[Enlil]

текст - http://soundtrack.lyrsense.com/mouli.../come_what_may

Они поладили. Я бы сказал даже, они жили душа в душу. Ли практически перебралась к нам и нянчилась с детьми, пока я, возбужденно прыгая и размахивая руками, описывал отцу эпическую битву торжества сил света над другими, крайне сомнительными сторонами. Щебетала на руках Ли Равэннэ, отец хмурился и ласково, тепло смотрел на девушку. На этом обсуждение прошедшего закончилось, ибо каждый из нас не имел ни малейшего намерения еще месяц дергаться и мучатся кошмарами.

Мое сердце было завоевано ею давно и бесповоротно, однако, увы, некоторые были не слишком довольны, когда я осмеливался украсть бесценные минуты внимания Лейтон. Эти таинственные личности, стоило им заметить подобный беспредел, тут же сползали с горшка и принимались громко возмущаться, требуя Ли обратно в полное свое владение. Мы смеялись, чудом урывая редкие, но от того, пожалуй, еще более сладкие, поцелуи.

Стоит ли говорить, что долго тянуть я не стал? Да-да, в один прекрасный день, усталый после работы, но окрыленный бесконечным счастьем, я пал перед моей прекрасной Ли на колени и рискнул предложить связать наши судьбы уже официально и с печатью в паспорте. Лейтон отреагировала на это предложение благосклонно и уже пару мгновений спустя радостно попискивала у меня на шее.

На нашей маленькой и крайне скромной свадьбе, ибо никто из нас не чувствовал тяги к пышному торжеству, мы ждали совсем немного гостей. Но даже среди них меня ждали сюрпризы. Пожалуй приятные, потому как смотреть на Фрею, умиротворенную, счастливую, ласково поглаживающую свое округлившееся пузико, без радости смотреть было нельзя.

Оказалось, что не так давно мой незабвенный богоданный братец дозрел, осознав, какая прекрасная женщина находится рядом с ним, идиотом, сколько сил тратит на его неблагодарную рожу… в общем, не знаю, чего он там еще осознал, но женитьба их была скорой и тайной. На мою свадьбу, кстати, Брайан так и не заявился и я не без удивления обнаружил, заглянув в недра своей души, что это меня трогает весьма мало, ну или куда меньше, чем могло бы тронуть.

Итак, легкое дежа вю, вызывающее нервную дрож, та же арка, казалось, бы, те же лепестки. Кто вообще придумал традицию посыпать лепестками? Меня малость потряхивает, от моего нервного взгляда шарахаются родственники, а Ли тихо смеется…
Наверное только услышав негромкое «Да», наверное только одев на ее палец кольца и осознав это, меня отпускает. Ее фиалковые, невозможно прекрасные глаза светятся… и я чувствую, что никогда в жизни не был счастливее. Она моя…

Отец практически рыдал, стискивая в объятиях свою новоприобретенную невестку и радуясь едва ли не больше нас. Он обожал ее так же, как обожали дети. Души в ней не чаял… я даже порой немножко ревновал. Совсем немножко.

На день рождения детей Брайан таки пришел. Немного мрачный и чуть неразговорчивый, но я не претендовал на тонны его внимания. Пришел и хорошо, даже если его в добровольно-принудительном порядке пригнала Фрея. Родители были счастливы видеть его, в кои то веки более-менее адекватного, женатого на достойной девице и вскоре подарящего им еще одного внука. На этот раз точно его.

Итак, дети росли. Росли как то так быстро и неумолимо, что я искренне изумлялся, глядя на них. Казалось я еще только вчера закончил универ… прикладывался, по Брайановой милости, затылком к березке… а вон уже, бегают, щебечут и требуют кусок торта побольше.


Спустя положенный срок в нашем доме раздался звонок. Заикающийся (видимо от счастья) голос Брайана поведал нам, что Фрею только что увезли в роддом и скоро она явит миру новую жизнь.
Всей своей дружной толпой мы помчались в больницу и вскоре с трепетом взирали на эту самую «новую жизнь» явившуюся к нам в лице маленького розового сверточка, девочки, нареченной вскоре родителями Такхизис.

Равэннэ с Гавэйном проявили к своей новой родственнице интерес весьма сдержанный. Узрев малолюбопытный пищащий комок и запечатлев в своей памяти его наличие, они вернулись к своим детским играм. Как бы то ни было, приятно было видеть, как дружно дети играют вместе, тем более что Эйн некоторое время внушал нам опасения… однако все прошло благополучно, жуткие события не отразились на нем ни в малейшей степени. Хорошо, что он был слишком мал для того, что бы понимать и помнить.

Дети, как и все дети их возраста, весьма и весьма непослушны. Доставляя нам в общем то, то количество забот и тревог, которое положено, они беспрекословно слушались отца. Неизвестно почему и каким таким магическим словом он обладал, любая его фраза означала для них закон, свято чтимый и выполняемый невзирая на то, что еще пять минут означенное времяпрепровождение было объявлено нам с Ли «скучным, глупым и неинтересным».

Неизвестно, что делает отец с детьми, но те относятся к этому с полнейшим восторгом. Доблестный супергерой и борец за добро и справедливость, он регулярно поднимает детей в 6-7 утра и гонит на тренировочную площадку. Впрочем, кто еще кого гонит. Не раз было мной замечено, как уже полностью готовые, собранные и умытые дети, полные бодрости и жизнерадостности, тянут заспанного деда из комнаты еще до рассвета.

Вскоре Ли почувствовала себя дурно. Весьма и весьма дурно. Вслед за ней чуть не слег я, напридумывав уже страшных ужасов, но в недомогании моей любимой супруги (какое здоровское слово то, а! Ли- моя СУПРУГА!) не оказалось ничего страшного. Более того, оно оказалось весьма логичным последствием наших чувств, что наглядно демонстрировал загадочно округлившийся животик и суровые справки из больницы.

К происходящим в доме изменениям дети отнеслись с крайним интересом. Выяснив у счастливых будущих родителей все подробности, какие могли, они тут же помчались к деду, спорить на пальцах, кто родится, мальчик или девочка.

Однако, увы, казалось бы бесконечное счастье нередко сменяется столь же глубоким и бескрайним горем. За общим семейным ликованием легкое недомогание Рокси казалось пустяком, так думала она и сумела убедить в этом нас. Однако совсем скоро инфаркт забрал ее, лучшую в мире мачеху, казалось еще полную жизни и так желающую жить..

Отец был сам не свой от горя. Он крепился, как мог, но неумолимо замыкался в себе. Стремясь сбежать от своего горя в работу, забыться в ней, однажды он не вернулся. Нам принесли его холодное бездыханное тело.