САУНДТРЕК К ЗАПИСИ: OKIAYU RYOUTAROU & ORIКASA FUMIKO, 'LISTEN TO ONE STORY' (ТЕКСТ/ПЕРЕВОД)
66. Omnia vincit Amor
13
Удивительно, непередаваемо – узнавать любимого человека, открывать мелочи, бережно и волнительно. Еще поразительнее – становиться частью его жизни, делить мысли и планы. Квентин в этом году получил диплом, и времени на, как он выразился, давние дела бизнеса стало очень много. Правда, о его работе мне до сих пор мало что известно, но если захочет, то расскажет сам.
Итак, мы в Японии, на Окинаве. Здесь довольно жарко, ленты туристов мелькают среди традиционных домов, Квентин поначалу был почти все время в офисе, и я сползала в пошлейшую хандру. Потом взяла себя в руки, наняла переводчика, местного, потому что окинавское наречие сильно отличается от японского, закупилась кимоно и полюбила зеленый чай.
Что я знаю о Квентине Новаке? Он будущий программист, его родители погибли в автокатастрофе десять лет назад, старшая сестра Джемма вышла замуж за англичанина и живет теперь в Ливерпуле. Жаль, они не общаются, мне было бы интересно с ней поболтать. Квентин любит низкопробные комедии (чем тупее, тем лучше; не понимаю его), желтые цветы, ночные трансляции на спортивном канале и массаж.
Я могла бы размышлять о нем вечность. Есть в этом что-то гипнотическое. Размеренно выравнивать жемчужно-белый песок или разговаривать с туристами, а в голове тем временем идет скрупулезный подсчет фактов.
Какая великолепная была ночь, когда Квентин закончил с работой… Роскошная трехспальная кровать вместо традиционного футона, не менее роскошный в своей крепости столик… Скоро я всегда буду красной, как помидор. Но скоро мы приступили к иным физическим упражнениям.
- Тебе понравится, - убеждал меня Квентин. – Это потрясающе.
Он говорил об ушу. Странно было наблюдать за китайским боевым искусством в Японии, мне всегда казалось, что японцы страшные консерваторы, но, как оказалось, во всем был «виноват» местный чиновник, поклонник боя в целом. Странно, но интересно и немного – чуть-чуть! – забавно.
Меня переполняла нега. Да, иного слова и не подобрать. Нега, и нежность, безграничный её запас, и чувство полета, который – я знала – стал бы возможен. Я – эйфория. Я – наслаждение. Я – любовь. Самая счастливая на свете. Больше мне ничего не нужно. Мы, я и Квентин, есть у друг друга. Чего еще желать?
(Эльза может сколько угодно смеяться. Наверное, она просто завидует.)
За пару дней до отлета Квентин повел меня к маленькому храму, затерянного среди зелени. Даже не храму скорее, а алтарю. Мы смеялись над тем, что эта штука предсказывает судьбу, и Квентин, корча смешные гримасы, бросил монетку.
«Одним движением можно все испортить», - перевела нам девушка-гид записку, змеей выползшую из камней.
- Да ладно, - хихикала я.
Квентин сделал страшные глаза:
- Ты что не смотрела «Пункт назначения»? Смерть идет по пятам! Или это просто намек на то, чтобы я стал грациозным. Как пантера.
- Как бегемот, - фыркнула я, давясь от смеха. Какой же он милый! Самый-самый лучший. Но порой несет полную чушь.
Моя записка гласила: «Вы получите много денег». Тут мы смеялись так, что в глазах девушки-гида появилось странное выражение.
Потом мы смотрели на фейерверк, золотым дождем сверкавшим в синих сумерках, а на следующий – последний на Окинаве – день была встреча с ниндзя. Я так и не узнала, настоящий ли он или просто ряженый, но навсегда запомнила его голубые глаза, смотревшие пронзительно и властно. Даже возраст остался загадкой. Ниндзя говорил по-английски, убивая «л» типично японским «р», и слова его, простые и одновременно сложные, казались мне догматами истинной мудрости.
… Когда самолет поднялся над безбрежной гладью океана, я задремала на плече Квентина. Он гладил меня по волосам, и мы молчали, объединенные тишиной, говорившей лучше многих слов.
14
Последний год в Ля Тур, последний год перед новой – взрослой – жизнью, которую уже пробуешь осторожно, точно входишь в морскую воду, проверяя температуру. Дипломная работа, семинары, лекции маститых психологов, финальные, будущая карьера. Год до того, как мы уедем в уверенно блестящее будущее. Квентин, будучи выпускником, остался ассистентом преподавателя, по ночам общаясь в Сети с какими-то своими партнерами. Наутро у него был такой вид, словно он не спал по меньшей мере месяц.
Счастливица Ли! Всего лишь второкурсница, у которой все впереди, беспечная и свободная. Она легко может себе позволить тратить недели на изучение ушу, позднее нагонит программу в сжатые сроки.
Дорогая, пройденная едва ли четверть. Только начатая книга жизни моей сестры. Я знаю, Ли все еще встречается со своим женатиком, никакими уговорами её не переубедить. Но мне ли осуждать влюбленность? Будь Квентин хоть трижды женат и с выводком детей, я бы все равно его любила.
Ли, сестренка, пожалуйста, не обожгись. Что ты видишь на звездном небе, которое так тебе нравится?
15
Новую стрижку я сделала по совету Эльзы. Она придирчиво оглядела мои длинные волосы, чаще всего лишенные красивой прически, и записала телефон своего парикмахера. Элвис, мощный великан с эбонитово-черной кожей, узнав, от кого я, страшно мне обрадовался и сотворил прекрасное. Рваные пряди были убраны назад, открывая лицо; от чудодейственных его шампуней волосы, прежде непослушные, стали шелковыми.
А к свиданию в ресторане, куда меня пригласил Квентин я, внутренне трепеща, купила себе платье. Никогда такого не носила – тонкого, гладкого, сиреневого, отороченного тонким и ажурным кружевом. В ресторан, располагавшийся на задворках городка, я входила неуверенно.
Внутри неказистого кирпичного здания прятался роскошный интерьер. Играла приятная музыка, меж столиками сновал официант. Увидев меня, Квентин явно был поражен, он даже приподнялся со стула; его светлые глаза чуть потемнели. Я чуть не подскользнулась на дурацких шпильках, наткнувшись на его взгляд.
- Как тебе? – спросила я, голос был еле слышным от волнения.
- Ты прекрасна, - сказал Квентин хрипло. – Ты самая прекрасная девушка во всей вселенной.
Он заказал что-то, уже не помню что, вкус и вид стерся из памяти. Помню его глаза, необыкновенно яркие на бледном лице, и то, как он нежно гладил мои руки, улыбаясь маникюру, на который я отважилась.
Незатейливая мелодия сменилась вальсом. Тонкая, переливчатая, задевающая сердце музыка Шопена предупреждала слезы, выступившие от её красоты. Мы танцевали, и Квентин невесомо целовал мои влажные щеки. Он понимал меня, понимал всю, любой поступок или мысль; Господи, спасибо, что дал мне его.
Когда вальс завершился на последней хрустальной ноте, Квентин вдруг отстранился и опустился на одно колено. Я застыла, ошарашенная, а он вытащил из кармана маленькую черную коробочку, открыл её, и кольцо ослепило меня. Потом разглядела, что бриллиант был крошечным, но тогда он казался огромным и невыносимо ярким.
- Иллеана Вальтерс, ты выйдешь за меня?
И я прохрипела, прорыдала: да. Упала в его объятия и плакала теперь от радости; сердце разрывалось от любви, теперь поняла, что это не просто штампованное сравнение.
Мы поженимся, мы навсегда станем единым целым, неразрывным. Всегда будем принадлежать друг другу. Я, не любившая планов, начала строить их с огромным удовольствием. Воображала в красках нашу свадьбу, расписывала до мелочей семейную жизнь, засела на форумах, где общались невесты.
Чудом не забыла про последние экзамены. Выйдя из аудитории, я не сразу поняла, что идет дождь. Стояла и таращилась на хлынувшую с неба воду, пока Эльза не втащила меня обратно. Несмотря на все подколки, она была счастлива за меня и даже предложила устроить двойную свадьбу, но потом добавила, нахмурившись: жаль, Питеру не понравится.
Вручение дипломов, длинное и торжественно-унылое, заставляющее зевать от скуки. Едва последний выпускник получил свой, как студгородок взорвался вечеринками, одной краше и круче других. На нашей было немного народа, но благодаря этому пунша было – залейся! Веселясь в нелепых своих хламидах выпускников, мы пили его как воду, и розовая пена прикипала к губам.
А Квентин с видом заправского повелителя алкоголя делал еще и еще.
- Обожаю выпускные вечеринки! – радовалась Ли, перекрикивая музыку.
Она была чудо как хороша в своем коротеньком платье, открывавшем ноги чуть ли не до талии, но ноги у неё чудесные, грех не показывать. Тоненькая, изящная нимфа, созданная для любви и веселья.
В разгар вечеринки привезли джакузи и установили позади дома, массивное розовое нечто в цветах и сердечках. Все, не сговариваясь, скинули одежду; Эльза, предусмотрительная чертовка, оказалась в купальнике.
Мне пришлось лезть в нижнем белье, тут же облепившем тело так, точно я была голой. Хотя я вполне могла и голой окунуться, пунш ударил в голову, убирая стыдливость. А какие разговоры мы вели… О, не могу вспомнить их содержание, но точно знаю, что в обычном состоянии снова бы краснела, превращаясь в рака.
А, нет, помню. Эльза восклицала: что значит вуайеризм – извращение? Вот черт.
Ли как-то ухитрилась избежать участи утопления в джакузи. Она принесла фотоаппарат и велела нам всем вылезти и «запечатлевать памятные моменты». Эльза порывалась стянуть верх от купальника, Ли почти согласилась, но тут мимо промчалась полицейская машина, и они передумали.
Право фотографироваться последней принадлежало мне. Я настраивала объектив, а перед моими глазами стоял «Порше», везущий меня в Ля Тур, ректор говорил с отцом, выплывало из-за угла здание общежития.
- Леа! – окликнула меня Эльза.
Полыхнула вспышка. И полетели в небо картонки с наших голов, в высокое темно-синее небо, и я видела уже свое белое платье с вышивкой, многоярусный торт и сцепленные руки, на которых сверкают обручальные кольца.