[BadTouch]

Vilarmon, Фимка, спешу порадовать (надеюсь, по крайней мере )

Каждый день я начинаю с мысли о том, что завтра все будет по-другому. Ещё немного, и нечто совершенно особенное произойдет в моей жизни, изменив ее навсегда. Но, увы, мы, словно тканое полотно, состоим из нитей своего прошлого, которое преследует нас неотступной тенью. И в своих мыслях я невольно возвращалась к тому, что, казалось, давно оставила в Твинбруке.

И пусть сегодня я - жизнерадостная, веселая девушка, знающая, чего хочет и какие цели преследует, уверенная и сильная, тот момент, когда я вновь почувствую себя размазней и жалкой неудачницей, вновь настанет, бесспорно… ведь так было всегда. Да, сейчас я не одна, но по-прежнему одинока. Подобные мысли, цепляясь одна за другую, угнетают меня, терзают мою душу. Мне искренне хотелось избавиться от подобных заморочек и, что называется, не париться, но ничего не получалось. Бывают такие дни, когда все кажется каким-то бессмысленным и не приносящим удовлетворения, а дурные мысли о том, что у тебя ничего не получается, сами лезут в голову. В один из таких дней мне вспомнился Билл и тот ужасный вечер, пропахший бензином старого гаража Митчеллов. Многое бы изменилось, если бы между нами что-то было? Виноват ли Билл в том, что я до сих пор не спала ни с одним мужчиной? Возможно, я просто боюсь переступить черту и любыми способами стараюсь отдалить момент сексуальной близости именно из-за неприятных воспоминаний. В последнее время я много об этом думала. Как глупо комплексовать по этому поводу, ведь, в конце концов, на лбу у меня не написано «девственница». Только мне совсем не хочется, чтобы это временное для женщины состояние превращалась в мой диагноз. Боязнь узнать, что у него есть другая, что он больше не дорожит нашими отношениями, до сих пор уберегала меня от секса, и теперь я действительно боюсь, что просто начинаю, выражаясь словами Эстер, "загоняться" по этому поводу.

Для многих моих подруг секс – чуть ли не единственная отдушина в жизни, вкусный десерт, которым можно побаловать себя после пресного ужина жизни. Рассказывая о том, как это было у них, одни сдавленно хихикают, другие презрительно морщатся, а третьи и вовсе считают, что первый раз не может быть идеальным и нужен лишь для того, чтобы начать. Им хотя бы есть о чем вспоминать, я же постоянно возвращаюсь к тому, что так и не произошло. Грег, Ларри, Джей… сколько бы их было в моей жизни, случись это на грязном диване в гараже Билла? Но в одном я уверена: вспоминать о первом сексе, ежась от отвращения и боли, я не хочу.
***
Запахи весны, сначала едва уловимые и совсем робкие, но с каждым днем становившиеся всё смелее и настойчивее, доносились теперь из распахнутых окон общежития и нельзя было не поддаться чарам дурманивших голову ароматов первых цветов и свежей листвы. Наступившая весна для всех нас означала только одно: вскоре пятикурсникам предстояло пройти свое финальное испытание – сдать государственные экзамены и защитить диплом.

От мысли о том, что через каких-то пару месяцев я должна буду оставить позади еще один важный этап своей жизни, мне становилось немного грустно и … страшно. Ведь впереди меня ждала полная неизвестность и абсолютно другой, уже на самом деле взрослый, мир, в котором я должна была быть независима и…наверное, одинока. Ведь до сих пор именно так и было, несмотря на то, что я с уверенностью могу сказать: годы, проведенные в Риверсайде, можно назвать полными ярких эмоций и запоминающихся встреч. Но чувство постоянной тревоги и томительного ожидания чего-то неизвестного превращало жизнь в кошмар. Я боялась оставаться наедине с собой. Порой мне даже казалось, что я больна, что жить в постоянном страхе и опасении чего-то неведомого нельзя и, в конце концов, просто глупо. Это чувство и словами-то сложно выразить, а избавиться от него было еще труднее. Оно возникало спонтанно, и тогда словно страшная бездна вдруг разверзалась у моих ног, в такие моменты я понимала, что за внешней оболочкой благополучия и веселья ничего нет. Я буквально чувствовала, как гибнет мое сознание, а вместе с ним и я, и без того измученная подготовкой к экзаменам. Все казалось мне каким-то неискренним, нелепым и ненастоящим. Встречи, не заканчивавшиеся никакими серьезными отношениями, люди, общение с которыми не способно было излечить меня от одиночества…

Возможно, дальше будет только хуже, думала я. Мне только 23, а ведь принято считать, что с годами неудовлетворенность своей жизнью только растет. Смогу ли я зарабатывать на жизнь тем, что нравится, быть успешной и независимой? Возможно, все это вполне естественно, и у каждого человека случаются подобные срывы, каждого одолевают страхи и тревоги и тогда, наверное, нужно просто выговориться, рассказать обо всем тому, кто тебя поймет. Но делиться своими переживаниями мне не хотелось, да и не было того человека, которому я смогла бы довериться. Я находилась на перепутье: но обеспокоенность своим будущим и необходимостью найти хорошо оплачиваемую работу (что людям творческим и не имеющим деловой хватки сделать очень не просто) не была единственным поводом моей депрессии. Однажды, готовясь к экзамену по философии, я натолкнулась на одну очень интересную мысль о том, что человек является единственным животным, для которого существование проблематично само по себе.

В точку. Точнее и не скажешь. Казалось бы, живи и радуйся, но нет, вечно что-нибудь не так. Почему же? Желание быть самостоятельной, счастливой и ни от кого не зависящей, но главное, конечно, любимой, не находило удовлетворения. По-прежнему…
***
За то долгое время, что я делила комнату еще с несколькими девушками, я ко многому привыкла. Мы могли пользоваться вещами друг друга, иногда даже не спрашивая на то разрешения, и, наверное, все, что находилось внутри нашей небольшой, но успевшей стать такой родной комнатки, воспринималось нашим сознанием как общее. И пусть я никогда бы не стала читать чужой дневник, я не в обиде на Эстер, позволившую себе засунуть свой нос в мои записи, потому что именно она одной довольно глупой фразой вылечила меня от всей этой философской ерунды. Вытирая только что вымытые волосы полотенцем, я выпрямилась, заметив, что подруга держит в руках что-то ужасно похожее на мой дневник.
- Эстер, да как тебе не стыдно, - завопила я, - ты будто в душу мне залезла! Я чувствовала себя ужасно неловко и готова была сквозь землю провалиться, но Эстер сочувствующе на меня взглянула и изрекла сакраментальную фразу, услышав которую я расхохоталась:
- Знаешь, по-моему, тебе просто нужно потр***ся, Келли!
***
Ну, вот. Совсем скоро я должна буду покинуть Риверсайд и расстаться со студенческой жизнью навсегда. Столько всего пережито: зачеты, экзамены, бессонные ночи, встречи и расставания, победы и проигрыши…

Порой, лежа в постели и наблюдая за тем, как усталые стрелки старых часов плавно отмеряют время - медленно, болезненно, бесконечно долго тянущееся – я думала о причинах своего страха. Почему я боялась впустить кого-то в свою жизнь по-настоящему? И не от отсутствия ли этого «кого-то» в мою голову лезли мысли о своей никчемности и бесполезности? Может, Эстер была и права, а вместе с ней и старик Фрейд, говоривший о нерастраченной сексуальной энергии, которая, скапливаясь, приводит к неврозам и тому подобным вещам? Неизвестность и все эти размышления о будущем совсем меня доконали.

Да знает ли хоть кто-нибудь из нас о том, что ждет его впереди? Никто не знает, но парятся лишь единицы. Я обеспечена, образованна и, пожалуй, хороша собой. Так что же мне еще нужно? Конечно, объективно, от мысли о том, что я живу на всем готовом, мне делается не очень приятно. Я ничего не добилась сама и всем, что у меня есть, обязана деду, но меня ведь никто этим не попрекает. Так почему бы не перестать забивать себе голову всякими глупостями и просто жить, радуясь каждому дню? Да, я не чувствую, что полезна и порой мне кажется, что я только получаю, не давая ничего взамен. Но мне же всего 23! Всего! Быть одиноким среди огромного множества окружающих тебя людей, веселых, интересных, по-своему прекрасных и все же лишенных чего-то такого, что способно сделать тебя счастливым человеком, просто невыносимо…но кто в этом виноват? Может, кто-то просто боится присмотреться, боится выделить для себя того единственного? Сейчас я смотрю на вещи совсем по-другому...
***
Однажды мы встретились с Ларри на вечеринке. При взгляде на него я почувствовала, что сильно соскучилась. И я искренне обрадовалась этому, потому что чуть ли не впервые за долгое время испытывала что-то настоящее.

Наши прошлые встречи ни к чему не обязывали, однако теперь что-то подсказывало, что в этот раз будет все иначе. Раньше он довольно часто приглашал меня на свидания, дарил цветы и конфеты, и это не могло мне не нравиться. Я всегда с трепетом относилась к подобным вещам, ведь так приятно, когда мужчина думает о том, как тебе угодить, дарит сладости, которые ты просто обожаешь, узнает у подруг, какие цветы ты любишь, а, услышав о том, что он просто волшебник, смущается как ребенок. Ларри был необычным парнем. Интеллигентный, воспитанный, умный, серьезный. Я не знаю, почему вдруг мы перестали созваниваться и встречаться, это произошло как-то само собой. Просто однажды мы будто позабыли друг о друге. Я не переживала по этому поводу совершенно, ведь порой люди исчезают из твоей жизни также неожиданно, как и появляются. Но увидев Ларри на вечеринке, весело шутившего с обступившими его девушками, я почувствовала, как внутри меня что-то сжалось. Возможно, это было лишь подобие ревности, не знаю… но мысль, которой я сначала устыдилась, почему-то весь вечер не оставляла меня. Он заметил меня и приветливо улыбнулся.

Мы не отходили друг от друга ни на шаг, а чуть позже страстно целовались в саду, сбежав от посторонних глаз и всеобщего веселья. Мы снова стали видеться, теперь уже почти каждый день.

Возможно, наши отношения вспыхнули с новой силой потому, что угольки предыдущих встреч еще тлели в наших сердцах…Думать о том, что у меня все случится именно с этим человеком, было невыносимо, несмотря на то, что он очень нравился мне, возможно, я даже любила его. И по-настоящему хотела. Мысли о сексе пугали сами по себе, а вероятность того, что это может произойти совсем скоро, просто сводила с ума. Я нервничала все больше и больше, и однажды Ларри спросил меня о причине моих переживаний. Сказать ему о том, что я никогда раньше не спала с мужчинами, а о единственной «попытке» сделать это, вспоминать и вовсе не хочется, я не могла. Но Ларри был деликатен и обходителен.

Мы часто ходили в кино, кафе и рестораны, но когда нам хотелось побыть наедине друг с другом, мы просто брали хороший фильм, заходили в супермаркет за продуктами и готовили что-нибудь вкусное на ужин вместе. Ларри снимал квартиру недалеко от университета. Его уютная квартира-студия с огромными стеллажами, набитыми книгами, достать до верхних полок которых можно было только с помощью приставной лестницы, обладала какой-то притягательной силой. Там я была счастлива и свободна от дурных мыслей. Пока в духовке запекалось что-нибудь вкусное, дразня наш разыгравшийся аппетит своим чудесным ароматом, мы нарезали салат, давая пробовать друг другу листья латука, кусочки огурца или сладкого перца. Ларри любил готовить, а мне нравилось смотреть, как он хозяйничает на кухне.

«Я не люблю готовить в одиночестве», - говорил он, предлагая мне попробовать соус. «Ну, как - достаточно соленый?» - спрашивал он, а я просто подходила к нему сзади и нежно обнимала, прижимаясь к его сильной спине грудью. «Келли, это значит «да»?» - улыбался он. Я целовала мочку его уха, шепча что-то вроде «трудно сказать, кто вкуснее – ты или соус». После ужина мы устраивались перед телевизором. Ларри пил пиво, а я потягивала через трубочку коктейль, который он для меня делал, не забыв при этом украсить бокал долькой апельсина или лайма.

До конца мы не досматривали ни одного фильма: все заканчивалось страстными поцелуями и нежными объятьями... В один из таких дней мы, прохохотав весь ужин над какой-то глупой историей, устроились перед телевизором. Очень скоро происходящее на экране стало терять свой смысл, внизу живота щекотало, и каждое прикосновение Ларри начинало сводить с ума. Как глупо было полагать, что мучая мужчину подобным образом уже не один месяц, можно было считать, что у нас ничего не произойдет. Но я желала отдаться ему, искренне этого хотела…и решила, что сегодня должно все случиться. Вечер был чудесным, Ларри нежен и мил и мне действительно хотелось, чтобы он стал моим первым мужчиной.

Лари ласково посмотрел на меня, и нежно обнимая, притянул к себе. И я повиновалась, я позволила.

Я пыталась забыть обо всем, унестись в другие миры, раствориться в этом моменте без остатка. Пыталась

убедить себя, что мое время настало.

***
La Crema или просто «крем», как мы привыкли называть небольшую уютную кофеенку на углу Кримзон Авеню и Лайлакпарк Роуд, - излюбленное место встреч здешней молодежи.

Холеные красотки в коротких плиссированных юбках и идеально сидящих пиджаках с эмблемой колледжа, бойкие девчонки-черлидеры, интеллигентные скромницы в шелковых кашне, вдумчивые юноши в очках…кого только не встретишь за столиком «крема». Удобно устроившись с чашкой орехового мокко, словно автор романа, всеведающий творец и вершитель судеб, я могу часами сидеть здесь в компании интересной книги и предполагать, кем является эта симпатичная девушка, или вон тот задумчивый парень, чем они живут и о чем думают в данный момент.

Мне нравится созерцать и оставаться никем незамеченной. Собирать образы подобно тому, как я делаю это, фотографируя природу, людей и предметы; фиксировать мимолетные настроения, невольные жесты и движения доставляет мне удовольствие. Я собираю собственную портретную галерею, в которой каждый встреченный мной человек оставляет свой шедевр. Дзинь-динь-дилинь. Звонко бряцает открывшаяся дверь. Стайка первокурсниц – их, почему-то сразу видно - врывается в пропахшее горечью кофейных зерен помещение и усаживается слева от меня. Приглушенный шепот и взрыв хохота. Он на нее посмотрел, ах, и ей показалось, что за этим взглядом стоит нечто большее, чем простое любопытство. Я улыбаюсь и вспоминаю себя пять лет назад. Первые знаки внимания, сладкая истома неизвестности, такой манящей, обещающей множество ярких впечатлений и приятных встреч. Дзинь-динь-дилинь. Поднимаю голову. Джей.



Он приветливо машет мне рукой. «Я не помешаю?» - мягко произносит он. Я отодвигаю книгу в сторону и хлопаю рукой по мягкой обивке кресла, приглашая его присесть. Очень скоро в моей жизни больше не будет места для всех этих людей. Может, однажды мы еще и повстречаемся где-нибудь, вспомним студенческие годы и наши беззаботные вечеринки у бассейна…возможно, искра былой симпатии проскочит вдруг между нами, и мы, забыв о том, кем сейчас являемся и с кем живем, отдадимся друг другу, а на следующее утро вновь расстанемся. Как ни странно, но обычно так и происходит: наша жизнь наполнена ничего не значащими и ни к чему не ведущими встречами… «Какие планы, Келли?» - спрашивает Джей, прерывая ход моих мыслей. Билет до Твинбрука уже лежит в сумочке. Но прежде чем уехать отсюда, возможно, навсегда, я планирую как следует отметить это событие. Выпускники гуляют сегодня вечером. А потом здравствуйте, будни, здравствуй, совершенно иная жизнь. Но все это завтра, не сегодня, потом.
***


Изрядно набравшись, мы обещали друг другу не теряться, звонить чаще и встречаться хотя бы раз в год. Возможно, каждый из нас прекрасно понимал, что сегодняшнее веселье больше уже никогда не повторится, поэтому на вечеринке, посвященной окончанию университета, было по-настоящему весело – никто не хотел думать о том, что его ждет впереди.

Только здесь и сейчас. Весело и шумно. Пьяные разговоры о самом сокровенном, пошлые шутки и похотливые взгляды.

Все это происходило потому, что каждый из нас твердо знал: завтра мы разбредемся кто куда, и у каждого впереди своя жизнь, у каждого своя судьба.

Через несколько дней я, разглядывая серую плоскость взлетно-посадочной полосы из иллюминатора самолета, не могла не думать о том, что очередной этап моей жизни переходит в разряд пройденного, о том, что мне уже никогда не вернуться в это беззаботное и, пожалуй, самое счастливое время – пору моей учебы в университете. Прощаясь с Ларри, я чувствовала, как сердце сжимается от боли. Но сердце ныло не от того, что я расставалась с любимым человеком, а оттого, что любовь прошла. Но сказать об этом ему я не могла: слишком тяжело было подобрать нужные слова. Возможно, он чувствовал то же самое, а все наши обещания звонить и встречаться были простыми вежливыми фразами, к которым нас обязывали воспоминания. Я улетаю в Твинбрук, он - в Сансет Велли. Давая ему несуществующий адрес и телефонный номер, я в сердцах проклинала тот момент, в который ко мне пришло осознание того, что чувства остыли. Проходя через рамку металлодетектора в аэропорту, я обернулась для того, чтобы помахать рукой ему на прощанье, но, не увидев знакомого лица в толпе встречавших и провожавших друг друга людей, облегченно вздохнула и уверенно поставила свой чемодан на ленту досмотра багажа.
***

Дома меня ждали дедушка и тётя Мирра, и от этой мысли на душе становилось теплее. Все-таки возвращаться домой всегда приятно. Когда ты долгое время не расстаешься с родными местами, привыкаешь к ним до такой степени, что перестаешь замечать истинную красоту родных улиц. Долгая разлука возвращает городу, в котором ты родился и вырос, былой шарм и очарование. Глаза невольно подмечали все перемены и изменения, произошедшие с Твинбруком в мое отсутствие, и, казалось, что он стал еще краше, еще прекраснее. Сердце трепетало от волнения, когда за поворотом вот-вот должен был показаться мой родной дом.

Дедушка, на лице которого я заметила следы волнения и тревоги (мой рейс немного задержали), довольно просиял, увидев, что такси намеревается остановиться напротив нашего дома.

Увы, время немилосердно: дед сильно постарел, волосы его поредели, а на лице проступили глубокие морщины. Я как в детстве бросилась к нему на встречу, распахнув для объятий руки.

Господи, до чего же здорово вновь прижаться своей щекой к мягкой щеке деда, сесть на старый мягкий стул в кухне, выйти в сад, увидеться со всеми родственниками, поболтать за чашкой кофе с Софьей.

Не зря говорят, что дома и стены помогают и, пожалуй, это действительно так: совсем скоро я узнала, что Твинбрук Обзёрвер требовался фотокорреспондент. Подумать только, фотокор

! Да о лучшем месте и мечтать было нельзя. Эта газета – одно из самых солидных и старых изданий в нашем городе, пользующееся, к тому же, довольно большим уважением среди местных жителей. Кроме того, Обзервер выпускает красочные приложения. Я помню, как листала в детстве эти журналы, с замиранием сердца разглядывая великолепные красоты тех мест, в которых никогда не бывала. Восход солнца в пустыне Гоби, крытые мосты Айовы, золотистые нивы далеких полей России. Глядя на снимки, я, словно по мановению волшебной палочки, переносилась в те края и слышала, как колосится рожь и шуршит, колышимая ветром, листва, чувствовала, как лучи первого солнца согревают мои плечи своим теплом… Это была сказка, самая настоящая сказка, готовая сегодня стать былью, готовая довериться моим рукам и впустить частичку чего-то таинственного в мою жизнь. Командировки в разные города и даже страны, вольная жизнь, пропахшая пылью бесконечных дорог и маршрутов, новые лица, новые впечатления – теперь все это ждало меня впереди. Я получила это место в конце июля, а в начале августа уже снимала горные ручьи, дымящиеся сопки и пологие лощины небольшого курортного городка Хидден Спрингз, что располагается близ Севирвилля, штат Теннеси.

Здесь буквально все дышало величием нетронутой природы, а жизнь казалось спокойной и размеренной, такой, какой она, возможно, была сто, двести лет назад.

Но однажды все изменилось. Статья, для которой я должна была предоставить фотоматериал, посвящалась интенсивной вырубке лесов в этих поистине чудесных местах и ставила вопрос о создании природоохранной зоны здешнего края.

В последнее время Хидден Спрингз стал притягивать все больше туристов, и небольшой провинциальный городок перестал справляться с их наплывом. Под строительство требовалось много места, и новые отели, уродуя местные ландшафты, росли, как грибы.

Соответствовать вкусам искушенной столичной публики становилось все сложнее, и дело шло к тому, что славившееся своей самобытностью и тихой размеренной жизнью местечко рисковало превратиться в замусоренный город-уродец, лишенный индивидуальности и своей первозданной красоты.
Однако разнообразие горных и лесных пейзажей с множеством рек, речушек, ручьев и водопадов не могло не восхищать, и мне казалось, что буквально каждый клочок этой удивительной земли заслуживал внимания.

Для меня забронировали довольно неплохой номер в одной из местных гостиниц. Вставать приходилось на рассвете - я люблю экспериментировать со временем суток и сравнивать материал, отснятый на рассвете, днем и вечером , - а приходить далеко за полночь.

Я буквально валилась от усталости и, едва коснувшись головой подушки, проваливалась в сон, не приносивший, однако, никакого отдыха. Взяв в аренду старенький пикап, я колесила по горным дорогам Хидден Спрингз и близлежащим окрестностям, фотографируя живописные пейзажи, тихую гладь спрятавшихся в сосновых лесах озер, охотничьи домики, вековые деревья и скалистые выступы.




Я была одна, но не чувствовала себя одинокой, наверное, потому, что занималась любимым делом. Третий и последний день моей командировки подходил к концу, и после обеда я решила, что сделала уже достаточно снимков, и редактор без труда найдет те, что ему понравятся. Заказав чашку кофе и удобно устроившись с книгой, которую захватила с собой, отправляясь в поездку, я наслаждалась чудесным видом, открывавшимся с террасы небольшого летнего кафе, расположившегося высоко в горах.

Я проезжала это место несколько раз, но, увы, времени на праздное чтение у меня просто не было, сейчас же, имея несколько свободных часов в своем распоряжении, я могла насладиться потрясающей красотой этих мест и дышать свежим горным воздухом. Желая немного осмотреться, я облокотилась на деревянную ограду и попыталась отыскать внизу гостиницу, из которой выехала каких-то полчаса назад. Город, расположившийся внизу, казался таким маленьким, и был словно игрушечным. Слева от себя я заметила деревянный мольберт. Я вдруг испытала непреодолимое желание взяться за краски и кисти, однако, на террасе не было никого, кроме нескольких посетителей и стоявшего у барной стойки официанта, и я, удивленно озираясь по сторонам, не мгла понять, кому он принадлежит.
- Чей это мольберт? - спросила у бармена.
- По выходным здесь работает художник. Пишет портреты и делает шаржи, - ответил он, протирая стойку бумажным полотенцем.

Понятно, сегодня был только вторник.
- А нельзя ли мне воспользоваться им?
- Не понял, мисс, - удивленно вскинув бровь, сказал официант. – Что вы имеете в виду?
- Я - фотограф, но довольно неплохо пишу. При виде всей этой красоты, - я улыбнулась, и, обведя взглядом пространство вокруг себя, добавила - ко мне пришло вдохновение.
Было видно, как он замялся, но, судя по всему, я ему понравилась и, немного подумав, он продолжил:
- Эм... Он оставляет холсты и краски в подсобке… не знаю даже, насколько хорошо будет позволять вам пользоваться его вещами, - нерешительно произнес он.
- Пожалуйста, - продолжала я, - сегодня я уезжаю из Хидден Спрингз, сэр. Я широко улыбнулась, и официант поддался моим чарам.
В кладовой действительно нашлись краски, палитра и холст.


Набросок открывавшегося с террасы пейзажа давался удивительно легко: угольный карандаш, скользя по холсту в своем прощальном танце, оставлял на белом льне очертания причудливых горных пиков, усыпанных хвойными перелесками, изогнутую линию берега и городские постройки. «Клелия Де ла К» вывела я в правом нижнем углу холста. Я еще раз поблагодарила бармена за услугу, оставила хорошие чаевые и, бросая прощальный взгляд на потрясающий вид, открывавшийся с терассы, поспешила сесть в свой пикап. До отъезда оставалось не так уж и много времени. «Я расскажу о вас Аарену, - бросил мне в след бармен.- Он любит такие истории. Удачи вам, мисс!» "Пусть это будет моим подарком неизвестному художнику по имени Аарен", - подумала я.
***
После Хидден Спрингз, помнится, был фоторепортаж о блошиных рынках различных стран мира. Как бы ни звучало их название - flea market, Flohmarkt, badulaque или marché aux puces, как говорят французы, - их самобытный дух и полуспонтанная природа не могут не завораживать. Чего здесь только не встретишь! Это - волшебный винегрет из эпох, обломков чьих-то чувств и воспоминаний, место, где, кажется, каждая вещь имеет свою историю. Толпы праздных зевак и коллекционеров, точно знающих, что ищут, этот нескончаемый людской водоворот меня просто потряс. Наверное, так и должно быть, ведь если хочешь, чтобы читатель смотрел на снимки и испытывал те же чувства, что переполняли твою грудь, чтобы он смотрел не на застывшие картинки, а на живые, яркие снимки, которые бы служили пищей его воображению, в работу нужно вложить свою душу.

***
Однажды, проверяя почту, я наткнулась на письмо, тема которого показалось мне любопытной. Я прочла следующее:



Ларри… не могу сказать, чтобы я совсем о нем не думала. Воспоминания, по большому счету, были приятными, но последние минуты нашего расставания оставили неприятный осадок в душе. И пусть я была рада, что не пришлось ничего ему объяснять, что наши чувства остыли так же внезапно, как и вспыхнули, читать письмо было тяжело. Что же теперь делать? С ответом я тянула, да и не знала наверняка, следует ли мне вообще что-нибудь ему писать. Он влюблен, а я? Нет, мое отношение к нему с тех пор не изменилось. Я отправила его любовь в корзину, предварительно отметив это признание как спам. У меня не было для него слов. Прости меня, Ларри, просто прости и прощай навсегда.
***

Вскоре меня ждало новое приключение. Жаркое солнце Африки, загадочный Каир с его старейшей историей, могучим Нилом и величественными пирамидами, должны были встречать меня уже через несколько недель.

Мне нравилась такая жизнь: словно перекати-поле, гонимое ветром, я путешествовала по разным странам и была вполне счастлива или, по крайней мере, убеждала себя в том, что была. Деньги у меня водились, поэтому я могла позволить себе любой каприз.

Я считала свою работу подарком судьбы, единственной отдушиной в жизни, тем островком счастья, на котором я могла найти убежище. Своему делу я отдавалась без остатка, стараясь вкладывать в каждый снимок частичку своей души.

Восток, загадочный, непостижимый восток, окутанный дымкой тайн, покорил меня своим очарованием, пленил мое сердце. Исламские кварталы Каира, хаотичное переплетение множества малюсеньких улочек и переулков, заблудиться в которых не составляет никакого труда,

роскошные сады, поражающие яркостью красок и сочностью листьев

и раскаленные пески безжизненной пустыни…

роскошь и нищета, полуденный зной и живительная прохлада ночного воздуха – все здесь было таким поразительным, таким непохожим на остальные места, в которых я раньше бывала.

Моей задачей было показать читателям совсем другой Египет, величественный, древний и загадочный, а вовсе не ту страну, в которой большинство отдыхающих проводят свой отпуск, совершая ленивые шаги от бара к гостиничному номеру; доказать, что здесь можно и нужно отдыхать по-другому…И хоть я и сама была не прочь поваляться в шезлонге, удобно устроившись у бассейна, я прекрасно понимала, что в таком месте нельзя просто пребывать, здесь нужно быть, получать впечатления.

***
Я много путешествовала и, таким образом, в моем личном архиве накопилось довольно много фотографий, на которых были запечатлены различные уголки нашей планеты. Мне казалось, что родной Твинбрук страдает от моего невнимания. Но однажды мне представился отличный случай исправить это упущение. Стоял на редкость туманный вечер, и я, решив, что подобных снимков у меня практически нет, я отправилась на фотоохоту. В Твинбруке есть одно местечко, которое старожилы называют тихой заводью, хотя, на мой взгляд, этому отдаленному уголку города больше подошло бы определение «глухая окраина». Старый железнодорожный мост, старинный особняк, в котором доживает свой век пожилая пара, - вот, пожалуй, и все достопримечательности этого места.

Когда на город опускается туман, и без того мрачная и наводящая ужас картина этих мест способна напугать кого угодно. То, громко хлопая крыльями, пролетит сыч, то в зарослях камыша зашуршит какое-нибудь животное…Но если отбросить все первобытные страхи, то бояться здесь нечего, ночная природа, да и только.

Все мы стараемся успокоить себя, взывая к голосу разума, в те моменты, когда нам страшно. А страшно было, несмотря на то, что я родилась и выросла в этих местах. И вот когда я, как мне казалось, уже окончательно освоилась и перестала бояться, раздался всплеск воды, и я услышала, как кто-то отчаянно выругался. Сердце бешено забилось. Стараясь не выдать своего присутствия, я, аккуратно отодвинув острые листья болотной осоки, увидела мужчину, стоявшего ко мне спиной. Судя по всему, он ловил рыбу.

Под ногами что-то предательски хрустнуло, и он обернулся…

Техническое