23. Лихорадка
Фонарей цветных искры хлынут все поднимут вверх дном
И горячею волною город улицу укроет
А потом опять краски смажутся, все окажется сном
Зачем же небо над нами не белее золы
И телефонные боги упрямы и злы
К тем, кто ловит удачу открытым ртом
А как иначе – ведь не знает никто
(с)
Едва мы влетели в приемное отделение, как нахлынула толпа докторов, медсестер, санитаров, интернов и ассистентов, буквально вырвавших из рук пациенток и принявшихся оказывать первую помощь.
Мое сердце бешено колотилось, когда я смотрел на Аликс, по-прежнему без сознания, с кислородной маской и уже опутанную метрами пластиковых трубок. Лессу тоже увезли.
В этот час в этом отделении больницы было пустынно и мы с Аланом вдвоем остались на этаже, даже худенькая блондинка, сидевшая за регистрационным столом упорхнула помогать врачам откачивать двух тяжелых больных.
Алан чинно сидел на стуле, только побелевшие костяшки сжатых кулаков показывали его волнение. Я как всегда был менее сдержан и костерил на чем свет стоит больницу, врачей, Лессу, магию и даже самого Ала. Будь он хоть немного похож на меня, мы бы в ту ночь рассорились до конца наших дней.
Прошло долгих шесть часов, прежде чем уставший персонал потихоньку покинул этаж, разбредаясь по своим постам. Обеих пострадавших перевели в палаты, но нас пока не пускали. Наконец, из дверей лифта появился замученный заведующий отделением, на ходу стягивающий маску. В руках у него была небольшая планшетка с записями. Доктор подошел к нам и безошибочно обратился ко мне:
- Мистер де Лоран, можете пройти к вашей жене. Она в сознании в девятнадцатой палате, ее жизни не угрожает опасность, но...
Не дослушав, я бросился наверх, не насторожившись серьезному взгляду врача, я увидел только как он покачал головой и до меня донесся обрывок фразы.
- А вы, коллега, останьтесь, - предназначавшийся Алану.
Я вбежал в палату без стука, рывком распахнув дверь. Возле кровати стояла моя жена, переодетая в больничную пижаму и прижимала к себе завернутого в пеленки младенца. В палате была одна кроватка и один младенец. Мне стало жутко, глаза Аликс наполнились слезами, она бросилась ко мне и зарыдала:
- Дориан, Дориан, ее нет, она умерла! Наша вторая дочь умерла!
Я не мог оправиться от потрясения. Острое чувство вины кольнуло сердце - если бы я не был так слаб магически, то может быть...
Никто из врачей не смог сказать почему одна малышка погибла, они вытащили уже мертвую девочку из утробы матери. Нам даже не отдали ее тело, только заключение медицинской экспертизы, которое гласило, что по всем медицинским параметрам она должны была сейчас лежать в кроватке рядом с сестрой.
Алану тоже пришлось не сладко. Их с Лессой ребенок, тоже девочка, родилась здоровой и крепкой, благодаря своевременному кесаревосечению, хотя и чуть раньше срока. Однако сама Лесса впала в кому и никто не мог сказать, когда она очнется.
Больше всего на свете мне хотелось вытрясти душу из этой мерзавки, убившей мою дочь, но брат непреклонно заявил:
- Дор, ты об этом пожалеешь, не трогай ее - и запер передо мной дверь палаты, в которой проводил почти все свое свободное время.
[
Мне очень не хотелось в этом признаваться, но брат был безоговорочно прав. Прошло всего несколько дней и я не смог этого не признать. Я не люблю читать газеты, кроме спортивной рубрики, разумеется, но горе от потери настолько поглотило меня, что взяв долгосрочный отпуск я старался проводить почти все время с Аликс и нашей выжившей дочерью, которой мы еще не дали имя. Но часы посещения в больнице были строго оговорены и в определенное время меня просто выставляли вон. Дома я бесцельно бродил из угла в угол, не зная чем себя занять. В среду мне в руки попалась газета, на первой полосе которой был огромный заголовок, заставивший меня продолжить чтение.
ВЕЧЕРОМ В СУББОТУ?! В моей голове раздался тревожный звонок - именно в тот день произошел весь этот ужас, похоронивший нашу мечту о счастливой жизни. В голове начала выстраиваться цепочка, но мне не хватало знаний. Стоило поговорить и с Аланом, но он все так же неотлучно был у постели так и не проснувшейся Лессы.
Заботы об их крошке-дочери пока легли на плечи родителей, в основном мамы, тяжело переживающей семейную трагедию.
Малышка взяла от Лессы цвет кожи, цвет глаз мистера Вайтенберга, на макушке уже появились редкие пока рыжие волосенки - или в нашу маму, или в Лайлу, зато вот личико было точь-в-точь аловское. Он сам нежно относился к дочери, названной красивым именем Азиль, именно это имя так хотела для девочки ее мать.
Мы с Аликс долго думали над именем, прошло почти полтора месяца, когда, наконец, перед самой выпиской жены и дочери из больницы мы нашли то, что искали. Имя нашей дочери было Тереза Антония. Мы не знали, которая из девочек так и не родилась на свет, поэтому нельзя было брать одно имя. Но мы ведь уже назвали их, говорят судьба зависит от имени, разве можно отбирать судьбу?
Я держал на руках хрупкое создание и поклялся никогда в жизни не называть ее как-то иначе, чем полным именем.
Мою дочь зовут Тереза Антония.
Конечно, после выписки и небольшого отдыха, Аликсандрия тут же помчалась домой к матери, отцу и брату. Миссис и мистер Джонсон со слезами на глазах смотрели на внучку, но вот подержать ее на руках им так и не довелось. Аликс ни на секунду не отпускала Терезу Антонию от себя, даже с улыбкой слушая про то, как мистер Джонсон усаживает ученика выпускного класса Ариэля за домашние задания, а тот часами зависает в MMORPG. Миссис Джонсон только посмеивается над мужем и шлифует фигуру у балетного станка.
Я вообще немного удивился цвету глаз дочери, у нас в роду давно не было темноглазых. Подозревать Аликсандрию глупо, я уверен в ее верности, но узнать у светила науки Стеллы Джонсон про такой феномен было слишком соблазнительно.
- Ох, Дориан, у нее еще поменяются глазки! Обычно глаза у малышей светлые, а потом темнеют, но с моей стороны немного иная генетика... - зеленокожая теща улыбалась и смотрела на меня своими антрацитово-черными глазами без радужки, белков и зрачков.
После приезда Аликс и Терезы Антонии домой мне стало порядком легче. Обеих девочек поселили в той самой пустующей комнате на втором этаже. За Азиль по-прежнему ухаживали родители, души не чаявшие в обеих внучках, но жена доверяла нашу дочь только мне, пряча глаза в пол и почти плача от понимающего взгляда мамы. Не то что бы я опасался младенца, но кто знает кого именно произвела на свет жена моего брата? И ведь даже у нее самой не спросить, Лесса все еще пребывала без сознания.
На работе меня прекрасно поняли, быстро нашли замену и с чистой душой разрешили заниматься семейными делами столько, сколько нужно. Практически все время мы с Аликсандрией проводили в детской. Азиль мирно спала в кроватке, рядом с нашей дочерью, чью сестру убила ее (Азиль) мать. Никто не винил ребенка, но неприятный осадок прочно угнездился в наших душах. Аликс часто плакала, смотря на спокойно спящую Терезу Антонию, а мне оставалось только сжимать ее ладони в своих и стараться уверить и ее, и себя что все будет хорошо.
Тереза Антония была нашей единственной надеждой на счастье, потому что из-за всего случившегося моя жена получила травмы, которые поставили крест на младших братьях или сестрах нашей дочери. Она всегда будет только одна, подобная перспектива ужасала меня - рядом со мной всю жизнь был Алан. Я принял решение сделать все, чтобы Тереза Антония никогда не чувствовала себя одинокой.
Лесса очнулась ровно через двести шестьдесят четыре дня. С того рокового дня прошло больше восьми месяцев, которые Алан безотлучно провел у ее постели, в надежде на объяснения. Но всех нас ждало еще одно большое потрясение.
В тот день Ал, как всегда, сидел в палате жены. Вдруг она как-то особенно громко вздохнула, шевельнулась и села на кровати. Брат, не смотря на высшее медицинское образование, не сразу сообразил позвать дежурного, а больная оказалась довольно быстрой. Откинув одеяло и спустив ноги вниз она вдруг посмотрела на своего мужа, четко и внятно спросив:
- Кто ты?
Различные обследования только подтвердили - обширная амнезия, последнее воспоминание Лессы датировалось примерно девятилетним возрастом. Конечно, она не могла узнать во взрослом мужчине Алана, бывшего тогда таким же девятилетним мальчиком.
Специалисты только разводили руками, даже обширный шок не мог дать такого результата. Могла быть частичная амнезия, или полная, но чтобы вот так, как отрезало - единичные случаи в истории.
Это укрепило меня в мысли о том, что дело не чисто. Схватив брата под руку я не раздумывая совершил магипортацию во Дворец Вечного Света. Только один человек (или не совсем человек?) мог дать ответ на мои вопросы.
Вечно-юная Фарида Син, выглядела лет на двадцать пять, в отличии от нас, измотанных текущими событиями. Ведьма усадила нас поближе к камину, а сама осталась стоять:
- Я знаю зачем вы здесь. Вы совершенно правы, это не совпадения.
От обилия информации у меня закружилась голова.
- Это Итсоу - сказала Фарида, - Существо из другого уровня реальности, довольно мелкое для него, но ужасающее по меркам этого мира. Итсоу - мститель, его привлекает яркая ненависть или зависть, он питается этими чувствами, когда они слишком сильны, то он на некоторое время становится материальным и предлагает заключить контракт, платой служит то, что больше всего дорого этому человеку, все что угодно от любимой статуэтки, до любимой жены. А в случае неудачи тварь забирает жизнь контрактера.
- Семнадцать лет назад Лайла Донован Вайтенберг заключила контракт с Итсоу. Очевидно, в качестве платы монстр выбрал ее маленькую дочь. Мужа Лайла не любила, а вот дочь обожала. Не стоило вашему отцу отвергать эту женщину... - Фарида замолчала.
Кусочки головоломки сложились. Нет ничего страшнее отвергнутой женщины. Когда отец отказался от прелестей Лайлы, ту обуяла ненависть и зависть к нашей матери, которую папа боготворит по сей день. Итсоу был заботливо вскормлен, а позже недалекая женщина пожертвовала дочерью ради мести. Если вспомнить хорошо, то Лесса начала менятся через два-три года после того, как ей завладел Итсоу. Иногда меня удивляла двойственность ее поведения, но теперь мне стало ясно - иногда ее истинное лицо и чувства пробивались через оболочку твари. Но целью мести было полное разрушение семьи и смерть потомков Артемиса де Лорана, этого не случилось, умерла только моя дочь, малышка храбро перетянувшая на себя проклятие. Итсоу не смог больше действовать и покинул Лессу, сожрав душу контрактера - Лайлы.
Лессе понадобилась длительная реабилитация. Постепенно к ней возвращались воспоминания о годах, когда она была под властью злобного духа. Она вернулась в наш дом совершенно иным человеком, и даже при всей моей неприязни я не мог обвинить в чем-либо ту молодую женщину, которая так нежно смотрела на свою дочь.
Аликс, конечно, с опаской смотрела в сторону жены Ала, но я видел что и она не злится. Нет, это не было просто. Это было абсолютно невозможно, потому что нельзя перекладывать чужую вину на другого человека.
Аликсандрия по-прежнему почти не выпускала из рук Терезу Антонию. Особенно подросшей дочке нравилось купаться, так что в ваной мои любимые девушки зависали надолго. А мне оставалось только ждать под дверью. Целомудренная Аликс считала, что мне не положено присутствовать при столь интимной процедуре.
[
Лесса изменилась даже внешне. Ни грамма косметики, короткая стрижка, легкий уход за собой и скромная одежда.
Она искренне заботилась о дочери и неоднократно каялась в грехах, как заведенная повторяя "Я не хотела, не хотела, не хотела!".
Алан, всегда оказывающийся рядом, обнимал ее и уводил в их спальню. В глазах моей подруги детства (теперь действительно именно ее!) светилась горечь, нам всем было тяжело. Вздохнув, как-то раз я откровенно поговорил с Лессой, расставив все точки над "i".
- Лесса, успокойся. Никто не винит тебя. Нам всем сейчас трудно, мы с Аликс никогда не сможем забыть нашу дочь, но нельзя отрицать очевидное. Лучше поддержи Алана, ему не справиться одному, но тут даже я ему не помошник.
Она улыбнулась - светло, по-настоящему, - и крепко обняла меня:
- Спасибо!
В нашем доме отличная звукоизоляция, но не заметить светящиеся и влюбленные взгляды, которыми Лесса и Алан стали обмениваться начиная со следующего утро наводили на мысли. Кажется, у нас все-таки будет настоящая семья!
Но беда не приходит одна. Прошло больше года, после того рокового дня и постепенно, шаг за шагом мы все стали отдаляться от пережитого ужаса. Мы с Аликс стали больше ценить то, что приобрели, хотя и не забывали о том, что потеряли. У Алана с Лессой был не прекращающийся медовый месяц, но и малышку Азиль не обделяли вниманием.
Но как гром среди ясного неба - мамино сердце не выдержало всех переживаний, однажды ее разбил сердечный приступ. Ала не было дома, скорая просто не успела доехать. Мамуля ушла со спокойной улыбкой на губах.
Папа был просто безутешен. Он настоял, чтобы урну с прахом любимой жены предали земле на нашем участке, рядом с могилкой обожаемого мамой кота Лапшонка. Каждый вечер он приходил к ней, говорил "Здравствуй, Анита!" и рассказывал о прошедшем дне, о работе, о внучках, о нас...
Однажды пришло извещение о наследстве, у мамы как оказалось было немного сбережений, отдельных от семейного бюджета. В этот день папуля всю ночь прорыдал на ее могиле, в клочья изодрав копию завещания и повторяя:
- Анита, моя любимая единственная Анита!
Мне даже показалось, что отец начинает сходить с ума. Однако, через несколько месяцев он пришел в себя. Словно вторая молодость проснулась и папа рванул куда-то по делам, днями не бывая дома. Наконец, он подошел ко мне:
- Дориан, я тоже вряд ли проживу долго, да мне и не хочется без Аниты... В общем вот документы. Я переоформил на тебя дом, банковские счета и "Домик Уайтов", так будет легче, чем после моей смерти.
Я крепко обнял отца, в душе понадеявшись, что он протянет дольше, чем сам себе напророчил. Еще одной потери мы бы точно не прежили.
Время шло, Тереза Антония и Азиль росли не по дням, а по часам. Скоро мы собирались в узком семейном кругу отпраздновать второй День Рождения наших девочек.
Тревога, сжимавшая мое сердце столько лет отступила и впервые за долгое время я, наконец-то, вдохнул полной грудью.