«Отчего так колотится сердце и трудно дышать? Наверное, в этом виноват разреженный горный воздух, - думал Ян, сидя в седле Ласточки, - Почему же так больно в груди? Почему я не смею поднять глаз на Любаву? Она же невеста брата, она ведь мне теперь, как сестра». Отряд загорян вместе с девушкой осторожно пробирался заледенелыми горными дорогами, стремясь скорее достичь Туманного Перевала. Михай с тремя всадниками ехал впереди, за ними следовала телега, нагруженная богатым приданным, затем Ян, придерживая за поводья лошадь Любавы, замыкали цепочку еще одна полная телега и остальные двое парней. Повозки ехали медленно, обоз растянулся длинной змейкой. Погода стояла ясная и морозная, весна все мешкала, сверкающий на солнце снег слепил глаза.
«Разве она красива? – Ян искоса бросил быстрый взгляд на девушку, - Слишком худенькая, как девочка-подросток, у нас в деревне девушки крутобедры и полногруды. У нее слишком белая кожа, будто никогда не видела солнца. Волосы желтые, как новорожденный цыпленок. Губы припухлые, будто плакала всю ночь и искусала их. Глаза серые, словно дымкой подернутые, как утренний туман, опустившийся в ложбину. Вся она такая тихая, слова не скажет, глаз не поднимет, будто Снегурка замерзшая».
Ян вздохнул, бросил вперед взгляд, отыскивая глазами крупную фигуру едущего впереди Михая. Несмотря на грузность, тот уверенно, с небрежностью опытного наездника, держался в седле, его плащ был распахнут, густые кудри развевались на ветру. Он выглядел очень внушительно, от него так и веяло силой и уверенностью в себе, и это всегда нравилось женщинам. Ян представил свое худощавое, еще совсем мальчишеское тело, длинные худые ноги, безусое, с нежной, как у девушки, кожей лицо, и вновь вздохнул. Никогда ему не стать таким, как Михай. Юноша из-под длинных ресниц взглянул на Любаву. «О, Боги, до чего же она красива! Стройная и гибкая, как ивовая ветвь, движется плавно, будто танцует. Волосы, как расплавленное золото, будто льющийся молодой мед, как спелая рожь, волнами колышущаяся на ветру. Кожа гладкая, вся светится изнутри. Глаза серые, словно дымкой подернутые, как утренний туман, опустившийся в ложбину, как бы мне не утонуть в этом тумане. Губы припухлые, будто плакала всю ночь и искусала их, так и хочется их поцеловать. Помилуй Астарта, о чем я думаю?»
- Сенные девушки на кухне судачили, что ты в трактире с менестрелем выступал, - робко улыбнувшись, негромко заговорила Любава, указывая глазами на футляр с флейтой, - Говорили, что ты настоящий музыкант. Батюшка на праздники приглашал скоморохов, но у них только дудочки, да жалейки. Сыграешь для меня, Янко?
- Прямо здесь? – растерялся оробевший Ян, он тут же смутился от своего глупого вопроса, тряхнул головой, доставая флейту, - А хоть бы и здесь. Сыграю, ехать будет веселее.
Яна никто не обучал музыке, он не знал нот. Когда ему было лет 12, он увидел у заезжего купца сверкающий белым металлом инструмент и не смог отвести от него взгляда. Торговец, заметив остолбеневшего мальчишку, уговорил его отца купить флейту, и даже сбросил на нее цену. Отец, посмеиваясь, купил, как он считал, бесполезную игрушку в полной уверенности, что эта блажь у сына быстро пройдет. Но Ян поднес инструмент к губам и заиграл так, будто всю жизнь этому учился. С тех пор флейта всегда была при нем, и он доставал ее в любую свободную минутку. Его игрой восхищались все в деревне, а сейчас он играл для Любавы, вкладывая в музыку то, что не осмеливался сказать словами. Мелодия взвивалась ввысь, уходя в хрустальное небо, спутники Яна, заслушавшись, покачивались в седлах, и никто не услышал, как высоко в горах зародился неясный глухой рокот, перерастая в оглушительный неистовый рев. Рыхлый, подтаявший на солнце снег стал сползать вниз, вначале медленно, постепенно наращивая скорость, по дороге распадаясь на два потока, которые, как речные рукава, обтекали каменный выступ, козырьком прикрывший парня и девушку, и мощно низвергнулся на горную дорогу с обеих сторон от молодых людей, отсекая их от остальных всадников и телег. Кобыла Любавы, испуганно заржав, рванулась в сторону, рискуя выбросить девушку из седла. Ян едва удержал ее под уздцы, наехал на нее крупом Ласточки и прижал к стене. Молодые люди оказались так близко друг от друга, что Ян ощутил слабый запах лаванды и мяты, исходящий от девушки, и почувствовал стук ее сердца, гулким эхом отдающийся в его груди. В глазах Любавы был испуг, но она молчала, хоть и была бледна, сильнее обычного, и лишь доверчиво прижималась к Яну.
Сход лавины длился всего несколько минут, но за это время она успела изменить все до неузнаваемости: ни впереди, ни позади дороги больше не было, а лишь возвышались огромные плотные сугробы. Молодые люди оказались в снежном плену.
- Постой пока здесь, Любава, - ласково сказал Ян дрожащей девушке, - Я за угол загляну, может, какой проход найдется.
Юноша проехал чуть вперед по горному серпантину. Край лавины слегка зацепил камни, сдвинув их и, тем самым, освободив узкий боковой проход, уводящий куда-то вглубь Скалистых Гор. Ян вернулся за Любавой, и они стали пробираться по тесному каменистому каньону, совершенно не зная, куда он ведет.
Через несколько минут расселина расширилась, и они попали в небольшую заснеженную долину, со всех сторон окруженную горами, из которой имелся лишь один выход – тот самый, по которому они пришли. Ян, стараясь не падать духом, проехал вперед и вскоре увидел крошечную избушку из бруса, с крытой соломой крышей. Обрадованные молодые люди поспешили к жилью, но изба оказалась необитаемой. Это был охотничий домик, использовавшийся в сезон для ночевки и как укрытие от непогоды.
В небольшой комнатушке с низким подслеповатым оконцем разместились печь, грубо сколоченный стол, такой же неказистый табурет и полати – деревянный настил с набитым соломой матрацем и наброшенной сверху медвежьей шкурой. В боковом чуланчике на полках стояли несколько горшочков с топленым медвежьем салом, мешочек с ячменной крупой и крупная соль, завернутая в чистую тряпицу. С потолка свисали связки сушеных трав. Снаружи у задней стены избы под навесом обнаружилась поленица дров и стожок сена.
- Ничего, Любава, - бодро сказал Ян, - Уже весна, скоро снег сойдет, дорога освободится, и мы доберемся до Эмеральдовых Холмов, а пока здесь переждем. Все необходимое тут есть, а пропитание я добуду, лук-то, по счастью, при мне.
Ян распряг лошадей, задал им корму и отправился на охоту. Вернулся он уже к вечеру, к его поясу были приторочены несколько тушек куропаток и зайцев. Любава к этому времени уже разожгла печь, прибралась в комнате, натопила снега и согрела воды. Пока Ян умывался, она поставила вариться похлебку. Девушка хлопотала у печи, а Ян мастерил стрелы. «Живы ли Михай и все остальные, - думал Ян, - Спаслись ли? И что же теперь будет с Любавой, со свадьбой?» Он, забывшись, откровенно разглядывал ее тонкую фигурку, у него пересохло во рту, когда он увидел трогательно выбившуюся из косы прядку волос, упавшую ей на щеку. Девушка не поднимала на него глаз и выглядела печальной и встревоженной.
- Не горюй, Любава, - сказал Ян, - Боги уберегут его, он доберется до деревни, а потом, когда снег растает, вернется за тобой.
Девушка непонимающе посмотрела на него.
- Михай, - пояснил Ян, - Ты ведь по нему тоскуешь?
- Ах, вот ты о чем, - сказала она, - Я желаю, чтобы он остался цел и невредим, но я не тоскую по нему.
- Почему? – удивился юноша, - Он же твой жених, ты хотела выйти за него замуж.
- Это батюшка этого хотел. Я Михая и не знаю совсем, всего два раза его и видела, даже не поговорили ни о чем. Чужой он мне.
«Чудно это все, - подумал Ян, - Задумал жениться, а невеста его и не любит вовсе. Я так никогда не женюсь».
Парень с девушкой поужинали, пора было укладываться спать, после тяжелого нервного дня оба чувствовали себя ужасно уставшими, но кровать была всего одна, их обоих смущало это обстоятельство, и они тянули время, выискивая несуществующие дела. Наконец, Ян улегся на полу и почти сразу замерз: маленькая печурка давала скудное тепло, и по низу гулял холодный сквозняк. Любава шепотом позвала его лечь на полати, и он, стуча зубами, с радостью согласился. Они оба были ужасно смущены и лежали, вытянувшись в струнку на узком тюфяке, боясь пошевелиться и прикоснуться друг к другу. В комнате было прохладно, но Яна то и дело бросало в жар, и голова кружилась от слабого запаха лаванды и мяты. Ему так хотелось ощутить под ладонями ее шелковую кожу, почувствовать вкус ее губ. «Я дурной человек, - ругал себя парень, - Как бы там ни было, она невеста моего брата, Боги покарают меня». Он пытался отвлечь свои мысли, думать о чем-то постороннем, но ничего не получалось, сердце продолжало громко колотиться о ребра, и сон не шел. Все же усталость взяла свое, и Ян задремал уже под утро. Как они ни старались держаться подальше друг от друга, проснулись они в обнимку, возможно, оттого, что замерзли, и пытались согреться таким образом. Осознав это, они суматошно отпрянули друг от друга, залившись краской. Ян натянул куртку и, пряча глаза, сказал, что отправляется на охоту, хотя дичи осталось много еще со вчерашнего дня.
Парень не знал, что делать, впервые он попал в ситуацию, когда был не в состоянии контролировать свои чувства. Он медленно брел по лощине, даже не пытаясь охотиться, в голове был полный сумбур. Он, то улыбался, вспоминая, как обнимал ее худенькие плечи, то хмурился, чувствуя себя преступником. Он строил планы, как он объяснится с Михаем и уговорит его отказаться от Любавы, мечтая жениться на ней, но через минуту понимал всю несбыточность и нереальность своих мечтаний.
Ян дошел до горной речки, не замерзающей и зимой из-за быстрого течения, и решил перейти ее вброд и посмотреть, что там на другом берегу. То ли от почти бессонной ночи, то ли от тревожных мыслей, но он оказался столь неловок, что на середине реки поскользнулся на мокрых камнях и свалился в воду. Стремительное течение тут же подхватило паренька и понесло вниз. Одежда намокла, руки и ноги свело от ледяной воды. Ян бессмысленно барахтался, не в силах остановить свое продвижение и выбраться на берег, а впереди уже слышался равномерный рокот водопада, низвергающегося с высокого уступа. «Боги карают меня, - горько подумал юноша, - Кажется, все мои проблемы решатся прямо сейчас раз и навсегда».
