- Где Кэтлин, подонок?! Что ты с ней сделал?
Вошедший не заметил меня, спрятавшуюся под одеялом, а Брайан, нацепив штаны и кое-как надев рубашку, пытался отвлечь его внимания от кровати.
- Что-то случилось, сэр? Чем я могу вам помочь?
- Не делай вид, что ничего не знаешь! – папа схватил Брайана за грудки и начал трясти его. В эту секунду он увидел меня.
- Пошел вон, - одними губами сказал папа служащему. Тот не пошевелился. – Пошел вон, я сказал!
Служащий выскочил из комнаты, попутно разбив вазу, стоящую на тумбочке. Папа запер дверь на ключ и повернулся лицом к Брайану.
- Скажи мне, сволочь, что ты сделал с моей дочерью?!
Брайану даже в этот момент удавалось сохранять самообладание.
- Сэр... А вы не догадываетесь?
Папа покраснел, затем побелел и сжал кулаки.
- Я тебя убью.
- Это уголовно наказуемо, сэр, - вежливо ответил Брайан.
- А мне плевать. То, что ты совершил, тоже уголовно наказуемо. И если я тебя не убью, то посажу в тюрьму, где ты и сдохнешь, мразь.
- Вы уверены, сэр?
- Не смей дерзить мне!
- Я и не смею. Просто разве для того, чтобы подать на меня в суд, не требуется заявление от пострадавшей? Кто у нас пострадавшая? Кэтлин. Кэтлин, ты, конечно же, ничего не напишешь.
- С чего ты взял? – меня обескуражило его спокойствие настолько, что я даже не испытывала никаких чувств по отношению к нему: ни обиды, ни стыда, ни ненависти.
- Кэт. Я знаю, что ты честная девушка и не допустишь, чтобы меня посадили ни за что.
- Заткнись, скоти...
- Что ты говоришь, Брайан?! – моему изумлению не было предела. Он что, только что сказал, что это я его изнасиловала?
Брайан обвел нас взглядом.
- Так что же мне делать? Заткнуться или говорить? Что ж, - после некоторого молчания продолжил он, - Кэти, давай будем друг с другом откровенны: ты не пыталась меня остановить.
- Это я не пыталась? – мой голос сорвался. – Я, которая кричала, звала на помощь, била тебя?!
- И кто об этом знает? Никто не знает, дорогая моя.
- Как ты можешь так говорить? – папины глаза метали молнии. Брайан снисходительно улыбнулся.
- Все знают о том, что силком я тебя сюда не затаскивал, ты сама вошла сюда вместе со мной. Что означает, что у нас все было по обоюдному согласию. А раз...
- По какому обоюдному согласию? Ты понимаешь, что ты несешь?
Брайан не обратил внимания на мои слова:
- А раз все было по обоюдному согласию, то какая ты пострадавшая? Ты наоборот, должна благодарить меня за то, что я удовлетворил твое желание.
Папа занес руку, чтобы врезать ему, но Брайан уклонился.
- О! – воскликнул он, взглянув на часы. – Вы не поверите, но мне пора. Счастливо оставаться!
Он невозмутимо повернул ключ в замке и выскользнул из комнаты. Я осталась наедине с папой.
***
Разумеется, папа не поверил Брайану. Но он был в бешенстве.
- Каков стервец! Ну ничего, моя милая, он получит свое. Он еще отсидит в тюрьме. Сейчас придем домой, мама сделает тебе горячего шоколаду, ты успокоишься, а потом мы вместе пойдем в полицию...
- Папа... – я замялась. – Я не хочу идти в полицию.
Смысл того, что я сказала, дошел до него не сразу.
- Но почему? Кэтлин, детка, почему? Ты же... Я хочу сказать, ты же отказываешься не потому, что...
Конечно, я отказывалась не из-за того, что это якобы я соблазнила Брайана. Хотя его слова навели меня на одну мысль: я и в самом деле не сопротивлялась. Более того, я пренебрегла предостережениями друзей, которые действительно хотели мне помочь, а я... видела только его. Я пила его коктейли, я целовалась с ним, я не остановила его и тогда, когда он навис надо мною, уже лежащей в постели. Я чувствовала свою вину и теперь не могла позволить папе подать в суд на Брайана. Это будет неправильно. Я... Наверное, я заслужила это.
Дома я переоделась в теплую пижаму и уснула. Возле моей кровати сидела мама, совсем как в те времена, когда я была маленькой и не могла уснуть без сказки на ночь. Папа сидел тут же и обнимал маму, а с их лиц не сходило выражение обеспокоенности.
Все ухаживали за мной, как если бы я чем-то тяжело заболела. Мама испекла мой любимый пирог, папа не пошел на работу и пересмотрел со мной все серии мультиков, которые я любила в детстве. То и дело кто-то подходил ко мне и спрашивал: «Кэти, солнышко, хочешь персик?», «Кэти, доченька, принести тебе плед?», «Кэти, как ты себя чувствуешь? Может, скушаешь мандаринку?». Они хотели как лучше, но их забота только лишний раз напоминала мне, что теперь я другая. Не такая как все. Испорченная.
Пришли Том с Беккой. Я была им рада, но боялась, что они будут по-другому относиться ко мне. Боялась, что они отвергнут меня.
- Кэти, я хочу, чтобы ты знала, что ты ничем не хуже остальных. Слышишь меня? – Том осторожно прикоснулся к моей голове и провел по волосам, словно пытаясь успокоить. – Жизнь продолжается, Кэти. Никто не говорил, что она состоит из одних лишь приятных моментов. Нужно свыкнуться с мыслью об этом и жить дальше.
Он приобнял меня, а я, стоило моей голове коснуться его плеча, заплакала.
- Прости меня, Том... И ты, Бекка, прости. Я так виновата перед вами... перед родителями... перед всеми.
- Что ты, Кэти, ты вовсе не виновата...
- Нет, виновата. И очень хорошо, что ты это понимаешь, - Бекка была более холодна, чем Том. – И только потому, что ты признаешь свою вину, я прощаю тебя. Согласись, ты не должна была так поступать.
Я услышала, как Том зашикал на нее, но знала, что Бекка была права.
- Пообещай, что будешь прислушиваться к нам.
- Обещаю! – я не сомневалась, что уже никогда не оставлю мнение своих друзей без внимания.
Бекка немного оттаяла, села рядом со мной и начала болтать о чем-то, не имеющем никакого отношения к Брайану. Она делала вид, что ничего не произошло, и я была ей за это благодарна. На некоторое время я даже сумела забыть о случившемся и почувствовала себя прежней Кэтлин.
***
В следующее воскресенье после обеда папа как обычно открыл газету, пробежался глазами по строчкам и вдруг отчего-то переменился в лице.
- Что там такое написано, Джек? – спросила у него мама.
Папа медленно передал ей газету, и улыбка мамы, как только она прочитала заголовок, превратилась в приоткрытый от удивления рот.
- Дайте-ка мне, - с интересом потянулась я к газете.
На первой странице была моя фотография, где я целовалась вместе с Брайаном. Подпись была не менее ужасающей:
«Дочь мэра города и ее невинные развлечения: стр. 7»
Я быстро пролистала и увидела саму статью. Не буду приводить здесь весь текст, скажу лишь, что выставили меня не в лучшем свете. Тот служащий, что не хотел пускать папу, дал подробное интервью о том, что я делала в клубе, с кем я была, и как у нас было.
Начало было вполне правдивое: я пришла в клуб с «милым мальчиком, являющимся, очевидно, бойфрендом юной мисс Эшер», выпила коктейлей (а про то, что эти коктейли были алкогольные, они решили умолчать, как, впрочем, и про то, что со мной были Том с Беккой), затем, «нисколько не стыдясь осуждающих взглядов людей, начала целоваться с юношей». Дальше – хуже: «парочка оккупировала одну из комнат, и...». Грязная ложь. Этого не было, они не могли знать, что мы делали в комнате, так как там нет видеокамер! Если только они не прислушивались, а они явно не прислушивались, судя по тому, ЧТО они написали.
Но самое ужасное было в конце.
«Очень примечательно, что мисс Эшер приходится дочерью мистера Эшера, мэра города, который собирался вскоре вновь баллотироваться на свой пост в связи с ежегодными выборами. Интересно, будет ли он по-прежнему так популярен среди избирателей?
Летиция Вашингтон, 68 лет, пенсионер:
"Всегда уважала мистера Эшера и хотела отдать свой голос за него на выборах. Но сейчас я в смятении: такой порядочный человек и смотрит сквозь пальцы на все бесчинства своей дочери! Он однозначно хороший мэр, но пусть лучше сначала устранит все проблемы в семье и приструнит дочку, а потом уже продолжит свою карьеру политика".
Николас Митчелл, 42 года, бизнесмен:
"Карьера мистера Эшера подошла к концу! Не знаю ни одного человека, который стал бы в здравом уме голосовать за него после всего этого. Если кто-то позволяет своей дочери вести себя подобным образом, да еще и в несовершеннолетнем возрасте, это означает, что либо он сам такой, либо абсолютно не интересуется жизнью дочери. Вопрос: если мистер Эшер не интересуется жизнью собственной дочери, то как он будет интересоваться жизнью горожан? Удивляюсь только, как он три года продержался на этой должности".
Папа позвонил своему адвокату и был составлен следующий план действий: так как я по-прежнему не хотела подавать в суд на Брайана, мы подадим в суд на эту газету. И плевать, что у них есть фотографии – в наше время можно сделать что угодно.
Правда, нужен кто-то, кто бы смог украсть видеозаписи. Папа не хотел посвящать в дело еще одного человека, но единственный, кто мог это сделать – это частный детектив. Бекка с Томом предлагали выполнить это задание, но их родители, разумеется, не согласились (что было бы, если бы их поймали?), да и папа был против. Грустно, но из-за моей ошибки он теперь им доверяет гораздо меньше.
Так что было решено нанять частного детектива. А мы все это время должны ходить как ни в чем не бывало и придерживаться одной версии: ничего не было, мы ни о чем не знаем, «на заборе тоже написано».
Однако неприятности на этом не закончились. Каждый раз, заходя на свою страничку в Интернете, я видела сообщения от неизвестных мне людей, прочитавших статью. В основном это были нелестные слова в мой адрес, но встречались и более-менее одобрительные высказывания вроде «молодец, если есть возможность, то почему бы ей не воспользоваться?» и «ого, аж пять раз, респект тебе с твоим МЧ и уважуха».
К счастью, после того, как частный детектив выкрал кассету, обсуждение того инцидента стало постепенно сходить на нет, и вскоре я могла спокойно ходить по улицам, не боясь, что кто-то крикнет мне из-за угла «шлюха!» или что-нибудь не менее обидное. Репутация папы улучшилась, и на всех проспектах вновь появились фотографии, гласящие «Голосуй за Эшера!». Мама перестала мучиться бессонницей и повышенным давлением. Жизнь стала приходить в норму.
Через неделю мне предстояло сдавать экзамен. Я усиленно занималась, играла гаммы и строила интервалы, чтобы в назначенный день не опозориться.
Неделя пролетела незаметно. Утром воскресенья я поднялась ни свет ни заря, порепетировала, спустилась на кухню, где мама уже приготовила оладушек. Но я так сильно волновалась, что не могла съесть ни кусочка. Затем мы вместе поехали в музыкальную школу. Еще полчаса нервного ожидания. Меня уже мутит. Я ловлю себя на желании убежать отсюда куда-нибудь подальше и уже направляюсь в сторону двери, как она открывается, и в класс заходят мои экзаменаторы.
Сердце ушло в пятки, когда я дрожащими руками нажала клавишу рояля. Я промазывала ногой мимо педали и вообще жутко волновалась.
Зато с билетом мне повезло: я вытащила тот, который знала назубок, быстро его написала и вышла из класса, чтобы дать возможность экзаменаторам обсудить мое выступление. Я думала, что эти пятнадцать минут никогда не кончатся. Пока я сидела и ждала результатов, я уже успела пожалеть о том, что ничего не поела утром – руки тряслись, в глазах темнело при попытке встать. Наконец меня позвали в класс и объявили, что ставят мне все пятерки и выдают красный диплом. Описать мое облегчение, наверное, было невозможно.
А дальше произошла странная и с какой-то стороны забавная вещь. Вместо того чтобы поблагодарить учителей, я с перекосившимся лицом выбежала в туалет, где меня и вырвало. Видно, сказалась утренняя «голодовка».
Мы поехали в кафе, чтобы отметить получение красного диплома и заодно поесть. Вроде бы мне стало лучше, но всю поездку домой меня тошнило и дома еще несколько раз вырвало. Мама всерьез забеспокоилась.
- Кэти, ты отравилась? Что ты ела вчера в последний раз?
- Ну как что... То же, что и вы. – Я начала перечислять, и мама начала хмуриться все сильнее и сильнее. Убедившись, что папа смотрит телевизор, она отвела меня в мою комнату.
- Кэти... Я понимаю, что тебе нелегко об этом вспоминать, но ты попытайся, пожалуйста. У вас была защита?
Я уставилась на нее, округлив глаза. Потом до меня все-таки дошло, что она имеет в виду.
- Не помню. Я вообще старалась в ту сторону не смотреть!
- Плохо... А как у тебя с «делами»?
- Как обычно. Когда хотят, тогда приходят. Постой, ты же не думаешь, что я... – Боже, только не это, умоляю тебя, только не это!
Мама приоткрыла рот, чтобы что-то сказать, но почему-то передумала и вышла из комнаты. А я осталась размышлять. Что, если я действительно беременна? Но... У меня не укладывалось это в голове. Да нет, конечно же нет! Мы бы не успели. И, по-моему, в первый раз нельзя забеременеть.
Полчаса я провела, пялясь в потолок и раздумывая об этом. Потом пришла мама, неся что-то в пакете.
- Держи.
- Что это? – я вертела в руках неизвестную штуку.
- Тесты. Тут пять штук от разных производителей. Давай, Кэти, не теряй время – нам нужно как можно раньше убедиться в том, что я не права.
Я с интересом и опаской разглядывала их, а вот использовать как-то не решалась. Вдруг диагноз подтвердится? Естественно, этого не может быть, но мало ли? В конце концов, я, набравшись смелости... сделала все необходимое. Первый тест выдал отрицательный результат. Как мы с мамой радовались!.. но оказалось, что рано радовались. Оставшиеся четыре теста показали вторую полоску.
- Теперь надо сообщить об этом папе, - вздохнула мама и тяжело опустилась на стул.
- Мама, это ошибка, видишь, на первом тесте только одна... – мне не хотелось верить очевидному.
- Нет, Кэти, все верно... Прости меня, - мама боялась посмотреть на меня.
- За что?
- Я самая ужасная мать на свете, - она закрыла лицо руками. – Я должна была тебя уберечь от этого, а я... Прости, Кэти.
- Это ты меня прости, мама. – В горле застрял комок. – Прости, что я только и делаю, что разочаровываю тебя.
Мы сидели обнявшись друг с другом и не заметили, как в комнату вошел папа.
- Девочки, к чему эти сентиментальности? – с улыбкой на лице и в голосе спросил он, усаживаясь напротив нас.
- Джек... – Мама по-прежнему смотрела в пол. – Кэтлин беременна.