Местечко Пенный Брод было, по сути, такой же деревней, как и Эмеральдовые Холмы, но раза в три больше. Улицы покрывали деревянные настилы, кое-где даже встречалась брусчатка. Дома были крепкими и зажиточными, сплошь двух- и трехэтажными, и даже попадались – о, чудо! - здания, сложенные из каменных блоков и с покрытыми черепицей крышами. Всюду сновали люди в необычных одеяниях, их внешность казалась чудной: непривычно смуглая кожа, темные волосы, черные глаза. Пенный Брод находился на пересечении торговых путей, здесь ходил паром через полноводную Майену, и отсюда отправлялись караваны с товарами из Восточных земель на север – в богатые озерами и лесами владения угрюмых валлов и угров, и на юг – в горячие, обожженные солнцем степи джеррингов и сайманов. Отсюда же купцы и менестрели добирались и до Загорья, в Эмеральдовые Холмы через крутой Туманный Перевал.
Ян вертел головой во все стороны, совершенно забыв, что он уже почти достиг 17-тилетия и что ему, как взрослому мужчине, не пристало такое легкомысленное поведение. Его глаза горели от восторга, а рот не закрывался от удивления. Спутники Яна выглядели не намного степеннее, чем он: изумленно пялились по сторонам и указывали пальцами на диковинки, громко смеясь и переговариваясь. Лишь Михай смотрел на них свысока, изображая из себя бывалого путешественника: еще бы, ведь он оказался в Пенном Броде уже в третий раз.
Но и на этом, как оказалось, чудеса не заканчивались: в самом центре селения, на главной площади, мощеной брусчаткой, возвышалось большое каменное здание, покрытое черепицей, с флюгером в виде человека в лодке и ажурной медной вывеской: Гостиница «Задумчивый Паромщик». Именно в эту гостиницу и держал путь небольшой отряд, состоящий из девяти человек и двух нагруженных телег.
Благодаря припозднившейся весне постояльцев было немного, и загоряне без труда получили вполне приличные чистые комнаты. Ян и еще трое парней поселились под самой крышей, где кроме кроватей в помещении уместилась лишь тумбочка с тазом и фарфоровым кувшином для умывания. Другим четырем спутникам Яна досталась похожая конурка, и только Михай разместился один в комнате с двуспальной кроватью и платяным шкафом с настоящим зеркалом. Наскоро умывшись и почистив одежду и обувь, Ян, прихватив свою самую ценную вещь – футляр с флейтой, и его друзья спустились в главный зал гостиницы, где находилась таверна. Хорошенькие бойкие официантки принесли кружки с темным крепким пивом и огромные блюда, наполненные тушками жареных цыплят, румяными свиными ножками с хрустящей корочкой и вареными овощами под сливочным соусом. Девушки улыбались и подмигивали смущенным парням, вгоняя их в краску. В Эмеральдовых Холмах царили строгие нравы, внебрачные отношения порицались, а прелюбодеяние жестоко каралось. Мужчины, красные, как раки, уткнули глаза в тарелки и кружки, боясь поднять взгляд на чересчур откровенные декольте официанток. Один лишь Михай чувствовал себя вольготно: положив огромную лапищу на мягкое место девушки, он что-то жарко шептал ей на ухо, щекоча ее шею бородой.
Время близилось к вечеру, и зал таверны постепенно наполнялся веселым праздным людом, их голоса от выпитого становились все громче, а шутки все фривольнее. За одним из столов мускулистые темнокожие парни в кожаных жилетах, надетых на голое тело, затянули веселую разухабистую песню про то, как девушка ждала-ждала из рейса морячка, да так и не дождалась. За другим столом группа мужчин и даже несколько женщин азартно играли в кости. В дальнем углу таверны метали ножи в мишень, и каждое попадание сопровождалось бурными одобрительными выкриками зрителей.
Ян выпил целую кружку пива и был слегка пьян, скорее от возбуждения, нежели от алкоголя. Внезапно голоса стихли, и все головы повернулись к неприметной двери возле барной стойки. Из нее вышел высокий худой человек с длинными седыми волосами и пышными белыми усами, и направился к небольшому помосту в центре зала. На его плечи был накинут плащ, сплошь покрытый разноцветными заплатками, в руках мужчина держал лютню.
«Менестрель, менестрель!» - послышались отовсюду оживленные и восторженные выкрики.
Мужчина поднялся на помост, изящно, будто танцуя, поклонился, выставив вперед ногу и взмахнув полой пестрого плаща, сказал красивым звучным голосом:
- Приветствую вас, уважаемая публика. Я – Дезмонд Фрескотт, известный во всех четырех частях света, имевший честь выступать перед королями и правителями. Я могу рассказать вам дивные истории о делах давно минувших дней, о великом Древе Жизни, на ветвях которого сидит золотой Ворон, а корни обвивает серебряный Змей. О могущественном одноглазом Воине, отдавшем свое око в обмен на мудрость, и скачущем из одного конца Вселенной в другой на шестиногом жеребце. Много удивительных историй я смог бы поведать вам, но, к сожалению, мой помощник-флейтист занемог. Рассказывать такие великие истории под аккомпанемент одной лишь лютни – это явное небрежение, а я привык уважать почтенную публику, так что сегодняшнее выступление отменяется.
В зале послышался гул недовольных голосов.
- Простите, господин менестрель, - смущенно проговорил приятель Яна со шрамом на лице, которого звали Троян, - Мой друг играет на флейте. Возможно, он и не сравнится в искусстве игры с Вашим помощником, но у нас в Эмеральдовых Холмах он считается лучшим музыкантом.
Фрескотт с любопытством взглянул на зардевшегося Яна, задержал взгляд на его длинных тонких пальцах, скользнул глазами по футляру с музыкальным инструментом, добродушно усмехнулся в усы и сказал, сделав приглашающий жест рукой:
- Ну что ж, молодой человек, не смущайтесь, покажите нам свои таланты.
Троян ободряюще пихнул замешкавшегося Яна локтем под ребра. Юноша, ни жив, ни мертв, подхватил флейту и поднялся на помост, провожаемый недовольным взглядом Михая.
- Тебе, мальчик, главное понять принцип: когда я возвышаю голос, ты играешь громче, - тихо сказал менестрель Яну, - И наоборот, когда я опускаюсь до шепота, ты почти замолкаешь.
- Я знаю, сударь, - робко улыбнувшись, ответил юноша, - Вы приезжали к нам в прошлый Бельтайм, я запомнил наизусть все Ваши баллады.
Дезмонд недоверчиво посмотрел на Яна, но, тем не менее, начал выступление. Фрескотт был великим актером. Его прекрасный голос взвивался ввысь и гремел, как гром небесный, заставляя слушателей покрываться мурашками и потеть от страха. В следующий миг он стремительно падал до шепота в самых драматических местах повествования, и зрители вытягивали шеи, боясь пропустить хоть слово из рассказа. Во время представления он расхаживал по помосту, ударял пальцами по струнам лютни, взмахивал руками и полами плаща, и публика, затаив дыхание, ловила каждое его движение.
Ян так же, как и все, с восторгом слушал выступление, но, при этом не забывал про флейту, попадая в такт и ритм, тем самым еще сильнее подчеркивая напряженные или лирические моменты рассказа.
После выступления Дезмонд с уважением пожал Яну руку.
- Ты, и в самом деле, неплохой музыкант, - сказал он, - Немного практики, и из тебя бы вышел толк. Пожалуй, я взял бы тебя к себе в помощники.
Ян задохнулся от радости. Путешествовать по всему миру, повидать разные города и страны, чудеса и диковинки – это было то, о чем он мечтал с самого детства, с тех пор, как впервые прочел книжку знаменитого морехода.
- Ты не очень-то тут рассиживайся, - послышался грубый пьяный голос Михая, - Завтра у нас важное дело. Учти, опозоришь меня – тебе не жить.
Юноша сжал кулаки, с ненавистью глядя вслед мужчине, уходящему в обнимку с официанткой. Слово старшего брата испокон веков было законом для младших отпрысков рода, и Ян даже помыслить не мог о том, чтобы нарушать традиции. Но грубость и постоянные придирки Михая тяготили паренька. В его характере, наряду с природной добротой и мягкостью, удивительным образом уживались упрямство и стремление к независимости. И еще, его душа никак не хотела смириться с обыденностью и размеренностью жизни, которая была предначертана ему с самого рождения. Хотелось чего-то большего, отчего-то казалось, что рожден он для другой жизни. Но он вспомнил
родной дом, любимую матушку, на плечи которой после смерти отца свалились хозяйственные хлопоты. Михаю уже была выделена его доля, но даже после раздела добра осталось немало, и хозяйство постоянно требовало пригляда. Ян представил табун лошадей, стада овец, их ежегодную стрижку, множество других ежедневных необходимых дел, и с грустью понял, что кроме его желаний существует еще и долг.
- Простите, сударь, - печально сказал он, - Ваше предложение очень лестно, но вряд ли я смогу его принять. Может быть, когда-нибудь позже, может быть…
Обновилась Портретная Галерея.