В нашем обществе многие люди стесняются выражать свои мысли. Признаваться кому-то в том, что любит его или наоборот, терпеть не может. Страшнее то, что порой мы не можем признаться самому себе в чём-либо. Большинство моих сверстников начинают вести дневники с фразы: «Никогда не думал, что буду заниматься подобной чушью» или «Только бы брат не узнал». Почему в этом мире все так боятся делиться своими мыслями с собой, если уж больше не с кем. Странные мы люди. Кто-то ведёт дневник, потом что это модно, кто-то потому что его любимый герой кинофильма вёл дневник. Моя история началась с одного утра, мои истории всегда начинаются с утра, мама попросила меня забрать почту, которую вот-вот должен был принести почтальон. Каково было моё удивление, когда вместо ожидаемой пачки газет и пары открыток к прошлогоднему рождеству я увидел небольшую книжку в мягком переплёте. Название, написанное витиеватым шрифтом, говорило, что это – Мемуары Чарли. Отдав матери 20% скидку на обувь, я отправился в свою комнату покорять этот «шедевр». Несложно было догадаться, что книжонка эта была мемуарами не какого-то неизвестного Чарли, а моего отца. Не знаю, зачем нужно было рассказывать о своей жизни, если ничего интересней описания первых шагов Ала в ней не было. Несмотря на все недостатки, сего произведение оно меня, если так можно выразиться вдохновило.
Представьте, что дом, в котором вы прожили всю свою жизнь, в котором вам дорога каждая пылинка, должен остаться в прошлом. Переезд - вещь болезненная. Думаю, даже у чёрствого человека начнёт ныть душа при взгляде на пустые полки, на которых раньше красовались статуэтки, заботливо подаренные многочисленными друзьями. Родители оповестили нас с сестрой в самый последний момент. Я и Эмили сидели на веранде и делали домашку, когда Алекс, обратившийся к нам не иначе как: «Мелюзга идите в дом, вам объявление будут делать». То, что я услышал, ввело меня в глубокий ступор. Не вижу смысла пересказывать разговор, он был похож на тысячи таких же объявлений, мне зацепилась одна фраза: «Дети, вы уже совсем большие, Алекс вообще сказал, что ему сюда друзей пригласить стыдно». Алекс сказал… Алекс захотел… Скотина… Если ему здесь так не нравится, то пусть сам и катится! Эмили видимо было всё равно, она, наверное, была рада такому событию, но её, в принципе, никогда ничего не колышет, Эмми лишь бы шмотки новые купили, а остальное не так важно. И вот теперь я перебирал старые книжки, фотографии, которые, скорее всего, придётся оставить здесь. А ведь белый кирпичный дом с серой крышей на РюСтерлинг хранил много тайн его обитателей, как моих, так и моей сестры.
Пару дней назад Эми появилась в моей комнате с просьбой найти ей платок. Да, обычная просьба, если бы на голове вместо русого ёжика, шевелюрой Эмили никогда не отличалась, я не увидел нежно-голубой пучок. Помимо того, что она выкрасила себе волосы лазурным цветом (цвет глаз неба, моря и глаз Джерри Фоста), но и покромсала волосню. Так она и ходила неделю, две, но из-за суеты созданной переездом Эмили забыла надеть свою паранджу и из ванной вышла «синяя» на радость маме и папе. А теперь кульминация, представьте собственную дочь с голубыми волосами, порезанными на мелкие пакли вдобавок? Представили? А криков сколько представили? Зря. Крика не было, от увиденного родители потеряли дар речи, маман медленно сползла на стул, стоящий рядом, а папа загородил своей непомерной тушей сестре проход. Как там говорят в типичных американских фильмах о полицейских? Сопротивление бесполезно? Но досталось за сее безобразие на Эминой голове… мне. Эмили, всеобщую любимицу Эмми, кивком головы заставили отправиться в гостиную. Чтобы не маячила перед носом, я тогда сидел на кухне и спокойно пил сок. Я ведь скрывал правду от родителей, я ведь укрывал преступницу, а значит, являюсь соучастником. Интересно, а я им вообще нужен? Нет, нужен конечно, но только для того что бы срывать на мне свою злость, не больше. Моей семьёй были мои друзья, а их я сам от себя отталкиваю постепенно. Или же обстоятельства так складываются?
Джано безумно любил Ариану Стренчес, а Ариана Стренчес призналась в любви мне. Тогда, среди тысячи больших жёлтых глаз Энн в ответ на моё раздражение тихо прошептала мне слова, которые так хотел услышать из её уст Джано. В груди всё предательски сжалось, Арина прекрасная девушка, именно прекрасная, я никогда и никому не говорил, да что говорил, я никогда не думал так о ком-то, но она на самом деле была потрясной. Глубокие карие глаза, нежные руки, шелковистые волосы, ко всему прочему она ещё и хорошо целовалась (не играйте в бутылочку с одноклассниками). Ариана всегда нас понимала, Энни была обладательницей слегка грубоватого голоса, он всегда действовал отрезвляюще на мою дурную голову, она никогда не говорила без сарказма, не стоит рассказывать о том, как сильно завидовала ей девичья половина школы. Но я с ней почти не общался, как-то не складывалось, зато Джано Ариана считала своим лучшим другом. А теперь я нравлюсь Ариане. «Предатель», - звучало у меня в голове. «Предатель», - звучало в шелесте ветра, в песне утренних птиц, во всё, что меня окружало. Предатель… Я ничего не ответил Ариане, хотел сказать что-то, но не смог. Так мы и шли в школу вместе и молча…
- Ник, - окликнула она меня напоследок. Её голос был необыкновенно тихим в тот день, но по особенному, звонкий, с лёгкой хрипотой, он всегда пронизывал меня до костей. Подобного я не испытывал даже к Керри, она… другая… - Ты ничего не ответил мне.
- А что я тебе должен был ответить, ты ведь не задавала никакого вопроса.
- Ты должен был задать его себе сам, и ты его задал. Так что ты ответил? – но почему, чёрт тебя побери, Энн, меня не раздражают твои умные мысли? И почему, объясни мне, пожалуйста, почему, ты всегда права?!
- Так ты про это. Энн, Джано…
- Я знаю про Джано.
- Он любит тебя…
- Я знаю!!! – её голос впервые сорвался, такой странной Ариану я никогда не видел, отчасти забавной и до ужаса раздражённой.
- Он ведь мой друг.
- Ник, ты тупой? – брови Энн смешно передёрнулись, так дёргались они только у неё, - Я спросила у тебя кто твой друг и кому я нравлюсь?
- Ты вообще ничего не спрашивала.
- С Джано намного проще… - буркнула она, не нравится, пусть идет к Джано, - Хорошо, я тебе нравлюсь?
- Ну, ты ведь знаешь…
- Ник, я тебе нравлюсь?! – Ариана крикнула что есть мочи. Так, что слышал весь Твинбрук, так, что у меня возникло желание её заткнуть. Перед глазами промелькнула заплаканная Кэрол, пальцы похолодели и больше всего мне сейчас хотелось убежать подальше от неё. Спрятаться от испепеляющих карих глаз, но нельзя было этого сделать.
- Понимаешь Энни…
- Понимаю, - сказала она, словно вернувшись в своё обычное состояние, с улыбкой, слегка прищурившись, как будто ничего не случилось, как будто не пошла она этим утром на болта.
Мир продолжал преподносить мне сюрпризы, вначале в лице моих друзей, потом в лице родственников, а теперь Алекс. Алекс - балагур, весельчак, человек, который не может прожить без вечеринки и дня, Алек, который забивал голову своим праздником по случаю совершеннолетия, вдруг заявил, что никакой вечеринки не будет. Вот так просто он отказался от того чем жил многие годы. Всё это было более чем странно, но никто из домашних значение этом не придал, они были безумно рады такому стечению обстоятельств. День Рождение Ала должен был пройти на высоте. И не смотря на то, что на празднике не было никого кроме тётушки Шарлотты, мистера Линкольна, родителей и Эмили никого не было, не смотря на то, что ленточки и плакаты, развешанные в доме, были далеко не новыми и применялись для каждого торжественного случая, Алекс был доволен. Он прыгал от подарка к подарку, как ребёнок, буквально повизгивал от удовольствия и прихрюкивал когда отец разрешил ему попробовать шампанское (как-будто до этого он его не пил). Ал бесил меня одним своим видом, такой счастливый, слащавый поросёнок, всё в тот день, да и не только, было для него. «Алек просил томатный сок, сходи в магазин Никки», - а ничего, что ближайший супермаркет находится в двух кварталах от дома? Но Алекс ведь хочет! Эмили с самого утра убежала в магазин, покупать Алу подарок, конечно, мне она подарила самодельную открытку. Я ведь её тоже любил не меньше него, но почему все сливки достаются ему? Чем же я хуже Алекса? Не мог, да и просто не хотел я присутствовать на этом мероприятии, мне было противно от каждого движения этого хряка (теперь буду его только так называть). Алек - хряк. На дворе стояла прелестная погода, светило солнце, нежное, как пастель с картин Эми. Конец сентября – одно из моих любимых времён года.
Да, вы правильно поняли – это спортзал. Запах потных тел, отвратительный звук железа, я видел во всём этом нечто иное. Помимо старых зданий, скверов и тихих улочек моим пристанищем был твинбрукский спорткомплекс. Осенью он был особенно чудесен, люди сюда приходили крайне редко, что уж поделать, если не приобщены к здоровом образу жизни мои земляки. Светло-жёлтая пелена затягивала пространство, казалось всё пропитано солнцем. Напротив здания росли две черёмухи, каждый го они покрывались золотой листвой и становились главным украшением сего места. Здесь я и скрылся от всех проблем, которые наваливались на меня осенью в день рождение Алекса. Я не любил этот день по вышеупомянутым причинам, но главная крылась во мне самом. Ал не приходил на мой день рождение лет с пятнадцати, почем я должен быть с ним в его день? Мысли сорвать ему вечеринку всё же проскакивали, но смелости не хватало. Так и в это девятнадцатое сентября я не явился на праздник. Домой вернулся за полночь, родители привыкли к таким ночным вылазкам во время Алексовых вечеринок, им пришлось выучить все мои места обитания. До дома подвёз мистер Гринвуд, ещё один завсегдатай Твинбрукского спортивного зала.
Меньше всего на свете я ожидал видеть Ала на крыльце. Он – тот ещё жаворонок, что бы Алек-Хряк в первом часу находился на улице, должно было случиться что-то особенное. Даже из клубов он уходил до двух. Значит, наш сахарный мальчик нарушил мамин запрет и не лёг спать после вечерних мультиков, не хорошо братик, не хорошо.
- Скажи-ка мне мой друг любезный, в чём суть твоего столь позднего пребывания в таком странном месте, - начал я, стараясь говорить с Алом сдержанно и холодно. Только это получалось плохо. Он дёрнулся от неожиданности, значит, я поймал его за чем-то непристойным. Интересно братюнь. Алекс замаячил, словно крыса передо мной. Крыса – самое подходящее к нему определение, даже более подходящее, чем хряк. Нужно записать.
- Никки, время не детское, ползи в люльку, малыш, - попытался съязвить Алекс, но это у него плохо получилось. Он явно задумал что-то и это что-то… Чемодан!
- Ал, что это?
- Это? – видимо я поймал его на горяченьком.
- Ник,- начал он серьёзно, - пойми меня правильно…
- Что тут понимать? Куда ты намылился. – Это было скорее утверждение, нежели вопрос.
- Я уезжаю, в Нью-Йорк, там находятся мои знакомые, я ведь всегда хотел стать музыкантом.
Попадись он кому другом, то, наверное, получился огромный скандал, его бы отговаривали, просили, нет, умоляли остаться, и после всех вымотанных им нервов он бы уехал. Но так получилось, что в ту ночь из спортзала вернулся именно я, поэтому никто его не уговаривал.
- Откуда у тебя деньги?
- Отец откладывал на отпуск, тут всего двадцать штук, должно хватить на первое время.
Двадцать штук? ДВАДЦАТЬ ТЫСЯСЯЧ ДОЛЛАРОВ? На наше семейное путешествие? В моей голове пронеслись счастливые минуты отдыха на побережье, но жизнь без Алекса удовольствие более приятное. Двадцать штук баксов, значит столько стоит родительская любовь к тебе. В душе была пустота, и как не странно не было ненависти. Вот не было и всё. Она пропала вместе с отвращением и горечью за причинённые обиды, я больше не был зол на брата. Мне было всё равно.
- Ал, а что, тебя совесть совсем не тревожит?
Алекс грустно опустил глаза, подобно нашкодившему котёнку, сейчас мне казалось, что я намного старше его и имею полное право поставить хулигана в угол или просто сдать матери с потрохами, но сам не мог двинуться с места.
- Ник, а на что ты способен ради мечты? Не ради денег и славы, а просто ради мечты? Или ты вообще ни на что не способен…
И он сейчас должен был ухмыльнуться своей привычной ухмылкой, но его потрескавшиеся от мороза губы остались в том же положении. Мозгом мне хотелось его треснуть, да так, что у Ала вылетели бы три передних зуба, губу украсила синевато-малиновая шишка, которой я бы наслаждался ближайшие недели две, но в сердце не было злобы. В тот момент мне дышалось очень легко. Я вдруг услышал, как трещат цикады, услышал, как проехал грузовик с углём, но злость ушла. Ненависть, горечь, всё это казалось таким абстрактным и нереальным, что всё, что я смог ему ответить – ничего. Я постарался собрать ошмётки былой обиды и вложил в этот шёпот нечто большое, чем простое ругательство. Мне хотелось, что бы Алекс почувствовал себя младшим, тихим безропотным мальчишкой.
- Ал, иди к чёрту! – Алекс, словно не услышал. Я повторил чётче, громче.
- Ал, проваливай отсюда! Катись отсюда, Ал!
Он усмехнулся, он всё тот же, надменный, глупый, самовлюблённый. Он никогда не изменится…
Алекс растворился в ночной мгле, что-то мне подсказывало, что я его больше не увижу.
Так началась наша жизнь без Ала. Я мог бы описать все рыдания матери, он ведь был её любимым сыном, Алекс - солнышко, Алекс – рыжий будильничек, не смотря на то, что ему было чуть больше двадцати, мама продолжала его так называть. Папа запретил упоминать его имя в нашем доме, но за каждым обедом заводил беседу о том, как «этот» опозорил всю нашу семью. Он тоже по нему скучал. Знаете, мне тоже было как-то не по себе, чего-то привычного не хватало, дышалось по другому, ходилось по другому, словно камень с души упал, стало легко. Единственная кто не проявил никаких эмоций – Эмили. Она, похоже, ничего не заметила, а ведь любимый братик Алек всегда стоял у неё на первом месте. Но я был полностью солидарен с её поведением, Ал бросил всю семь, обворовал в добавок, но мама всё равно плакала. Я стал задумываться, а что было, если бы ушёл я? Стали бы они так же убиваться? Не знаю, не могу дать точного ответа. В новом доме всё напоминало об Але, сахарная крыша, изобилие цветов, всё было связано с теми временами, когда он был здесь. Однажды мама сказала: «Этот дом не принёс нам счастья, наверное, нужно вернуться на РюСтерлинг». Но на РюСтерлинг мы не вернулись. Отец купил новый дом, в два раза меньше, но кардинально отличающийся от старого. В нём жила душа и это я почувствовал сразу, стоило мне только переступить порог. От него не несло запахом акаций, альпийские горки не были натыканы в каждом углу, но я полюбил этот домик всем сердцем. И все полюбили. Теперь мы каждые выходные ездили на озеро, даже папа, который никогда в руки не брал мяч, играл с нами в волейбол. Жизнь пошла своим чередом.
Так однажды возвращавшись с подобной прогулки, я увидел Керри на другой стороне улицы. Я не видел её уже несколько недель, и что таить, не искал встреч. Кэролайн заметила меня отчего сердце прилипло к рёбрам, она мило улыбнулась и уверенной походкой направилась ко мне.