в глазах темно.

Я поежилась – вспоминать тот вечер я не люблю. Вырвав меня из рутины серых, как один, похожих друг на друга дней, показав мне совсем другую, веселую жизнь, он предал меня. Позже я узнала, что это началось еще во время наших встреч с ним. Так глупо получилось…Я была слишком доверчива, а он слишком независим, слишком своенравен, чтобы позволить кому-то считать его своим. А Зак? В сущности, он оказался не таким уж и плохим парнем. Когда он рассказал мне, что ему было противно смотреть на то, как Билл за моей спиной зажимает Кристин (позже я узнала, что это было на том самом диване), он не выдержал и спросил друга обо мне. Мне никогда не узнать, что именно тот ему ответил, как отреагировал и как при этом себя вел, но, если верить Заку, он сказал, что такая, как я, будет рада любой подачке, а он сам выбирает, с кем и когда ему быть. Так, решив проверить правдивость его слов, Зак и пришел ко мне тем вечером. Убедившись в том, что его друг оказался не прав, он проникся ко мне уважением. Внимание с его стороны вскружило мне голову, но все же не настолько, чтобы предать Билла. Что уж там говорить…что было, то было. Просто больно и неприятно вспоминать то время...Я уже и не помню, как искала тогда свои вещи, как одевалась, шла домой, открывала входную дверь - все это было, как в бреду. Тогда я переживала этот разрыв очень остро. Придя домой, я вновь заперлась в своей комнате и, рыдая, свалилась на кровать.

«Как он мог со мной так поступить?» – думала я. Я снова ревела как ненормальная, захлебываясь собственными слезами. Я казалась себе такой никчемной и такой несчастной. А ведь я хотела отдаться ему! Я обливалась слезами, как безумная; многие дни напролет терзалась мыслями о нем, а он…он просто трахался с какой-то Кристин! Впрочем, об этом и вспоминать не стоит. В тот вечер, окончательно обессилев от душивших меня слез, я забылась тяжелым, пьяным сном. А потом все было, как прежде: придурки-одноклассники, скучные вечера, которые я проводила за книгами или домашним заданием, изредкие встречи с Брайем или Софьей (все мы готовились к выпускным экзаменам), нечастые прогулки по городу с фотоаппаратом, занятия в автошколе.

Несколько раз Билл предпринимал попытки со мной заговорить: сделать это он мог только в школе, ведь всех встреч с ним и его компанией я сознательно избегала. Думаю, что ему было не по себе от мысли, что он мог что-то чувствовать ко мне. Однажды он подкараулил меня вечером после занятий в художественном кружке, который я тогда посещала. Он прижал меня к холодному бетону, опершись одной рукой на стену, а второй пытаясь меня обнять. Я, опустив глаза, неистово сжимала кулаки, помню, как ногти вонзались в ладони и мне было больно, больно душе и телу. Впервые с момента того самого вечера он был так близко; меня трясло.
- Келли, солнышко, ты мне нужна, - мне показалось, что он старался звучать как можно более ласково и нежно, но, заметив, что ему ничего от меня не добиться (я стояла, словно в оцепенении и продолжала молчать), Билл стал выходить из себя.
- Тупая курица! Ты не знаешь, что теряешь! – кричал он. Я подняла глаза - его слова словно нож полоснули меня по сердцу - и наши взгляды встретились.

О, Билл! Я знала, я очень хорошо знала… Ведь теперь, когда я вынуждена была отказаться от того мира, который ты мне показал, я острее чувствовала разницу между той жизнью, которой жила всегда, и теми удивительными днями, когда, как мне казалась, была по-настоящему счастлива. Но я больше не верила ему, я больше никому не верила. Послышались шаги и скрип открывающейся двери… Билл обернулся и мне удалось вырваться, воспользовавшись его замешательством.
Мысль о том, что я могу быть ему дорога, о том, что он испытывает ко мне какие-то чувства, но при этом боится признаться в этом, прежде всего, себе самому, не то что бы сильно радовала меня, но, пожалуй, несколько утешала. Он слаб, он не так уж и крут, думала я, жаль только, что мне пришлось узнать об этом таким образом.
Когда я получила права

и могла самостоятельно передвигаться по городу, я, словно окунувшись в детство, вновь попала под очарование Твинбрука. Стараясь запечатлеть его на снимках, которые делала в те дни очень часто, я любила кататься по улицам родного города без особой цели.

В выходные я вставала рано: наслаждалась пустыми дорогами и только начинавшей пробуждаться ото сна природой. В будние же дни я старалась выбираться не раньше девяти вечера. Догоравший в багрово-красных всполохах клонящегося ко сну небосклона, Твинбрук казался мне таким таинственным, загадочным, грезившим о чем-то в ночной тиши.

Уже тогда я знала, что мне предстоит довольно долгая разлука с городом, в котором я родилась и выросла, ведь после окончания школы я планировала поступать колледж, носивший название международного студийного центра искусств, на специальность фотография. Дедушке не очень нравилась эта идея, ведь учиться мне предстояло вдали от родных мест – в Риверсайде, и некоторое время он уговаривал меня поступать на экономический или юридический факультет ТГУ. «Ты всегда сможешь пойти на курсы и получить соответствующую корочку. Когда у тебя будет настоящая профессия, - говорил он, - ты точно будешь знать, что не останешься на обочине. Жизнь - сложная штука, Клелия, из твоего увлечения получилось бы идеальное хобби, но не больше». Тема моего дальнейшего образования стала предметом постоянных дискуссий и споров, но я была непреклонна. Однажды, когда дедушка в очередной раз стал доказывать мне, что, совершая такой необдуманный шаг, я поступаю весьма опрометчиво, я не выдержала.

- Если бы мне выпал шанс выбирать, - настаивал дед, - я бы не думая выбрал юр или экономфак, Келли. Сейчас так важно во всем этом разбираться, к тому же, ты будешь знать, как ведутся дела на фирме, которую я тебе оставлю после своей смерти!
- Если бы я могла выбирать, дед, - твердо начала я, - я бы жила сейчас с мамой и папой, была бы счастлива, ладила со всеми одноклассниками и упивалась своей ординарностью!
Возможно, мои слова прозвучали слишком жестоко, да и сказаны они были в сердцах, но не прояви я твердости и не покажи серьезности своих намерений, кто знает, как бы сложилось мое будущее. Так было решено, что учиться я еду в Риверсайд. За последние три года, которые я провела в этом городе, мне не часто удавалась бывать в родном Твинбруке: расстояние между городами довольно приличное, да и деньги на билет бывают не всегда. Отныне я вполне самостоятельна. На каникулах приходится подрабатывать

, а картины, которые я пишу в свободное от занятий время, охотно принимает один комиссионный магазинчик, впрочем, продаются они совсем плохо, а если и приносят какой-то доход, то довольно не регулярный и рассчитывать на него особо не приходится, но я всегда счастлива, если получаю взамен на них хоть какие-то гроши.

Конечно, без тех средств, что дед периодически мне высылает, я бы не справлялась, но жизнь вдали от дома, небольшая стипендия и попытки заработать своими собственными силами позволяют мне думать, что я вполне пригодна к самостоятельной жизни.
За последние три года время унесло жизни сначала дяди Линдсея

, отца Брайана, а потом и дяди Этьена

. Тетя писала, что дедушка очень тяжело

перенес смерть своего старшего и единственного сына, ведь он пережил почти всех своих детей, и от этой мысли ему становилось только печальнее. Думая о неизбежном, дедушка решил воздвигнуть небольшой семейный склеп на городском кладбище. «Могилы, по его мнению, могут очень легко прийти в упадок, если за ними не ухаживать,- писала тетя в одном из своих писем ко мне, - ведь никто не знает, как будут относиться к своим предкам будущие поколения.

Он решил перенести все урны в склеп, на строительство которого получил разрешение местных властей и уже изрядно потратился». Так я узнала, что все скончавшиеся, имеющие отношение к семейству Де ла Кардье, нашли свой последний приют в склепе, воздвигнутом дедом.
Из писем мне также стало известно, что Энтони разорвал помолвку с Линди, которая очень тяжело переживала это расставание. «После твоего отъезда дедушка вспомнил, что у него есть еще и другие внуки», - читала я. «Однажды они договорились встретиться с Энтони в одном из баров города – поговорить по-мужски, как сказал мне отец. Пиво, шаффлборд, в общем, все то, чем так любят заниматься мужчины в отсутствие женщин, помогло им вновь сблизиться и разговориться. Так нам стало известно, что мой сын, выражаясь его же собственными словами, поторопился с помолвкой.

Он считал, что давно разобрался со своими прошлыми отношениями, но это оказалось не так. Изменив Линди, он понял, что не чувствует никаких угрызений совести, но пока она оставалась в неведении, радовался, что имеет возможность безнаказанно этим пользоваться. Папа сам видел, как он без зазрения совести флиртовал с какой-то девчонкой прямо у него на глазах.

Боже, - причитала тетя, - когда же он, наконец, образумится и станет нормальным человеком? Как-то раз я была по делам

в том районе, где живет Энтони и решила заглянуть, - гласило письмо. Я уже давно слышала, что эти двое не стесняются выяснять свои отношения у всех на виду, но, к сожалению, я слишком поздно поняла, что пришла совершенно не вовремя. Линди предстала передо мной совсем не такой, какой я привыкла всегда ее видеть: аккуратно причесанной, в очках и строгом костюме.

Она была очень красива, но я сразу заметила, что с сыном они вновь поругались. Мне так стыдно за него, очень стыдно, Келли. Умная, образованная женщина, чертовски красивая (но поняла я это именно в тот свой визит), и, кажется, безумно его любящая… а этот ловелас (весь в отца) треплет ей нервы. Что ж, не знаю, чего он добивается, надеюсь, что это не выйдет ему боком. Все-таки, он – мой сын, пускай и непутевый, и я, конечно же, не желаю ему зла».
Сколько я себя помню, кузен никогда не испытывал недостатка в женском внимании. Наоборот, стоило ему только пошевелить пальцем, как любая была готова составить ему пару. Печально, что ему так и не удалось разобраться в своих чувствах. Я помню, как на мое совершеннолетие он, поздравляя меня с днем рождения, искренне желал мне счастья и «всех земных благ».

Если бы не семья и мои немногочисленные друзья, я даже не знаю, как бы провела тот день.

Дядя Этьен, Брайан, Лео, Энтони, тетя Фелеция – все они не давали мне грустить, заставляя улыбаться их шуткам, принимать подарки, задувать свечи, поднимать бокалы за светлое будущее.

Кажется, что в тот день я видела дядю Этьена в последний раз…Помню, как дедушка и тетя целовали меня в щеки, вручая мне какие-то приятные мелочи в качестве подарка,

как я радовалась тому, что веселюсь, что я счастлива несмотря ни на что, а в душе саднило и я понимала, почему…

Мне очень хотелось, чтобы он поздравил меня с Днем рождения, позвонил, принес цветы…да что угодно, но этого так и не случилось. Трудно сказать, действительно ли я хотела этой встречи, но я не раз представляла себе, как мы могли бы снова быть вместе...Постепенно мысли о нем стали вытеснять новые эмоции и впечатления, которые я испытывала после поступления в университет. Школу я закончила с отличием

, и все мои награды и дипломы, полученные за годы учебы в школе, теперь висят в дедушкином кабинете. Он, по словам тети, очень горд

за меня, и теперь его кабинет представляет собой музей моих достижений, хоть это, на ее взгляд, и не совсем здоровое поведение. «Папа совсем заскучал, милая, - я продолжила читать, - о тебе он говорит без умолку! О том, что ты у нас умница, талантливая и красивая девочка, которая знает, чего хочет в этой жизни, наслышаны все соседи. Твоими заслугами он часто хвастается перед знакомыми и друзьями, а те лишь с улыбкой на него смотрят, согласно кивая головой. Твои фотографии у него всегда с собой, и он никогда не упускает случая всем показать твои снимки, при этом твердя, какая же у него красивая внучка. Однако, я тоже стала стара и сентиментальна до такой степени, что, соскучившись по тебе, решила написать твой портрет.

Так что не забывай нас, пиши чаще и присылай побольше фотографий – радуй меня и деда. Будь умницей.

Целуем, тетя и дедушка».

Получать письма всегда приятно. В такие мгновения мне бывает очень стыдно, что я не часто пишу, очень редко нахожу время для телефонных звонков и разговоров по скайп. Новая, совершенно иная жизнь с ее бесконечными лекциям и семинарами, бессонными ночами (и не только по вине экзаменов), встречами, знакомствами, развлечениями, свиданиями и вечеринками очень мне нравится. Я - своя среди всех этих молодых парней и девушек, талантливых и не очень, вполне обычных и весьма нестандартных личностей. Веселые вечеринки у бассейна, которые никто не рискует пропускать, даже если на носу зачет, к которому никто еще и не думал готовиться. Я помню, как однажды мы смеялись над Джеем Ллойдом, студентом с четвертого курса, притащившим на вечеринку книги и пытавшимся делать вид, что ему нужно готовиться к тесту по сохранению произведений живописи.

Но это был совсем не тот смех, которым одаривали меня одноклассники. Все это было по-другому: от души и без малейших намеков на унижение или оскорбление. У меня появилось много знакомых и друзей. На меня обращали внимание, приглашали на вечеринки и свидания

; очень скоро я поняла, что нравлюсь мужчинам, и многие из них готовы пойти на что угодно, лишь бы я платила им взаимностью. Такое положение меня полностью устраивало, новые люди были интересны мне, но стоило нам сойтись немного, как я понимала, что наши отношения теряют ту прелесть, которой были окутаны в самом начале. Я нравилась Джею, это я знала точно, а он нравился мне.

Высокий, стройный, подтянутый, спортивный и решительный – идеальный во многих отношениях парень - был объектом женского внимания на любой вечеринке. Грег Харли, романтичный и милый художник, назначавший мне свидания под часами в центральном парке и даривший мне цветы, просто покорил мое сердце своими ухаживаниями.

Серьезный, вдумчивый и внимательный Ларри Джудд, искусствовед, умевший поддерживать разговоры на любую тему и часто водивший меня в рестораны, тоже нравился мне.

Мачо и интеллектуалы, романтики и циники… и все по-своему интересны. Но не было в них чего-то такого по-настоящему цепляющего, истинно трогавшего, позволявшего забывать обо всем на свете. Мне нравилось внимание с их стороны, страстные поцелуи Грега, тактичные ухаживания Ларри и напористость Джея, но наши отношения не заходили далеко. Я знала себе цену, да и потом, наверное, не испытывала ни к кому из этих мужчин подлинных чувств. Каждый раз, когда в моей жизни появлялся новый человек, я была искренна, чувствовала настоящую симпатию, а порой даже будоражившее тело и душу притяжение, но все это быстро заканчивалось, говоря о том, что этим отношениям не суждено развиваться дальше.

Бонус