25. Водоворот безумия
Порой события, происходящие в жизни даже самого обычного человека, напоминают издёвки банды хулиганов. Чуть приподнявшись с земли после удара под дых, получаешь ногой в живот, слыша злобный смех. И ещё раз. И ещё.
**
В начальных и старших классах Пенелопа училась в простой городской школе. К её переходу в старшее звено дядя Бенедикт с большим трудом добился места в частном пансионе, гарантирующем стипендию на продолжение образования в Техе. Пенни отнеслась к переходу в интернат без энтузиазма, но, помня домашний арест, не протестовала. Вскоре она уехала.
Через несколько месяцев дядю и тётю срочно вызвали в пансион: Пенни до полусмерти избила одну из своих одноклассниц. Она дралась грязно, дико. Словно бешеное животное. Двое учителей едва удержали кузину. Той девочке наложили шесть швов на правую щеку и четыре – на шею.
Сначала были психологи, семейные консультанты. Они нервно перекладывали бумаги на полированных письменных столах, неспособные сказать ничего определённого. Потом – врач-психиатр центрального Китежградского госпиталя, серьёзный полноватый мужчина с очень усталым взглядом.
Пенелопа Рэд, кузина Пенни. Девочка-подросток, ещё нет пятнадцати. САА – синдром аннигилирующей агрессии. Неизлечим.
В психиатрическом отделении госпиталя я смотрела на неё через стекло, отделяющее зону для посетителей от самой палаты – слишком светлой комнаты со стенами и полом, обитыми войлоком. Ни смирительной рубашки, ни ремней; Пенни сидела в углу, обхватив тонкими ручками острые коленки. Заторможенные движения, бессмысленный взгляд, едва заметная полоска слюны стекает по подбородку. Когда я уходила, медсестра как раз готовила её к очередной инъекции.
Я сочла нужным настоять на переводе Пенелопы в благотворительную клинику для душевнобольных, использующую методы лечения доктора Филиппа Прентиса. Виола и Бенедикт поддержали меня.
Второй раз навестив кузину уже там, я получила плевок в лицо и три глубоких царапины – от ногтей – на плече. Сам Прентис снизошёл до наклеивания пластыря. Так было нужно, хотя едва ли Пенни принимала моё решение.
**
Время шло, и наша семья постепенно возвращалась к привычной жизни. Была надежда, путь стеклянно-хрупкая, но настоящая: хотя методы клиники, заимствованные на Севере, до сих пор не признавало медицинское сообщество Южного Побережья, случаи излечения считающихся безнадёжными пациентов не стоило списывать со счетов.
В периоды спокойствия, когда ослепляющая агрессия отступала, Пенелопа отказывалась разговаривать с кем-либо из нас, но отец нашёл способ получать информацию о ней не только из сухих врачебных отчётов. Он принял в свою фирму молодого человека по имени Анатолий, дружившего с кузиной, когда она училась в средней школе: тогда это был единственный человек, которого Пенни неохотно, но добровольно подпускала к себе.
От него мы узнавали, что беспокоит Пенелопу, что злит, чего она хочет. Пока на её счёт можно было быть спокойными.
Произошедшее с Пенни подорвало здоровье Виолы, но благодаря взаимной нежной поддержке они с дядей справлялись. Восстановившись физически, тётя вернулась к работе в службе безопасности; а дядя Бенедикт, отошедший от дел, посвятил избыток свободного времени энтомологии – своему старому хобби, заброшенному ещё в студенческие годы.
**
Мариану исполнился год.
В это трудное время маленький принц, ещё не знающий бед и проблем взрослого мира, напоминал звезду, вокруг которой вращаются семь планет – наша семья. Жизнь всех в доме крутилась вокруг него.
Как бы мы с Александром не были заняты,
всегда, без единого исключения находили время на игры и сказки, прогулки и поцелуи на ночь.
Мариан рос очень похожим на Александра, так же забавно хмуря бровки, сцепляя пальцы в «замок», улыбаясь и смеясь //пока, конечно, не басом//. Просто наблюдая за ним, играющим или спящим, я чувствовала себя так хорошо, что забывала на время вообще обо всём плохом.
**
Однажды, ещё в университете, мы с Пеладжи засиделись допоздна в столовой общежития. Я жутко устала после работы и кое-как ковыряла вилкой пережаренную курицу. Сестра, давно опустошив и даже, пользуясь тем, что мы одни, протерев соус с тарелки хлебом, составляла мне компанию. Стараясь развлечь меня, довольно кислую, она рассказывала всякие глупости о бывших пассиях.
Истории были забавными, но я, поправив кольцо с аквамарином, не удержалась от вопроса:
- Почему ты их меняешь так часто, Пел? Не верится, что среди всех, с кем ты встречалась за это время, нет никого хоть мало-мальски подходящего.
- Я бы и рада остаться с кем-нибудь подольше, - сестра улыбнулась, пожав плечами, - но никого действительно нет. Понимаешь, я чувствую, что все они – не те, и просто не могу… Короче, иногда встретиться во второй раз словно внутренний голос запрещает, хотя человек вроде понравился вначале. А что?
- Переживаю.
- За счастье или репутацию? – Пеладжи вдруг протянула руку и игриво щелкнула меня по лбу. – Не волнуйся. Общество не обвинит меня в ветрености, потому что не догадается о ней: я стараюсь не соблазнять никого в радиусе ста морских миль, – она замолчала на мгновение, взглянув на моё кольцо, и снова улыбнулась, - а счастье ещё только впереди.
Я вспоминала об этом, смотря из окна на отъезжающую от дома машину сестры: она везла на свидание приезжего кавалера. Им был Антон.
Увидев его на пороге несколько минут назад, я хотела возмутиться уже невежливой настойчивости, но он примирительно поднял руки и сказал, что пришёл к сестре. Пеладжи, лучезарно улыбаясь, мягко отодвинула меня в сторону и, поцеловав мужчину в щеку, за руку потянула к машине.
Через несколько дней с нами обедал Стефан, недавно переехавший с Твикки. Он жаловался, что даже в самую жаркую погоду всё равно мёрзнет на Побережье, и смотрел на сестру влюблёнными глазами. Александр, поджав губы, предпочёл ретироваться в кабинет, а я, привычная к недолговечности поклонников Пеладжи, спокойно оставила их наедине.
В одно мгновенье они дурачились – я слышала неромантичный хохот из соседней комнаты.
В следующее был крик ужаса и боли.
Распахнув дверь, я замерла, поражённая: никогда прежде не видела столько… крови. Стефан лежал на полу, – красном-красном-красном – сестра склонялась над ним. Она вскинула голову с горящими глазами, оскалом, и я поняла – это не сестра. Что угодно, но не она. Руки задвигались автоматически – сорвавшаяся с кончиков пальцев белая вспышка врезалась в то, что притворялось Пеладжи. Тварь пронзительно взвизгнула и исчезла со скоростью, неуловимой человеческим глазом.
За спиной уже стояла мама, творя вокруг юноши защитный барьер. Уши заложило, волосы на затылке встали дыбом: она телепортировала нас троих из дома, сохраняя барьер вокруг Стефана. Тварь немедленно напала вновь, но я была готова – новая вспышка прогнала её прочь.
**
Ночь была холодной. В спальне родителей несколько спешно вызванных из Бастиона и Дворца Света магов колдовали над Стефаном, удерживая того на самом краю жизни.
Я шла сквозь туман, барьер мерцал золотом. Знала, что тварь близко, слышала её мысли, примитивные, чёткие – о надрывно бьющемся сердце мужчины, которое она не успела забрать. Чуть слышный скрежет заставил остановиться, я нашла её.
Как паук, тварь вниз головой прицепилась к навесу над колодцем. Скрежет был от когтей, царапающих черепицу. Она тоже заметила меня и ловко, с отвратительной грацией спрыгнула на землю. Каблуки глубоко ушли во влажную почву.
Я не имела понятия о природе стоящего передо мной – прыгающего - страстно желающего убить существа. Но знала, что сильней. Через три удара сердца Стефана оно, полностью обездвиженное, лежало у моих ног.
**
- Ты лжёшь, старуха, это не может быть она! – Потеряв над собой контроль, я подскочила к Хельге и немедленно полетела назад в кресло, отброшенная пощёчиной.
- И кто же это, по-твоему, ещё, девочка? – Наставница обернулась к телу Пеладжи, следящему за нами яростными глазами твари.
- Оборотень или призрак, принявший её облик! Настоящая сейчас, должно быть…
- Мертва? – Одним словом Хельга лишила меня дыхания. – Оборотни и призраки, знаешь ли, именно так поступают с теми, чей облик похищают. Нет, это Пелагея Рэд. Её тело и её душа, однако… - ведьма склонилась ко мне, - контроль чужой.
- Так что же тогда?.. – Слова не желали произноситься.
- Демон-захватчик, девочка. Стыдно не понять.
Я уронила голову на руки. Демон-захватчик, то, что страшно даже предположить!
Магии в нашем мире не многим больше ста лет, она всё ещё не достаточно изучена. Её уровень, несмотря на все достижения, можно сравнить с медициной Средневековья, а захватчиков – с неизлечимой болезнью, поражающей магов. Это существа, не имеющие собственного тела. Хищный разум, вселяющийся в человека, владеющего магией, в моменты эмоциональной слабости, и паразитирующий на нём. Захватчики питаются чувствами, вытягивая их из сердец физически, буквально. Они хитры, их нельзя обнаружить, нельзя контролировать. Невозможно извлечь.
Тело Пеладжи дёрнулось, из горла вырвался хрип, и тварь исчезла из её глаз – на меня смотрела сестра.
- Адорэ… - По щекам Пелагеи лились слёзы.
**
- Я вспоминаю… теперь. – Сестра закашлялась, и я поднесла стакан с водой к её пересохшим губам. – Он зол и не блокирует память… больше. – Слёзы мешали ей говорить. - …ата… виновата… виновата во всём.
Я прикусила губу. Отчаянно хотелось сказать, что её вины нет, что это всё захватчик. Но перед глазами вставала грудная клетка Стефана с рёбрами, распахнутыми, словно дверцы музыкального ящичка, где сердце отстукивает мелодию жизни – музыку, зовущую демона внутри моей сестры. Видение вынуждало молчать. Скольких вот так «открыли» руки Пеладжи? А она говорила. Тихо, медленно, не переставая плакать:
- Он был голоден, обезумел от этого… Последние несколько все были здесь, в городе. Я не смогла увести их далеко, и он не смог… убить. Раньше он менял… мои воспоминания. А теперь не контролирует даже себя, и настоящие… возвращаются. – Голос задрожал. – Прости, я не могу… лучше… …тай… прочитай меня.
Я кивнула и, закрыв глаза, склонилась к её лицу. Мы соприкоснулись лбами, и я окунулась в водоворот безумия – её забытое прошлое.
**
Липкая духота, удушающий, тяжёлый аромат цветов. Ночь на Твикки. Я узнаю платье Пеладжи и понимаю, в каком времени оказалась – лето нашего шестнадцатилетия, ночь, когда сестра вернулась с прогулки очень поздно и долго плакала, закрывшись в ванной. Должно быть, это происходит чуть раньше.
Она стоит среди деревьев, обхватив себя руками, зябко ёжится, несмотря на жару, и всхлипывает.
По спине прошла дрожь, я почувствовала приближение демона. Он стелился тёмно-серым туманом, подползая всё ближе к сестре. Зазвучал его голос, и это было… потрясающе. Завораживающие, нежные, гипнотизирующие интонации заставили даже меня, присутствующую лишь в виде фантома, смотрящую на иллюзию, слушать, затаив дыхание.
- Тебе плохо, дитя?.. Тебя кто-то обидел?
- Я люблю, но он лишь смеётся. – Пеладжи говорила механически, вряд ли осознавая, что вообще произносит что-то.
- Я могу помочь, дитя… Если ты поможешь мне. – За спиной сестры туман соткался в нечёткую женскую фигуру. – Я совсем ослабла, я близка к гибели. Впусти меня… и никто не сможет противиться чарам твоей красоты. Любое сердце будет принадлежать… нам.
Мне хотелось броситься к ней, закричать, чтоб бежала. Такая далёкая девочка неуверенно коснулась рук демона, обнимающей её за плечи, и ответила:
- Да.
**
С тех пор захватчик всегда был в ней, её глазами выискивая жертв, её голосом и лицом заманивая их. Раз за разом взламывая шкатулки чужих сердец.
Я открыла глаза и отстранилась. Попыталась встать, но ноги подкосились. Почтенная Хельга поддержала меня под руку и вновь усадила в кресло.
- Неужели нет способа?.. – Голова гудела, свет волшебных светильников слепил.
Хельга вздохнула:
- Естественный выход – смерть.
- А сверхъестественный? – Годы обучения у старой ведьмы научили быть внимательной к словам, как бы плохо не соображала голова.
- Другая реальность. – Произнесла мама, неслышно вошедшая в комнату. Она была белой, как молоко. – Мы с Хельгой обсудили это, пока ты читала воспоминания. Захватчики привязаны к нашему миру, и, если переместить Пелагею в другой, демона, скорее всего, выбросит из тела. Но для неё… - мама провела рукой по волосам сестры.
- … возврата не будет. – Закончила я.
**
Чёрные доски уложили на серый песок, начертив магический круг школьным мелом. В ржавом котле Хельги бурлило зелье, свечи мигали среди надгробий, под которыми спали поколения домашних кошек.
Демон отступил, ослабнув. Сестра владела собой, сидела спокойно, глядя на многочисленные огоньки фитилей.
Мама и Хельга читали заклинание. Я стояла в тени немного поодаль, недостаточно сильная, чтобы помочь им. Вязь слов смолкла, воздух завибрировал.
- Можешь приблизиться, - шепнула мама, - но не входи в круг. Времени мало.
Сделав несколько неверных шагов, я упала на колени возле Пеладжи и протянула к ней руку.
- Не бойся, - сестра коснулась моей ледяной ладони тёплыми пальцами, - куда бы меня ни забросило, я устроюсь. Всё будет хорошо.
- В-возьми, - бронзовый медальон. Это должен был быть подарок на наш двадцать пятый день рождения. Бронза всегда удивительно шла Пел. Для себя я сделала похожий, но из мельхиора. Сестра засмеялась хрипло, но смехом, знакомым с детства, и свободной рукой надела цепочку на шею.
- Я люблю тебя.
- Люблю.
Воздух гудел. Я держала её за руку, пока не почувствовала, что сжимаю пустоту.
**
/Существо бежало, наталкиваясь на тени, ударяясь о ветер. Оно было растеряно и зло. Уже не демон-захватчик, но ослабленный образ самого себя. Оно искало - судорожно, жадно – нового носителя.
Изящная рука, внезапно вынырнув из темноты, схватила существо и уничтожила одним движением, превратив в каплю грязи на песке./
Техническое Хотелось, конечно, завершить отчёт по-английски, не прощаясь, но надо - это надо. ^^
1. Гвоздь программы. Выполненная мечта демона внутри Пелагеи - "20 любовников". +1 И 22 воспоминания об отпуске, с которыми я лихо обломалась. Просто 22 воспоминания, для красоты. ^^
2. Коллекция жуков! \^o^/ Бенедикт её с детства собирал и собрал-таки наконец. Правда, я сделала скрины не всех сообщений о поимке насекомого, но требующие высокого интереса к природе и самые сложные - к вашим услугам.
3. И малозначительные рабочие карточки.