Ян не знал, что и думать. Он не сомневался в искренности слов Д‘Этойля, рыцарь производил впечатление разумного и благородного человека, но ведь он мог заблуждаться. Разве не является смерть необратимой? Разве возможно вернуть человека из-за грани небытия? Все эти истины он усвоил с самого детства и никогда не подвергал их сомнению. Рациональная часть сознания твердила Яну, что не стоит обольщаться, не следует допускать бесплодные надежды, которые принесут лишь разочарование и новую боль. Но другая часть его существа жадно уцепилась за эту призрачную возможность, хваталась за соломинку, ненадежную и непрочную. Пусть боль, пусть разочарование, но вдруг это правда, вдруг это возможно?
- Как? – только и сумел выдохнуть юноша, с трудом справляясь с бешеным сердцебиением.
- Для того чтобы ты понял, мне необходимо зайти издалека, - ответил Ролан, - Рассказать об устройстве нашего мира и его истории. Наберись терпения, мальчик, и выслушай меня внимательно.
Когда-то давно, в незапамятные времена, наш мир Эладор состоял из единого материка. Всем сущим правили великий Бог Рейвен и его возлюбленная и супруга Богиня Астарта. Их правление было милостивым и мудрым, все живущие процветали, в мире царили добро и справедливость, и не было распрей и раздоров. Тучные стада плодились и размножались, земля давала по три урожая в год. Это время называют Золотым Веком. Но потом все изменилось: по неизвестным для смертных причинам Боги рассорились, и началась их вражда. Рейвен и Астарта собирали под свои знамена огромные армии, которые сходились в жестоких битвах на полях брани. Поля и пастбища опустели, и вместо ржи и пшеницы пашни были усеяны костями погибших в боях воинов. И длилась эта распря очень долго, не одно поколение успело побывать в сражениях. Это время называется войной Ворона и Змеи, потому что на плече Рейвена сидит черный ворон с белым пером, а левую руку Астарты, от запястья до плеча, обвивает лазоревая змея.
Но никто из Богов не мог взять верх, потому что их могущество было одинаково велико.
Тогда Рейвен спустился к самому центру земли, и там огненные элементали выковали для него из расплавленной магмы величайший артефакт, обладающий невероятной мощью – Чашу Огня. Рейвен несказанно обрадовался этому и был уверен, что теперь-то Астарта признает его главенство и склонит перед ним колени. Но Богиня поднялась на вершину самой высокой горы, которая доставала до самого неба, и там воздушные элементали выковали для нее из ветров Чашу Льда, такой же могущественнейший артефакт, как и у Рейвена.
Боги сошлись в смертельной схватке, Рейвен выпустил из чаши волну огня, уже заранее торжествуя победу. Но Астарта послала в ответ ледяную стрелу. Лед и пламень столкнулись, и мир содрогнулся.
Земля дрожала, как в предсмертных конвульсиях, гранитные горы крошились и плавились, моря испарялись, а на их месте воздвигались новые горы. Океан бушевал, низвергая на берег огромные волны, смывающие все живое, леса умирали от пожаров, и даже солнечные лучи не могли пробиться сквозь тучи дыма и пепла. И не было в Эладоре безопасного места, и множество людей и животных погибло в том страшном катаклизме. Материк раскололся на два континента, которые сейчас называются Викония и Лирий.
Глядя на корчащийся в агонии мир, Рейвен и Астарта заключили перемирие, поняв, что если они не остановятся, то править будет просто некем. Рейвен воцарился в Лирии, а Астарта простерла свое милостивое влияние над Виконией. В знак доброй воли Боги обменялись Чашами. Они не могли пользоваться артефактами друг друга и, таким образом, они пытались избежать искушения использовать их вновь.
С тех пор прошло уже много столетий, и до сих пор Чаша Огня хранится в Виконии, а Чаша Льда спрятана где-то в Лирии. Правда, в последнее время равновесие очень хрупко и непрочно, поговаривают, что в Лирии собираются войска, но пока это все лишь на уровне слухов.
- Зачем ты рассказываешь мне все это? – нетерпеливо спросил Ян, - Я не герой и не собираюсь сражаться со вселенским злом. Я простой человек и меня волнуют простые земные интересы. Ты сказал, что можно вернуть Любаву, только это важно для меня. Скажи же, как это можно сделать?
- Я понимаю твое волнение, мальчик, - спокойно ответил паладин, - Но я не просто так занимаю твое внимание. Все, что я рассказал тебе, очень важно. Все дело в Чашах. Кроме того, что они являются сильнейшим оружием, они имеют другое значение и наделены иными возможностями. Чаша Огня символизирует все материальное, является квинтэссенцией плоти этого мира. Чаша же Льда является символом всего эфирного и олицетворяет духовное содержание всего сущего. Так вот, если осенить умершего Чашей Огня, то его дух вновь облечется телесной оболочкой, а стоит лишь провести над его головой Чашей Льда, как его тело наполнится душой. Человек оживет и будет таким же, как и прежде, сохранив свою личность и память. Правда, для осуществления этого тебе нужно сделать совсем немного: отыскать и добыть Чаши, найти вход в Мрачные Чертоги и суметь вернуться оттуда живым.
Ян вскочил с кровати, не обратив внимания на иронию в последних словах Ролана, и в волнении расхаживал по комнате, забыв, что он лишь в одном нижнем белье.
- Нельзя мешкать ни минуты, - горячо воскликнул он, - Дай мне меч, паладин, и расскажи все, что ты знаешь о местонахождении Чаш. Я должен немедленно отправиться в путь.
- Не горячись, юноша, - рыцарь даже не сдвинулся с места, - Я не зря спрашивал тебя о мести. В Мрачных Чертогах обитает Пожиратель, он питается заблудшими душами, погрязшими в злобе и пороке. Миновать его может только человек с чистой душой, не омраченной ненавистью и злобой. Ты еще не готов, Ян.
- Кто же определит мою готовность? – с вызовом спросил юноша, - Кто будет мне судьей? Ты? А что, если я обману тебя?
- Смири свою гордыню, мальчик, - сурово ответил Д‘Этойль, - Меня обмануть непросто, но возможно. Но не я буду твоим судьей. Это место не просто так называется Рощей Каприкорна, он и в самом деле обитает здесь. Никто не знает его истинной сущности, но считается, что он так же стар, как сама Вселенная. Он был всегда, задолго до рождения Богов, ибо даже Боги смертны, а Каприкорн вечен, как мир. Он беспристрастен и не вмешивается в мирские дела, и каковы его цели, смертным не известно. Редко кому удается увидеть его, лишь людям, очистившим свою душу, он показывается ненадолго. Я прожил здесь более 15-ти лет и видел его лишь однажды.
- У меня нет 15-ти лет, паладин, - все так же вызывающе воскликнул Ян, - Моя любимая томится в Царстве мертвых. О своей душе я позабочусь позже. Может быть.
- Самая главная битва - не на поле брани, - торжественно произнес Ролан, - И проходит она не с мечом в руке. Самое важное сражение идет в душе, оно вечно, пока существует человечество, оно происходит и ныне, и присно, и во веки веков. Ты свою битву еще не выиграл, Ян. Но я не держу тебя, ты волен идти. Каждый сам выбирает свой путь.
Ян остался. Слова Д‘Этойля запали ему в душу, и он часто размышлял над сказанным. Ролан стал обучать юношу искусству боя на мечах. Ян с азартом взялся за дело, мечтая изучить связки и удары, но рыцарь заставлял его часами стоять на одной ноге, согнув в колене другую и держа меч над головой в вытянутых руках, заявляя, что необходимо овладеть балансом. Вначале Яну удавалось продержаться всего несколько секунд. Он злился, считая все это бесполезной тратой времени, но постепенно он научился стоять в этой позе так долго, как хотел, с удивлением ощущая, что его тело становится послушно мысленным приказам, оно превращалось в инструмент, в смертельно-опасное оружие.
Паладин был слеп, но научился обходиться без помощи глаз. Он и Яна учил этому, заставляя его слиться с окружающим пространством, почувствовать его, стать единым с полом под ногами, с мечом, как будто это продолжение руки, с врагами, которые могут окружить его. Он завязывал парню глаза и стремительно атаковал его со всех сторон, понуждая Яна не просто отражать удары, но и предвосхищать их.
- У тебя должна появиться дополнительная пара глаз на затылке, - говорил он.
У Яна долго ничего не получалось, он суматошно вертелся на месте, бессмысленно размахивая мечом, от которого Ролан с легкостью уклонялся. Но постепенно, каким-то непонятным для него образом, к нему пришло чутье, и он почти безошибочно угадывал направление ударов, ориентируясь по малейшим звукам, по изменившемуся дыханию противника, и по другим почти незаметным признакам, которые его мозг научился воспринимать и анализировать.
Первое время юноша ходил весь в синяках и ссадинах, оставленных учебным мечом Ролана. Все мышцы и связки ныли, потому что ему приходилось выворачивать свое тело под невероятным углом и на грани возможностей растягивать мышцы, почти разрывая их, чтобы отбить атаки Д‘Этойля. Но, как он ни старался, после выпадов Ролана у него добавлялись новые кровоподтеки, а у противника не было ни царапины.
- Ты убит два раза и трижды тяжело ранен, - бесстрастно говорил рыцарь.
Яну хотелось расплакаться от обиды, но он лишь упрямо стискивал зубы и продолжал тренировки. Впрочем, иногда учитель скупо хвалил его, отмечая его отличную реакцию и высокую скорость.
А еще Ролан учил Яна контролю над эмоциями, говоря, что в бою необходимо спокойствие. Он заставлял юношу вызывать в воображении пламя и сжигать в нем гнев, злость, волнение, пока его голова полностью не освободится от всех посторонних мыслей. Это упражнение оказалось не менее трудным. Мысли постоянно прокрадывались в голову, и это вызывало злость. Но Ян справился и с этим. В конце концов, наступил момент, когда для достижения спокойствия, ему больше не требовалось пламя, достаточно было послать мысленный приказ.
Ян проникся большим уважением и дружескими чувствами к Ролану, и старый рыцарь испытывал к нему симпатию. В перерывах между тренировками они много разговаривали. Д‘Этойль был высоко эрудированным человеком с обширными знаниями, и он восполнял пробелы в образовании нигде не учившегося Яна. Паладин рассказывал, что в конце войны Ворона и Змеи были созданы две военные школы. Храм Змей был основан приверженцами Астарты, в нем обучались юноши от 14-ти до 18-ти лет. Это было прогрессивное образовательное учреждение, где, кроме тактики и стратегии боя, учащимся прививались знания из области истории, теософии и космогонии. В противовес Храму была основана Башня Воронов. О ней мало, что было известно. Рыцарь знал лишь, что ее выпускников называли Птенцами Рейвена. Они предпочитали скрытный характер боя, нападая внезапно и стремительно, носили темную одежду, в бою закрывали нижнюю часть лица черной тканью, и на их плечах было клеймо в виде раскрытых вороновых крыльев. Ролан говорил, что Птенцы – это самые главные и самые опасные враги паладинов.
А еще они разговаривали о жизни, о душе, о добре и зле. Ян частенько с юношеским запалом спорил с Д‘Этойлем, скорее больше из упрямства, но, к своему удивлению, он ощущал, что вся злость и ненависть уходят из его души. Оказалось, что эти чувства неглубоко укоренились в нем. Они постепенно растворялись, и тот добрый открытый парнишка, каким Ян был раньше, возвращался.