[Седая]

Отчет 1.7

Я всегда считал оптимизм оптимальной в частности и самой правильной в общем жизненной позицией. Конечно, оптимизм у брюзги – дело невероятное, но как-то раньше я умел одну черту своего характера отделять от другой. Так и получилась моя вера в светлое будущее. Однако брюзга (и так называемый «закон подлости») все время хотел напомнить мне, что все хорошо быть просто не может. Я отмахивался, говорил, что достиг всего своим трудом и имею полное право на счастье без примести горести.
Как показала жизнь – я ошибался. За счастье недостаточно заплатить усилиями и бессонными ночами; оно взимает с нас плату в первую очередь слезами.
Я не склонен к философствованиям, самокопанию и прочей ерунде – пусть это как было, так и останется уделом неудачников и стерв. Но знаете, два вопроса из моей головы никак не выходят: почему это произошло и мог ли я это остановить?
***
Вскоре после рождения Клэр у Грэйс тоже намечался день рождения. Ей должно исполниться тридцать пять. Я долго думал, что ей подарить (на одежду она обиделась бы сто процентов), но не придумал. После совета с Эдельвейсом мы решили просто устроить домашний ужин вместо вечеринки и рассказать о том, почему мы так любим маму. Само же день рождения моей жены выпал на рабочий день, поэтому она быстро его отпраздновала (прямо в сорочке) и умчалась на работу.

А я все время, пока выходные, проводил с Клэр. Её большие глаза, казалось, стали еще больше – у Эда такого не было. Хотя, между ними и так огромное количество отличий – хотя бы потому, что от Клэр уже пахнет как от женщины. Может быть у меня разыгралось воображение, но отойти от нее уже не мог – кровинушка же моя.

Вечером Грэйс задержалась. Я понятия не имею, в чем дело, поэтому и спросил. Жена чему-то очень разозлилась, накричала на меня.

Надо было спросить, в чем дело. Надо было, но я поступил как всегда. Я оставил ее разбираться со своими проблемами самостоятельно. Это стало понятно позднее, когда Грэйс начала относиться к Клэр с показательным презрением. И делами Эделя она больше не интересовалась. Только читала целыми днями.

Потом она начала чахнуть. В буквальном смысле – она ни с кем не разговаривала, была мрачнее тучи, взяла отпуск за свой счет и спала. Постоянно.

Я старался ухаживать за ней, как мог – приносил еду в постель, относил на кровать, если она засыпала на диване и взял все домашние заботы на себя. Помогал Эделю с домашним заданием:

Не отходил от кроватки Клэр:

И даже мыл посуду. Грэйс же лучше не становилось и она начала падать в обмороки.

- Грэйс, что с тобой? После дня рождения ты сама не своя.
- А ты что, только заметил?
- Я заметил давно, но не хотел беспокоить…
- То есть, беспокоиться? Тебе не хотелось тревожить свои драгоценные нервишки?
- О чем ты! Я пытался всячески помочь…
- Может, ты и забеременел за меня?
Мы замолчали. Точно. Ведь тогда мы… ну, планировали завести еще одного ребенка. И старались изо всех сил. Поэтому…
- Так ты беременна?! Почему не сказала?
- Потому что ты идиот, Фердинанд! Я не беременна. И никогда уже не смогу этого сделать.

- Я в тот день была у врача. Он сказал, что последние роды порвали матку и я больше родить не смогу. Никогда.
- И поэтому ты расстроилась?
- А что мне было делать? Веселиться?
- Но это же не повод изводить себя до обмороков. У тебя есть двое замечательных детей, и я люблю тебя и не брошу!
- Как ты не понимаешь? Бесплодная женщина уже бесполезна. Я так хотела…
Она замолкла.
- Что? Давай уже, откровенничай.
- Я хотела сына, - после паузы сказала она. – А эта чертовка все испортила! Родилась непонятно зачем и непонятно как! И больше у меня не будет сына… никогда.

У меня существовал стереотип «любящей матери». Ну, я уже говорил о нем – каждая мать любит каждое дитя. Мужчины мне казались в этом плане более свободными. Как оказалось, я ошибался. Грэйс настолько ненавидела свою дочь, которая родилась вместо ожидаемого сына, что заболела. Я думаю, что эта внезапная болезнь связана именно с ненавистью к Клэр, а не с любовью к не родившемуся сыну. Боги никого не наказывают за любовь. А вот за эгоизм – легко.

В тот вечер мы серьезно поругались.

Я не видел Грэйс неделю. Где она пропадала – я не имел понятия, но потом она все-таки пришла.
Я сначала не поверил, что это она. Где моя милая скромная Грэйс?

Потом был очередной скандал.

Отвлекла нас Клэр своим криком из детской. Я отправил Грэйс к кроватке, что бы хоть как-то пробудить в ней материнские чувства. Однако эффекта не было - она посмотрела на плачущего ребенка и ни одна мышца ее лица не напряглась.

- Феллет, тут твоя дочь орет. Успокой ее, я в бар.
Я не поверил своим ушам. Нет, это не Грэйс, это просто не может быть она.
- Клэр, как думаешь, что с мамочкой? Почему она… такая?

Грэйс, как я узнал из десятых рук, уволилась, и теперь отрывается в барах каждую ночь. Я чувствовал себя брошенным отцом-одиночкой: она где-то там прохлаждается, забыв, что ее дочери сегодня исполняется год

.

Уж не знаю, чем Грэйс занималась

в своем баре, но я прекрасно знаю, чем занимался я – дочерью и сыном. У Эдельвейса какая-то новая потребность – спать в моей кровати, и чтобы я читал ему сказки. Конечно, я не могу отказать – ребенок ведь.

На обучение Клэр времени пока не было, но поскольку дочка у меня предпочитает одиночество, она спокойно нашла себе занятие и играла в кубики.

- Привет, рогалик!
- Фелипе? Что за звонок в такую темень? И что за рогалик?
- Я не буду тебя мучить – ты этого не заслужил. И ведь наверняка ничего не знаешь о том, о чем судачит весь город.
- Я не интересуюсь сплетнями…
- Даже если они касаются непосредственно тебя?
- Слушаю.
- Знаешь, чем рогалик отличается от других булочек и плюшек? У него есть рога, - тон в трубке вдруг стал серьезным. – Ты только там сразу не вешайся, ладно?
- Я еще на твоей могиле позлорадствую, - раздраженно рявкнул я и бросил трубку.
Просто отлично.

Когда женщина изменяет мужчине – это нормально. Несмотря на всю аморальность поступка, это нормально. Ведь это остается только на совести женщины и не выносится на всеобщее обозрение. Когда женщина изменяет и рассказывает мужчине – это высокомерно и низменно одновременно. Ни одна женщина не имеет права таким способом требовать внимания. Если женщина изменяет на глазах у соседей, но мужчина узнает об этом не от неё, а от этих соседей – женщина хочет развода. Публичного, громкого развода с разделом имущества и другими грязными приложениями. Если женщина этого хочет – мужчине нет смысла ее удерживать.

Немного покричав друг на друга, чтобы выплеснуть эмоции, я предложил ей сесть и все обсудить.
- Зачем нужно было устраивать это представление? Ты о детях подумала? Так бы развелись по-тихому и…
- Во-первых, у меня один ребенок. И я заберу его с собой. Оставайся с этой соплячкой, если не хочешь меня задерживать.
- Я дам тебе развод, но из дома не выгоняю. Захочешь – уходи, но одна. Эд не пойдет за тобой, ведь он уже все знает от друзей. А ты знаешь, как дети жестоки?

- Мне плевать. Этот дом давит на меня с самого переселения. И да, Фер, я никогда тебя не любила.
- А я любил тебя. Ту, прежнюю, до сих пор люблю. И жду ее возвращения.
- Ты сентиментален. И глуп.

- Подумай еще раз.

- Прощай, Феллет!

Я думал, что мы доживем до старости вместе.
***
- А как же папа?
- Фердинанд и Клэр остаются тут.
- Нет. Я останусь с папой и сестренкой.

- Ты тупица! Ты бросаешь мать?!

- По-моему, это ты всех бросаешь… нет?
***
- Как ты посмела кричать на Эделя? Кто тебе позволил поднимать на него голос?!
- Он сам орал на меня..!
- Не оправдывайся! Я говорил тебе, что ты можешь оставаться здесь. Я беру свои слова назад – надеюсь, что когда мы завтра проснемся – тебя тут не будет.

Когда родители расходятся – детям больно. Им настолько больно, что они пытаются сделать все, чтобы все вернулось на круги своя. Мне повезло – Клэр еще слишком маленькая и даже не умеет говорить, а Эдельвейс уже настолько взрослый, что сам утешал меня. Я так старался забыть о произошедшем и жить своими детьми, помочь им справиться с болью, что не подумал о себе. Когда я осознал все то отчаяние, что тяжким грузом свалилось на меня в одночасье от потери любимого человека, я чуть было не сошел с ума. Чуть. Меня спасли Эдель и Клэр.

Клэр подрастала и требовала внимания – мне приходилось учить ее всему. Я взял отпуск и посвятил себя любимой дочери.

Эдель же помогал добрым словом и работой по дому. Не знаю, кто научил его так поддерживать людей, но мне после одной его улыбки светло и радостно.

Что делала Грэйс? Она прихватила приличную сумму денег из нашего тайника и укатила на машине, что подарил ей новый ухажер.

Жизнь продолжается, да? Пусть у меня отняли руку – вторая же все равно есть.

Послесловие от автора

Я очень-очень-очень-очень извиняюсь за этот отчет.
Но все-таки, они сами начали!! Грэйс не забеременела, как было запланировано, переживала кризис среднего возраста и сама начала со всеми ругаться. Я просто разыграла все это по-своему.
Работа над отчетом была очень трудной. Хотя бы потому, что трагедии я представляю очень своеобразно и еще своеобразнее передаю их на бумагу. Поэтому убедительная, огромная просьба – прокомментируйте стиль написания. Ну, или хотя бы черкните: прониклись или нет. Мне же нужно совершенствоваться.
Следующий отчет обещаю сделать веселым. Кстати о будущем – у вашего покорного слуги каникулы кончились и время отныне жутко ограничено. Поэтому отчеты будут появляться примерно раз в неделю. Пожалуйста, уважаемые читатели, не забывайте Феллетов, ведь мы вас очень любим

Техничка