Кейтлин считала, сортируя и откладывая. Она оглядывалась назад и видела болото, спокойное, темно-зеленое, набросившее тонкий слой мха и трав. Оно касалось её ног, тяжелое, плотное и вело себя, как море во время прилива. Дочери играли снаружи, дома пахло гнилыми фруктами и едва-едва – засушенными и собранными в пучки травами.
У Лианны были глаза цвета тумана над лавой и капризное личико нарисованного ангелочка. Отец не давал ей сладкого, и она сердилась. Миссандея себя так не ведет, корил её Пол Фишер. Единокровная сестра сжимала губы в нитку, прятала гнев в бездне зрачков. Внутри неё дремал зверь, скованный верностью.
Еще одно отродье, подумала Миссандея устало, когда на свет появился Русе. Их общая мать вниманием обоих не удостоила, глаза её были затуманены, точно она утонула в своих мыслях, а волосы сделались водорослями, тянущимися к свету.
Кулинарный бизнес занимал Кейтлин больше прочего. Она ходила на вечеринки, устраиваемые в ресторане, и блистала там, привлекая инвесторов, словно мотыльков. Они смотрели в её спокойные прозрачные глаза и теряли голову.
Порой к ней присоединялась Роза. Она сделалась настоящей деловой леди, укротив свои пышные длинные волосы и сменив нежные краски на яркие. А ты вечна, как Акрополь, смеялась Роза, и Кейтлин улыбалась против воли. Странная у них выходила дружба, ведь прежде у неё не было человека настолько близкого.
Она возвращалась домой, туда, где Пол Фишер разыгрывал наседку рядом с сыном и сбегала обратно к Розе, чьи глаза начинали сиять при одном её присутствии. Девочка моя, думала о ней Кейтлин. Глаза у Розы были – трава подо льдом.
И родилась Оленна, неотличимая от старших своих сестер и брата. Роза говорила: Боже, ты мать-героиня, Кейтлин. Вовсе нет, качала головой та. Я инкубатор, продолжала Кейтлин мысленно, бесстрастно констатируя факт, детородная машина без срока годности. Я ничто, подумалось ей однажды, и она удивилась не-своей горечи, прорвавшейся сквозь броню.
Кейтлин вновь стала проводить часы на пляже. Она садилась на песок, обхватив колени, и смотрела на солнце, утопавшее в море, точно краска в галлоне растворителя, на волны, по-прежнему рвущиеся к берегу. Сумеречная синева прятала усталость, илом взметнувшуюся со дна её зрачков.
Однажды вспомнилась Аланнис, покинутый птенец, выросший в хищную птицу. Слова её, которые предпочла забыть. Защита отцовского компьютера поддалась легко, и Кейтлин цепенела, читая открывшееся ей. Ровные строчки, беспощадные факты. Теперь она знала, что стало с каждым из её детей, кто и как послужил нестареющему их создателю. Кто поплатился.
Вскоре она родила Манса, шестого своего ребенка. Шестидесятого. Довольно, сказала себе Кейтлин, передавая младенца. Знание о том, что делали её дети по приказу Пола Фишера, не уходило, а укоренилось в мозгу, проросло в нем. Она слишком долго прожила с людьми, чтобы не спросить себя: как я потратила свою жизнь?
И улыбнулась с юной нежностью, когда-то пленившей Иммануила Джанга, в день своего превращения в делового партнера Розы. Удивительный карьерный рост, смеялась подруга, взгляд её был лукавым.
Бедная моя Кейтлин, шептала она потом, когда все рухнуло или наоборот возродилось, вырвавшись из разрушенной старой темнице. Когда скованная клятвой не убивать своими руками, верховная Светлая колдунья Аланнис Фишер обратилась к единственной, кто мог ей помочь. Она явилась, точно грозный ангел Господень с карающим мечом в руке.
- Кассана, - назвала её Кейтлин. Миссандея закричала, попытавшись помешать ей, рухнула на землю и больше не поднималась.
В топазовых глазах Кассаны было мрачное торжество. В ладони её затеплилось пламя, голубая призрачная пригоршня, светом своим делавшее строже лицо.
- Пол Фишер, - сказала Кассана. Голос её был – поступь конницы, грохот пушек, звон стали, терзающей сталь.
Она подняла руку, и вспышка, ярче сверхновой, затопила дом.
Эпилог
Сахарно-белый песок, и соль на языке, и солнце целует обнаженную шею – все уже когда-то было, много лет назад, слившихся в века, испарившихся водой в жаркий летний день. Волны синие, точно жидкий сапфир, обнимали землю, и та стонала без их ласки. Кейтлин строила замок: тонкие высокие каблуки её тонули в песке, короткие волосы разметал по своему вкусу ветер.
К дому подъехал автомобиль; Роза Симпсон вышла из него, досадуя на жару.
- Пора, - сказала она, приблизившись к Кейтлин.
Та выпрямилась, бросая совочек, принадлежавший еще… О небо, чей он был? И не вспомнить теперь.
Она поднялась, отряхивая короткое свое платье; замок возвышался позади неё, жертва, волнам дарованная.
- Поехали, - проговорила Кейтлин с улыбкой, и Роза потянулась к ней, раскрасневшаяся, счастливая; девочка, а не деловая дама, больше нет.
Они уехали, а ночью синее гневное море, венчанное пеной, поглотило замок, уничтожив все следы его на земле. И была гроза: молния ударила в дерево, пламя вспыхнуло, свободное и беспощадное. Дом сгорел быстро, не осталось и почерневшего остова. Ничего не осталось.
… Кроме тех, что выжили. Тела их таят в себе тайну силы и молодости, а глаза спокойные и прозрачные. Небо отражается в них.