[Satyavati]

Песня, которую пела Диана:




Запись тридцать седьмая. Скорбь.

- Я дома! – прокричала я, войдя в дверь, но ответом мне была тишина. Дом, такой большой и светлый, всегда наполненный разговорами, шутками и подколками, опустел, в нем стало тихо, как на кладбище. Как обездоленный ребенок одиноко стоял он на холме, беспомощная, потерянная душа, и был серым и неприветливым, как холодная озерная вода в облачный день.
Это был мой первый день летних занятий в литературном кружке, который я посетила после возвращения из Бангладеша. Из больницы меня выписали после недели детоксикации от героина, сказав, что впредь пить мне нельзя ничего крепче бокала шампанского. Я лишь пожала плечами: не очень-то и хотелось.
Бросив книги в комнате, пошла на кухню. Диана сидела за барной стойкой, перед ней в ряд стояли десять бокалов с коктейлями, шесть из них были пустыми, а седьмой она подносила ко рту, напевая:
- Oh, let the Jameson sink in!
I drink to that, yeah!
- Ди, три часа дня! Ты что творишь?!
Сестра лишь отмахнулась от меня, как обычно отгоняют назойливую муху, что противно жужжит под ухом.
- Дай сюда!
- Ну-ну! Руки прочь! – на меня пахнуло отвратительное амбре: смесь рома с лимоном. Диана заглотила коктейль, сморщилась, поставив бокал аккуратно в ряд, закусила долькой лимона и потянулась за следующим.

- Нет! Если выпьешь, я расскажу про тебя и Дона.
- Сдать меня решила? – прошипела Диана.
- Лучше так, чем ты сопьешься! У тебя же есть Пчелка, иди к нему, расскажи все и полегчает.
- Ну, конечно! Здравствуй, милый! У моей сестры умер муж, а его так люблю, даже сильнее тебя, потому что ближе него у меня за всю жизнь никого и не было! Пожалей меня, а?! Я, что, совсем с катушек съехала, по-твоему?
- Но когда мне плохо, Йонас..
- Заткнись! Задрало слушать про Йонаса и ваши стерильные поцелуи, тошнит уже! Посмотрим, каким героем он станет, когда захочет залезть тебе в трусы, а ты его пошлешь!
Мы смотрели друг на друга: Ди – с вызовом и ненавистью, я – с сочувствием и любовью. Эту смесь Ди ненавидела больше всего.
- Нет, ты совсем так не думаешь. Ты просто переживаешь из-за смерти папы.
- А ты, как я погляжу, совсем не переживаешь! – отвернулась сестра и опять потянулась к коктейлю. Я скинула все на пол. Терпению пришел конец.

- А когда мне переживать?! – заорала я. – Сестра пьет беспробудно уже неделю, бабушка круглосуточно ловит рыбу, потому что не может пережить смерть дедушки, мама спорит сама с собой о том, стоит отдавать Филиппа в садик, или лучше воспитывать дома.
Сестра округлила глаза:
- Какого еще Филиппа?
- Нашего не рожденного братика, вот какого!
- Так она, что.. – Ди покрутила пальцем у виска. Я отвернулась, еле сдерживая слезы.
- Господи! - сестра встала со стула и, пошатываясь, отправилась в душ.
Я взяла совок и метелку и стала собирать осколки. Слезинки падали в смесь из острых осколков, вонючего рома и коктейльных вишенок. Когда я все убрала, села прямо на пол и уронила лицо на ладони.

На кухню зашел Лукас – он был по пояс голым и капли поты сверкали на его торсе – видимо, он работал на буровой установке в саду и ничего не слышал.
- Лайла, ты чего?
- Лукас! – я бросилась к нему. – Мне так плохо!
Он неловко приобнял меня:
- Бедная! Ты же знаешь, я не мастак говорит речи, но.. Мне жаль, что Орландо погиб, и племянник мой. Сочувствую.
Он поднял мое лицо, вытер мокрые дорожки, поцеловал в лоб и отстранился. Ну конечно, женские слезы – не его конек. Я налила мятный напиток и мы молча пили его, стараясь не встречаться взглядами.
Диана вышла из ванной и медленно проплыла мимо. Но сестра не пошла в нашу комнату, а завернула налево, к маме. Я дернулась было за ней, но потом передумала – пусть будет, что будет.
- Кушать хочешь?
Лукас кивнул. Пока он был в душе, я приготовила обед, затем мы поели, я помыла посуду и пошла делать задание на завтра – надо было наверстывать пропущенное. Я остановилась у маминой двери и прислушалась – мама с сестрой о чем-то тихо разговаривали. Я тихонько открыла дверь, а потом так же незаметно притворила: они сидели в обнимку и плакали.

***
- Значит так, народ, - Диана сделала серьезное лицо и обвела остатки нашей дружной семьи испытующим взглядом. – Я изучила папину диссертацию, поискала информацию в библиотеке и нашла, что на маме лежит проклятие мумии.

Насладившись нашим испуганным видом, Диана продолжала:
- Спокойно! Есть противоядие, ну, то есть, есть возможность избавиться от проклятия без риска для жизни. – Все шумно выдохнули – потерять еще кого-то из близких было нашим последним желанием. Я сжала мамину руку, но лицо её оставалось безучастным, как будто она уже смирилась со своей участью, и другой не желала.
- Нам нужно отправиться в Египет в гробницу Сфинкса и попросить излечения у статуи Умиротворения. Но сделать это надо успеть в течении года, так что предлагаю готовиться к поездке уже сейчас. Надо договориться с Сэмом, чтобы он нас сопровождал.
- Нас? – это было первое и единственное слово, которое мама произнесла за все время, что мы сидели в гостиной.
- Ну, я думаю, что нам надо ехать втроем – тебе, мне и Лайле. В гробницу мы ее – она кивнула в мою сторону, - не возьмем, пусть ждет нас в отеле.
- А почему меня не берете с собой? А же мужчина!
- Скептики – это последнее, что нам будет нужно в гробнице, Лукас. Оставайся дома и колдуй над своими склянками.
Диана подождала, будут ли возражения, кивнула, и хотела уже идти к себе организовывать поездку, как голос опять подал дядя:

- Я устроился на подработку лаборантом в одном исследовательском институте при больнице. Мы занимаемся клонированием. Я подумал, может, это может вас заинтересовать. Клон будет абсолютной копией подопытного. Результаты обещают не сразу, но это может быть шанс, если.. предприятие.. потерпит крах. – Было видно, что он не хотел произносить вслух последние слова и убивать остатки призрачной надежды, что теплились в наших сердцах, но естествовед есть естествовед – практичен и рационален до мозга костей.
Мы с Ди переглянулись, затем повернулись к маме, которая лишь безразлично пожала плечами.
- Нам это не годиться, - решительно произнесла Ди. – Маму спасем.
- Ну, а ты сама не хочешь попробовать?
- Мне не нужна вторая я, Лукас! Я хочу выздороветь, а не отпочковаться.
- Мама?

Бабушка отрицательно замотала головой:
- Знаешь что, давай ты лучше клонируешь себя, родив мне пару-тройку внуков. И Лайла тоже. – Бабушка ласково потрепала меня по щеке.
- Ну, не хотите, как хотите, – разочарованно протянул дядя.
На этой ноте собрание закончилось и мы разбрелись каждый в свою сторону.
Весь вечер Диана рыскала в Интернете, делала пометки в блокноте и загадочно улыбалась. Я все-таки не вытерпела и, отложив книгу в сторону, позвала сестру:
- Ди? Ты же сказала, что маму можно спасти, что ты там еще ищешь?
- Знаешь, папа был прав, когда говорил, что меня можно вылечить нетрадиционными способами, вот только искал он, похоже, не совсем там, где надо. В гробнице Сфинкса есть еще кое-что, что может исцелить не только маму, но и меня.
- Правда? И что это?
- Пока рано об этом говорить, но я очень жду наше путешествие. Если я права, то мои биологические часы можно существенно замедлить и я смогу быть с Пчелкой, даже родить ему детишек. За отдельную плату, разумеется. – Ди усмехнулась.
- Надеюсь, у тебя все получится. Хочу видеть тебя счастливой.
Сестра ласково улыбнулась. В её взгляде я прочитала благодарность:
- Знаешь, я и не думала никогда, что встречу такого хорошего человека, как Дон. Он мне как родной, сис, и я готова рискнуть, чтобы у нас все получилось.

***

- Нет! Нет, только не это!
Беспощадное, тягуче-мерзкое чувство дежавю обволакивало меня тугим саваном. Сэм стоял передо мной со скорбным выражением лица, разведя руки в стороны:
- Мне очень жаль, Лайла, – он уронил голову на грудь. – Они обе мертвы.
Перед глазами промелькнул мамин затравленный взгляд, когда я спросила у неё, где папа, её сумасшедшие глаза на обратном пути из Бангладеша, улыбка Дианы, когда она рассказывала про Дона, её бледная прозрачная кожа в тот день в больнице...
- Как? – только и смогла выдавить я.
Сэм тяжело вздохнул и начал свой рассказ:
- Мы зашли в гробницу и пошли большую часть пути – оставалось всего дня два, от силы три, в пути, и мы бы достигли статуи Умиротворения. Остановились на привал, разложили палатки, поужинали и разошлись спать. На следующее утро, когда мы с Перл проснулись, Дианы нигде не было. Обеспокоенные, мы пошли её искать и нашли, точнее, Перл нашла, в одном из пройденных нами залах – Диана сидела в углу и плакала. Ее не было видно – только темный силуэт в самом дальнем закоулке, куда не проникает свет. К себе она не подпускала.
- Диана, доченька, с тобой все в порядке? – обеспокоенно спросила Перл. До этого она в основном витала где-то далеко в своих мыслях, а тут на лице у нее была неподдельная тревога.
- Уйди! Не хочу никого видеть!
- Я твоя мама, могу я узнать, в чем дело?
- Твоя сестра, всхлипнув, стала рассказывать: Я хотела, очень хотела вылечиться. Нашла в Интернете статью про лечебную силу египетского Благословенного саркофага королей, что он исцеляет от любого недуга, а если провести в нем ночь, то можно продлить свою жизнь до эпической. Это был мой шанс, понимаешь! Я хотела выйти замуж, родить детей своему любимому, назвать старшего в честь папы – Орландо.
Диана разрыдалась, слова давались ей нелегко, но мы с Перл терпеливо ждали, когда она успокоиться. Перл хотела подойти, но твоя сестра так закричала, аж кровь в жилах застыла, насколько это был ужасный вопль. Через какое-то время она продолжила:
- Вчера мы прошли зал, где я заметила этот самый саркофаг, и когда мы остановились на привал и вы с Сэмом заснули, прокралась туда и заснула. Но что-то пошло не так.. Когда я проснулась и увидела, в кого я превратилась. Мама! Я не хочу прожить ТАКОЙ 180 лет! Я хочу быть красивой! Кто меня полюбит?!
Тут она встала и вышла на свет. Твоя сестра.. Боже! Она превратилась в чудовище, Лайла! В мумию.

А потом, увидев нас, наше выражение лица, Диана.. Мне тяжело тебе это говорить, но она бросилась в огонь и сгорела заживо.

Сэм сочувственно пожал мою руку.
- Что было потом? – прохрипела я.
- Твоя мама.. сама понимаешь, когда твой собственный ребенок совершает такое у тебя на глазах.. Разум ее помутился, она стала кричать, что это все ее вина, что на ее счету уже 3 смерти, что так она больше не может, что погубила все, что было дорого мужу, и не заслужила жить. Я пытался ее успокоить, но она врезала мне так, что звезды заплясали перед глазами. Так я и остался сидеть в углу, надеясь, что она утихнет вскоре. Но этого не произошло. Напротив, она стала разговаривать с кем-то. Там не было никого, кроме нас двоих, но Перл как-будто спрашивала и получала ответы от невидимого собеседника. Она спросила: «Ты позаботишься о Лайле?» Я сказал, что «да», но она смотрела не на меня, а в сторону. Потом удовлетворенно кивнула кому-то у себя в голове и тихо произнесла: «Пусть это закончится прямо сейчас, пожалуйста». Поднялся песочный вихрь, окутал твою маму и она скончалась. Я ничем не смог ей помочь.

- Я хочу побыть одна, если позволите. – Сэм молча вышел из номера.
Я подошла к окну: на улице туда-сюда сновали люди: спешили по делам, обвешивали, обманывали, любили, теряли, находили. Жизнь кипела, рождались новые люди, старики умирали, прожив свои жизни достойно до глубокой старости. Солнце играло на ярко-зеленых листочках бугенвилии, которой были засажены все дорожки в отеле. Внезапно включились разбрызгиватели и тысячи бриллиантовых брызг засветились всеми цветами радуги. Я приложила руку к тому месту, где бирюзовая стрекоза настойчиво стучалась в оконное секло, пытаясь попасть внутрь.

Мама.. Последние полгода она мрачная и молчаливая ходила по дому, словно тень, плохо ела, мало говорила и в основном сидела, запершись в спальне родителей. Думаю, что она умерла уже там, в храме Нараяны, а наружу вышла лишь ее телесная оболочка из плоти и крови. А вот Диана... Сестра-двойняшка, часть меня, с которой мы делили материнское молоко, игрушки, комнату, жизнь. Лишь вместе мы образуем единое целое, а без нее сердце стало дырявым, как лохмотья огородного пугала. Слезы рекой хлынули из глаз. Надеюсь, что там, на другой стороне, ты обрела покой и получила заслуженную вечную молодость и неувядающую красоту, два крыла и белое оперение.
А я здесь, я жива, и мне предстоит прожить остаток дней за нас двоих.

***
Загорелась лампочка «пристегните ремни безопасности», а стюардесса прошлась по проходу, проверяя, чтобы все подготовились к посадке. Я повернула голову влево – рядом со мной пустовали два места, купленные для мамы и сестры. Совсем не так я представляла себе наше возвращение: в аэропорту нас с цветами торжественно должен был встречать Лукас и бабушка, все счастливые и довольные. Мама бы сдержанно улыбалась, а Диана расплылась в гордой улыбке, заявив, что чудеса бывают, и она теперь вечно молода. Все бы смеялись, шутили, забрались в старенькое бабушкино Шевроле и отправились в ресторан праздновать. Мама потихоньку пришла бы в себя, занимаясь нашими внуками... Я почувствовала, что слезы опять наворачиваются на глаза и часто заморгала.
Самолет пружинисто приземлился в аэропорту Сансета. Меня встретил не выспавшийся Лукас, вместо цветов вручивший макет приглашения на похороны. Домой мы ехали на его Фьюрари молча, и тишину лишь изредка нарушали мои тяжкие вздохи.

***
Я валялась в постели до последнего – завтра первое сентября, выпускной класс – вечные зачеты, проекты, учителя, твердящие про скорые экзамены, и пьющие нашу кровь, задавая тонны домашней работы. Я потянулась и прислушалась – в доме было тихо, значит, бабушка, как всегда, рыбачила, а Лукас ушел. Я встала и поплелась в ванну: под глазами пролегли синяки, волосы были растрепаны и кучерявятся пуще прежнего. А чего еще ожидать, если я не уделяю себе внимания, как раньше, если долго не могу заснуть и ворочаюсь с одного бока на другой - воспоминания лезут в голову с наступлением темноты, заполняя всю комнату своими яркими картинами прошедшего и неуловимого счастья, где папа нежно держит маму за руку, а Ди рассказывает что-то смешное. Я вздохнула. Похоже, что этот день будет таким же, как и все до него – пустым, тягостным и бесцветным.
Приведя себя в порядок, я вышла из ванной и пошла готовить завтрак. Уже и не помню, когда бабушка пекла нам в последний раз вкусные слоеные пирожки с яблочным вареньем – теперь каждый готовил себе, что умел. Вдруг тишину взорвал звонок телефона. Я вздрогнула от неожиданности: домашнего у нас не было, а эта мелодия была не моя. Звук настойчиво доносился из маминой спальни. Вдруг чьи-то шаги послышались в коридоре, затем скрипнула дверь и звонок стал слышен отчетливей. Я узнала - это мелодия Дианы, она поставила её на телефон незадолго до смерти! Я надавила на виски и стала их массировать.

Не знаю, чего испугалась больше – того, что в дом забрался незнакомец, или того, что схожу с ума. Я и так последнее время разговариваю сама с собой, смеюсь невпопад, говорю одно, а делаю другое, а теперь еще и призраки стали чудиться. Взяв с подставки самый большой кухонный нож, я медленно пошла на звук. Из-за двери доносилось тихое (по сравнению с моим громогласным сердцем) шуршание. Я резко зашла в комнату: окно было распахнуто, занавески из-за сквозняка развевались на ветру, а соседский кот при виде меня спрятался под кровать. Облегченно выдохнув, я выволокла его за задние лапы из убежища и выставила за дверь. Вернулась, чтобы закрыть окно, и увидела кусок коробки, обернутой в подарочную бумагу, частично изгрызенную Барсиком, что торчал из-под кровати.

Я вытащила свою находку и повертела в руках: к крышке была прикреплена записка, на которой рукой Дианы было написано: «Для Лайлы в день рожденья». Я уселась на родительскую кровать и разорвала обертку. В коробке лежали ажурные чулочки и открытка:

Даже в час, когда я далеко,
Знай, душой своей я рядом,
Даже в час, когда не легко,
На колени, сестрёнка, не падай!
Небеса я молю за тебя,
За путь долгий твой, за удачу,
Потому что ты мне сестра,
Потому что ты много значишь…
Твоя Ди.

Я прижала открытку к груди. Дианочка, не важно, где ты сейчас, твой образ всегда со мной! Я люблю тебя, сестричка!
Повалившись на кровать, я обняла подушки, сиротливо лежавшие на кровати, где давно никто не спал, закрыла глаза и поджала колени:
- Папочка, мамочка, я надеюсь, что у вас все хорошо, что вы вместе с Дианой и Филиппом в раю, и наблюдаете за мной с неба. Мне так одиноко без вас, я очень скучаю.

***

Окружающие просто убивали меня своими взглядами – сочувствие и забота в их глазах вывели меня из себя уже через час нахождения в школе. Теперь я понимала, что испытывала Ди, на которую так смотрели с трех лет все родственники и знакомые, и почему она так бесилась. Я возненавидела их. Все, просто все без исключения, относились ко мне, как к умственно отсталой. Даже принципиальная миссис Тайгер, которая три раза повторила мое имя, прежде, чем я ответила, не заставила идти к доске, а наоборот, узнав, что я её не слушала, лишь переключилась на остальных ребят в классе. А про Пчелку я вообще молчу: от его затравленного взгляда мне пришлось прятаться в туалете, чтобы не разреветься.

Но хуже всего дела обстояли с Йонасом. Если раньше мы исполняли нашу счастливую песню любви на двоих, то теперь я, как расстроенное пианино или скрипка с оборванной струной, все время сбивалась с ритма и превращала волшебные звуки музыки в отвратительную какофонию. Он хотел гулять, я - сидеть без движения, глядя в одну точку. Йонас звал в клуб – мне же больше было по душе бросать на берегу моря камушки, наблюдая за кругами на водной глади. Я задыхалась в Сансет Вэлли, я не могла больше видеть этот городишко, где каждый прохожий клеймил меня участливым взглядом, наш пустой дом, где на самом видном месте в гостиной осиротело лежали подушки «папа», «мама» и «сестра», свою комнату, до безобразия розовою, как любила Диана. Все это пило мои жизненные соки, высасывало силы по капле, и тогда я решила, что мне лучше уехать. Закрытый интернат для музыкально одаренных детей на другом конце континента подходил как нельзя лучше – звонки домой раз в неделю, никакого интернета, незнакомые учителя и одноклассники, плюс новая обстановка. Я отдам всю свою печаль и скорбь музыке, я смогу смириться с волей злой судьбы, страдая вместе с Моцартом, Бетховеном, Верди, выплесну все эмоции и обрету покой. Бабушка съездила к знакомому хакеру и уже следующим вечером я паковала чемоданы в Ривервью. Сожалела я лишь об одном – девять месяцев без Йонаса и его родной улыбки представлялись мне тяжким испытанием. Он тоже грустил, поэтому последний вечер перед отъездом мы провели вместе. В парке у озера стояла беседка, сплошь заросшая зеленью. Там мы, взявшись за руки, торжественно поклялись ждать нашего счастливого воссоединения.

Разное