[pike]

"Враг - это всякий, кто стремится убить тебя, неважно на чьей он стороне ...
Если принял решение , пусть отныне не дрогнет рука"

Из записей Эльгара Хальмского.

В пустом желудке громко заурчало.
Несмотря на то, что округа буквально кишела жизнью, ему решительно не везло. За весь вчерашний день удалось поймать и съесть только пару лягушек да разрыть несколько мышиных гнёзд, но разве это еда?..
Приобретённый с годами опыт подсказывал, что на окраине леса, среди низкорослого кустарника, он сможет найти гнёзда птиц и поживиться яйцами или только что вылупившимися птенцами. А если уж очень повезёт, то там же можно наткнуться на недавно рождённого оленёнка.
Времена, когда он мог добыть себе на обед взрослого оленя, давно прошли.
Теперь рогачи, осторожные и быстроногие, убегали задолго до того, как он мог их увидеть своими подслеповатыми глазами, и оставался только острый, дурманящий аромат ускользнувшей добычи, заставляющий его негодующе реветь, жалуясь на голод и очередную неудачу.

До осеннего урожая шишек, желудей и грибов было ещё ох как далеко, и бескормица лесной глуши выгнала старого медведя к окраине леса.
Он совсем не боялся зайти на чужую территорию, ибо не ослабшее с годами чутьё подсказывало ему, что изо всей медвежьей братии, обитающей в этом лесу, равных ему по силе, мощи и жизненному опыту просто нет.
Он уверенно шёл к опушке, с презрением уничтожая территориальные метки, оставленные другими медведями, и делал свои.
Он тёрся о мощные стволы сосен и могучими когтями сдирал с них кору, чтобы те, другие, знали: пришёл истинный хозяин леса.
Ещё вчера он учуял тропу двуногих и, судя по запаху, они очень часто пользовались ею. По опыту он знал, что двуногие при всей своей внешней ничтожности могут быть очень опасны, но тот же жизненный опыт подсказывал, что там, где они обитают можно найти еду.
Поэтому, выйдя к этой тропе ещё вчера вечером, зверь, несмотря на мучивший его голод, заночевал в густых придорожных зарослях на самой границе леса и открытых луговых пространств.
Тишина ночи для матёрого хищника полна звуков и запахов.
Принюхиваясь и прислушиваясь, он понял, что выбрал очень удачное место, и к рассвету уже знал, что слева от него находится большое поселение двуногих, а терпкий, тёплый запах стойла сулил лёгкую добычу в виде глупой овцы или неповоротливой коровы.
За годы долгой и беспокойной жизни медведю уже много раз доводилось брать с двуногих дань в виде красного мяса домашней скотины. И уже не раз он с придирчивостью гурмана выбирал себе самую жирную овцу или корову в проходящих мимо его засады стадах.
Среди медвежьего племени засады редкость, но он был стар и многоопытен, он никогда не лез на рожон, как подчас делали другие медведи, безрассудно пытаясь вломиться в хлев, чтобы добраться до домашней скотины.
После каждой удачной засады он всегда менял позицию, ибо знал, что двуногие не останутся в долгу и постараются найти его, чтобы рассчитаться за убитую скотину.
Чутьё подсказало ему, что именно по этой тропе двуногие ежедневно выгоняют свои стада на луговые просторы, - и это сулило лёгкую добычу.
В животе вновь заурчало.
Издав недовольное ворчание, медведь прислушался.
До его слуха донёсся еле слышный топот.
Что-то живое двигалось в его сторону по тропе. Зверь поднял массивную голову и принюхался. Чутьё и слух красноречиво подсказали, что в его сторону неторопливо движется одно из тех существ, на которых ездят двуногие.
Но в следующую секунду медведь насторожился: к манящему конскому аромату, сулившему сытную добычу, примешивался и запах двуногого-самки.
Медведь утробно заворчал.
Отказываться от законной добычи он не собирался, самка была одна, а нестерпимый голод притуплял осторожность.
Но что-то шло не так…
Конский топот затих.
Поднявшись с места своей ночной лёжки, старый медведь ждал.



Буквально осязаемое чувство близкой опасности заставило Милу натянуть поводья и остановить коня.
Внимательно вглядываясь в придорожные заросли, она очень ясно ощущала, что там, возле самого выезда из леса, её подстерегает что-то угрожающее.
Моментально подавив естественное желание пришпорить Нордика и стремительно промчаться мимо опасного места, Мила прислушалась.
Было ещё недостаточно светло, чтобы полагаться на зрение – рассмотреть что-либо в погруженном в предрассветный сумрак пологе леса было просто невозможно. Поэтому она рассчитывала только на слух и свои ментальные ощущения.
Там, в придорожных зарослях, её поджидало нечто живое, очень голодное, и оно явно охотилось если не на саму Милу, то на её коня.
Проблема была в том, что Мила не знала, кто это.
Стараясь не шуметь, она легко соскочила с седла, вытащила из ножен меч и, оттолкнув морду потянувшегося было к ней Нордика, медленно и осторожно двинулась в сторону опасного места.
С каждым шагом ощущение опасности нарастало, но вместе с тем росла и уверенность, что зарослях затаилась живая тварь.
Это несколько упрощало ситуацию.
Обмануть нежить невозможно, кого-то живого – легче.
Любая, даже самая лютая и отважная живая тварь, если только она не бешеная, подчинена несокрушимому инстинкту самосохранения, значит, любую живую тварь можно испугать.
Перехватив рукоять катаны так, чтобы моментально нанести встречный удар, Мила сконцентрировалась на создании ментального тела.



Слегка обескураженный тем, что добыча, вроде как уверенно приближавшаяся к нему, вдруг остановилась, медведь прислушался.
Чуткий слух не подвёл его и в этот раз.
Он отчётливо различал осторожные шаги самки двуногого: она медленно приближалась к его засаде. Но медведя обескураживало то, что он не чувствовал в ней страха.
Это было непривычно и вызывало смутное беспокойство.
Оттолкнувшись от земли передними лапами, медведь встал во весь свой огромный рост и с рёвом двинулся навстречу двуногой самке, желая подмять её под себя, изодрать огромными когтями и переломать все кости, но тут произошло то, что окончательно сбило его с толку.
Неожиданно в нос медведя ударил отвратительный запах вульверина, тяжелый и резкий.
Медведь на миг замер, пытаясь своими подслеповатыми глазами рассмотреть неожиданно возникшего у него на пути соперника.
Буквально в двух шагах от себя он увидел могучую, изготовившуюся к прыжку тварь.
Стоя на задних лапах, старый медведь отважно приготовился к смертельной битве. Шансов выстоять и выжить в схватке с таким могучим и ловким соперником у него не было.
Но и вульверин не спешил нападать первым, давая таким образом понять, что будет не против, если косолапый отступит без драки.
Будь медведь моложе и безрассуднее, вряд ли спасовал бы даже перед вульверином и, скорее всего, погиб в этой драке, а в случае победы всё равно был бы искалечен и в итоге издох от голода, но он был стар и мудр, а посему, благоразумно понимая, что будет лучше отступить и остаться целым, негодующе заревел и попятился.
Угрожающе рыча и припадая к земле, словно перед прыжком, но при этом соблюдая должную дистанцию, вульверин сделал несколько шагов вперёд.
Старый медведь опустился на все четыре лапы и, ломая кусты, очертя голову бросился прочь, в сторону лесной чащи.

* * * * *

Облегчённо вздохнув, Мила расслабилась. Фокус с созданием ментального образа удался на славу.
Вернув в ножны так и не пригодившийся ей меч, она тихо свистнула, подзывая к себе коня. Нордик, чувствующий медведя, сильно волновался, но тем не менее подчинился, повинуясь зову хозяйки.
Вскочив в седло, Мила прислушалась к удаляющемуся в чащу леса жалобному рёву и треску веток. Удовлетворённо улыбнувшись, она тронула беспокойно храпящего коня.
Дальнейший путь вплоть до самого Амитса Мила преодолела без каких-либо серьёзных приключений, но чем ближе подъезжала к городу, тем больше росло её беспокойство.
Трижды она встречала на дороге гружёные скарбом повозки, двигавшиеся в сторону земель её клана.
Сопровождавшие их верховые угрюмо посматривали на странную рыжеволосую женщину, вздумавшую пуститься в дальнее путешествие в одиночку.
Сидевшие на возах старики и женщины, щурясь от яркого солнца, провожали её долгими взглядами, и Мила видела в их глазах неподдельное беспокойство, а порой и испуг.
Кроме стариков, женщин и угрюмых мужчин тут были и дети различных возрастов, и всех их объединяло одно: они принадлежали к расе эльфов.
Мила дважды пыталась заговорить с беженцами, но, видя, что она сид, те отвечали лишь угрюмым молчанием. При её приближении дети испуганно жались к матерям, а мужчины, хмуря брови и играя желваками скул, испепеляли её ненавидящими взглядами.
Какой-то мальчишка-эльф, до этого с унылым видом бредший за телегой, быстро нагнулся, поднял с дороги камень и швырнул его в сторону Милы. В ответ она лишь покачала головой.
Понимая, что им и так пришлось несладко, она оставила попытки выведать, что заставило их бросить свои дома и фермы и, погрузив на телеги только самое необходимое, отправиться в чужие земли в надежде обрести там относительный покой.

И всё же, невзирая на откровенную враждебность со стороны беженцев, Мила посчитала своим долгом предупредить их о возможной встрече с огромным медведем.
Ответной благодарности она не ждала (впрочем, её никто и не выказал), но прекрасно понимала, что медведь - меньшее из зол, пережитых этими несчастными.

То, что в землях Нан-Марог не всё ладно, Мила знала давно. Барон по каким-то ведомым только ему одному причинам питал неприязнь к народу эльфов и всячески стремился ущемить их права, издавая странные, а подчас и вовсе неподдающиеся пониманию законы.
Например, в землях клана Нан-Марог эльфам запрещалось заниматься ювелирным производством, ткачеством, врачеванием или охотой. Тех, кто так или иначе нарушал эти законы, ждало самое жестокое наказание, начиная от заточения в казематах и заканчивая смертной казнью.

Также на землях барона пусть и не столь явно, но всё же ощутимо не приветствовался культ Праматери. Впрочем, Мила знала, что антагонистский культ Кухулина процветает не только в землях барона, но и в некоторых королевствах Сидонии, и, в общем-то, все они так или иначе являлись потенциальными врагами ордена Праматери и постоянными оппозиционерами в сенате Сидонии.
Многое Мила знала по докладам своих ассасинов, но теперь она смогла увидеть всё собственными глазами, и эти встреченные ею на дороге обозы с беженцами более чем красноречиво подтверждали слова Хелены, что в скором времени в Сидонии разразится большая кровопролитная война.
Рано или поздно этот нарыв должен лопнуть, это Мила прекрасно знала и без пророчеств белокурой ведуньи.
Достаточно пару раз поприсутствовать на заседаниях сената, чтобы понять, сколь враждебно относятся главы некоторых кланов к укреплению влияния ордена Праматери, а также возможной перспективе восстановления императорского дома.

Лакои, Нарзес - всё это только цветочки. Урожай скоро созреет, и жатва будет более чем кровавой.
Теперь Мила поняла, почему, отправляя её в земли северных эльфов для встречи с Лилит, Сандра велела ей воспользоваться порталом, расположенным в Амитсе.
Преподобная хотела, чтобы Мила воочию смогла увидеть и оценить всё происходящее в землях одного из враждующих с Вересковыми Пустошами кланов.

Мила решила, что будет правильно немного сориентироваться в сложившейся в этих землях ситуации, прежде чем въехать в городок.
А посему, зная, что вокруг каждого мало-мальски солидного поселения, как правило, расположено несколько постоялых дворов и таверн, рассчитывала, что там обязательно найдутся любящие поболтать посетители, из которых при должной осторожности и внимании можно выудить необходимую ей информацию.
Проехав по дроге ещё лигу, Мила натянула поводья. Перед ней открылся весьма живописный вид на Амитс.



Это было довольно обширное поселение, гордо именовавшееся городом и во всех донесениях упоминавшееся как приграничная крепость.
К своему немалому удивлению Мила отметила, что никакими, даже самыми простенькими укреплениями тут и не пахло. Впрочем, в самой гуще черепичных крыш угадывались какие-то зубчатые башни небольшой крепостёнки, но они буквально тонули в толчее облепивших это древнее укрепление домов.
К тому же по странной прихоти строителей укрепления Амитс почему-то располагался в низине, а не на доминирующей высоте, как это было принято.
Любому доморощенному стратегу хватило бы ума, расставив на соседних с городом возвышенностях метательные машины, парой залпов расстрелять поселение бочками с зажигательной смесью.
Пожалуй, на этом история Амитса была бы завершена.
Придирчиво рассматривая раскинувшийся перед ней городок и его окрестности, Мила постаралась припомнить всё, что знала о Амитсе и его окрестностях.
Перед тем как отправиться в это путешествие, она несколько часов проторчала в библиотеке ордена, дотошно изучая энциклопедию и атлас Сидонии.
Население городка около трёх тысяч жителей. Небольшой гарнизон, в основном состоящий из горожан и по большей части выполняющий функции надзора за порядком в городе и его окрестностях.
Местная администрация состоит из ежегодно выбираемого совета и возглавляется пожизненно назначаемым городским головой.
В городе находится два портала, один полностью функционален, второй, очень древний и сбойный, уже давно бездействует, ибо неизвестно, куда может переместиться тот, кто вздумает им воспользоваться.
Сам же городок приобрёл известность благодаря производству прекрасного мёда, отменного воска и прополиса. Ежегодно в Амитсе проводятся ярмарки мёда.
«Ага! Вот почему городок находится в низине! - подумала Мила. - Пчёлы!»
На окружающих городок возвышенностях раскинулись цветущие луга.
Скорее всего, Амитс и возник благодаря добыче мёда на том месте, где некогда располагался посёлок пасечников, бондарей и воскогонов, а укрепление построили уже позже с таким расчётом, чтобы не трогать раскинувшиеся вокруг луга.
Как ни крути, а сиды народ аккуратный и бережливый, они не станут поганить то, что веками создавало их благополучие.
- Твою ж мать! Идиллия, только овечек с розовыми бантиками и пастушков с дудочками не хватает! - тихо произнесла Мила.

Мирный пейзаж никак не вязался с обозами беженцев, которые она встретила по дороге к этой пасторально-приторной местности.
Мила тронула коня, решив, что экскурсия по окрестным холмам будет нелишней. Едва она успела съехать с дороги, как грубый окрик заставил её вновь остановиться.



- Эй ты, рыжая! Далеко собралась?
Мила обернулась. Из придорожных кустов выбрался мужчина в лёгких кожаных доспехах городского пельта. Намётанным взглядом Мила приметила ещё троих притаившихся в кустах жандармов, при этом один целился в неё из арбалета.
- Я спрашиваю, далеко это ты собралась? - хриплым голосом повторил свой вопрос подошедший к ней жандарм.
- Ищу постоялый двор или таверну, чтобы передохнуть, - спокойным тоном, но придав голосу некую нотку удивления и растерянности, ответила Мила.
Надо признать, что это далось ей нелегко. Сознание того, что на неё направлен заряженный тяжелым болтом арбалет, ощущения комфорта явно не вызывало.
- В той стороне нет ни таверн, ни постоялых дворов, - всё так же грозно произнёс пельт. - Ну-ка, космы-то откинь! - скомандовал он.
- Чего откинуть? - откровенно не поняла Мила.
- Волосы, волосы откинь! Живо! Хочу посмотреть, не из ушастых ли ты, - грубо пояснил жандарм.
Мила не стала возражать и, откинув волосы, продемонстрировала бдительному стражу правопорядка своё ухо.

- Понятно. Куда путь держишь? - уже более миролюбиво поинтересовался мужчина.
- На север, - честно ответила Мила. - Мне нужен портал. Но хочу передохнуть тут денёк-другой и ищу какой-нибудь постоялый двор.
- Так ты из этих, ненормальных, из приключенцев, что ли? - вновь спросил жандарм, и Мила с облегчением заметила, что затаившийся в кустах стрелок опустил арбалет.
- Да. Моё ожерелье славы украшено уже двумя клыками гулей! - с лёгкой гордостью в голосе ответила Мила и потянулась к поясной сумке.

Отправляясь в подобные этой поездки, она всегда брала с собой "липовое" ожерелье славы.
Болтающиеся на нём два некрупных клыка гулей должны были убедить окружающих, что перед ними не очень удачливая, но весьма заносчивая искательница приключений и романтики странствий. Подобных личностей на просторах Сидонии было полным-полно, и на этом фоне для тех, кто не знал Милу, она выглядела такой же, как все.
Вообще эта задумка принадлежала Ленор, но Миле она очень понравилась.
Это был весьма тонкий ход, и, попробовав в одном из своих путешествий фокус с «липовым" ожерельем славы, Мила буквально сразу по достоинству оценила хитрую задумку. Создавался образ немного разбитной, слегка глуповатой, но компанейской дамочки, кичащейся своим худосочным ожерельем, что вызывало у матёрых приключенцев снисходительно-небрежное отношение к обладательнице этой реликвии, смазливой особе, возомнившей себя ровней им, истинным ценителям свободы и независимости.
По сути дела это был беспроигрышный вариант легенды: быть в Сидонии средненьким приключенцем значило только одно - ты никто.
Как выразилась Ленор, «этого добра в Сидонии, как собак нерезаных".
Вот и в этот раз ожерелье сработало.
Увидев его, жандарм с издёвкой усмехнулся и, посоветовав Миле никому больше не показывать это позорище, милостиво позволил ей продолжить путь в город и даже посоветовал остановиться в таверне "У Мариабели".
- Там неплохая жрачка, да и мужика, может, себе приглядишь! Только не вздумай там хвастаться своей побрякушкой, засмеют, - уже совсем по-отечески заключил он.
Но Миле было не суждено так легко отделаться от стражников. Из кустов кто-то громко свистнул.



- Красавица, а ты, часом, не из земель Вересковых Пустошей к нам пожаловала? - этот вопрос принадлежал второму стражу с нашивкой тирно-пельта на плече.
Вопрос не застал Милу врасплох, ибо был ею ожидаем. Она даже слегка удивилась, что её болтливый визави не задал его раньше.
- Только сегодня утром я выехала из "Городской кошки", - спокойно ответила она.
Десятник присвистнул:
- Ого, так ты была в Строкстауне?
Мила кивнула.
- И что там новенького? Жив ещё старик Пувальд?
«Ого, на понт берёт. Молодец!» - подумала Мила.
- Ты что-то путаешь, уважаемый. "Городской кошкой" владеет Семиральда, она одна из этих… ну, пришлых! - ответила Мила.
Её начинало утомлять затянувшееся рандеву с жандармами. - Сейчас там собралось много пришлых. Говорят, что в последнее время их становится всё больше и больше. Не далее как сегодня днём на этой дороге я своими глазами видела обозы с ушастыми. Они же мимо вас должны были проезжать, дорога-то одна…
- Вот и торчим, как придурки, целый день на жаре, смотрим, чтоб обратно не вернулись, - тихо проворчал первый жандарм.
Достав из седельной сумки флягу с водой, Мила протянула её стражу.
- Это верно, жарко.
Благодарно кивнув, тот жадно припал к горлышку, сделал несколько больших глотков и обтёр мокрые усы.
Между тем подошедший к ним десятник легонько похлопал Нордика по крупу. Присев на задние ноги, конь угрожающе клацнул зубами, захрапел и загарцевал, пятясь от незнакомца.
- Отличный конь. Но с норовом, - произнёс тирно-пельт, придирчиво рассматривая копыта Нордика. - Южанин?
- Да, подарок. Но больно уж норовистый, может и лягнуть! - ответила Мила. - Недавно отличился, здорово цапнул конюха на постоялом дворе.
- Так при "Городской кошке" нет конюшни! - прищурив глаз, произнёс десятник.
- А я сказала, что это было в "Городской кошке"? - ехидно спросила Мила. - Это было на прошлой неделе на постоялом дворе "Хмельная вдовушка"!
Десятник пристально взглянул на Милу.
- А-а! Знаю!.. - протянул он. - Там хозяйка… ну, как её? Ну, она из этих, из ушастых, белобрысая такая!
Мила отрицательно мотнула головой.
- Не из ушастых и не белобрысая она. Её зовут Плеяда, и она из сидов! Я там несколько дней жила.
- Отличный конь! – словно бы не слыша её ответа, задумчиво произнёс десятник. - Подарок, говоришь?
- Да ладно! Что ты привязался к девчонке? Едет себе и едет, нам-то что до этого? - сказал первый жандарм, возвращая Миле её флягу. - Девка из наших, ничего плохого тебе не сделала!

- Те тоже из наших! Да только ждут не дождутся, как бы тебе глотку перерезать! - раздраженно ответил десятник, кивнув головой в сторону дороги. - Подковы-то у коня видел? Эльфийской работы подковы, и кинжал у этой девки тоже эльфийский!
- А мы страсть как не любим ушастых? – с издёвкой в голосе отозвалась Мила. - Если кузнец хорош, то мне наплевать, кто он, эльф или сид!
- Как это наплевать?! - вскинулся десятник.
- Как-как? Да слюной! - уже не скрывая своего раздражения, огрызнулась Мила.
Пора было дать понять этим ребятам, что ей не нравится затянувшийся допрос. Окажись на её месте кто-то другой из приключенцев, он среагировал бы точно так же.
- Куда ни плюнь, везде эти ушастые! Ну ничего, барон теперь за них крепко взялся. Теперь разбегаются, как крысы, но клянусь задницей Кухулина, я бы всех их перевешал, как давеча тех, на рыночной площади! - оскалив крепкие зубы, с ненавистью прошипел десятник.
- Э-э-э! Ты бы за языком следил! - толкнул его первый жандарм.

- Да пошел ты! Ненавижу выродков! Везде суют свой нос! Придёшь к лекарю - эльф! Сунешься в лавку - опять там их поросячьи уши! И везде только и слышно: «Ах, Праматерь, ах, Праматерь! Праматерь - то! Праматерь - сё!» Жили в своей Эльфовой долине, никому не мешали, так нет же! Повылезали, расползлись по всей Сидонии и давай всех баламутить своими древними писаниями! «Все мы братья, все мы от одной Праматери!» А нечего нас учить! У нас своя жизнь, у них своя! Императора им подавай! И не братья они мне! Я сид! И братья мои - сиды! Не эльфы и не поганые орки, а сиды! Одно у них только хорошо, бабы все как на подбор - сладкие да ладные! - десятник так увлёкся своей злобной тирадой, что от нахлынувших на него эмоций в итоге замолчал и, безнадёжно махнув рукой, направился к зарослям придорожных кустов.
Первый жандарм посмотрел на Милу:
- Проезжай.
Наконец-то отвязавшись от бдительных стражей, Мила с величайшим облегчением вздохнула и продолжила свой путь.
- Да уж. Ну что, дружок, неладно в датском королевстве? - похлопав по шее Нордика, произнесла она. - Дела-то хреновые. Дрянь дела.
После разговора со словоохотливыми жандармами ей было по-настоящему тошно. Живописный Амитс уже не казался ей таким пасторально-мирным и спокойным.
Вспомнились телеги беженцев, наполненные ужасом глаза эльфийских детей, испуганно жавшихся к матерям, и тот мальчишка, бросивший в неё камень.
Вытащив из седельной сумки флягу с водой, она собралась было сделать несколько глотков, но вдруг передумала и, размахнувшись, с силой зашвырнула её в придорожную траву.
Она ни минуты не желала оставаться в Амитсе и поэтому, въехав в городок, у первого же попавшегося жителя спросила дорогу к порталу, который, как оказалось, находился рядом с рыночной площадью.



Проезжая по ней, Мила воочию смогла увидеть лицо сегодняшнего Амитса.
Прямо в центре рыночной площади напротив друг друга вздымались две виселицы. На перекладине одной из них висели тела пяти казнённых накануне эльфов, четырёх мужчин и женщины.
Лёгкие порывы жаркого, но не приносящего прохладной благодати ветра, слегка шевелили длинные белокурые волосы повешенной эльфийки.
Собравшаяся перед помостом второй виселицы небольшая толпа жителей внимала благообразному старцу, облачённому в одежды жреца культа Кухулина, вещавшему зычным голосом.

- Слушайте! Слушайте, жители благодатного Амитса! По приказу нашего доброго барона, прославленного господина Нан-Марог, да прославится его славное имя в памяти потомков, а также по приговору городского совета завтра в полдень состоится публичная казнь презренных преступников, крамольно нарушивших запрет, наложенный господином бароном. Да будет известно всем, что эльфийка Дарсия и эльф Маркус в сговоре со старшими представителями своих преступных семей позволили себе дерзость нарушить указ нашего доброго барона о правилах брака между эльфами, утверждённый городским советом, и в тайне от всех честных жителей славного Амитса, без позволения на то городского совета, совершили греховный ритуал бракосочетания! Посему городской совет постановил: Дарсия, дочь Танкрита и Эделинты, и Маркус, сын Итленгура и Равенты, а равно и их преступные родители, пополудни завтрашнего дня будут повешены на рыночной площади Амитса! Слушайте! Слушайте, жители благодатного Амитса...

Когда толпа зевак одобрительным гулом голосов поддержала этот чудовищный приговор, в душе Милы закипела мутная волна гнева.
Она легко могла бы в одиночку всего за пару-тройку минут порубить всех этих тупых выродков, но прекрасно понимала, что это ничего не изменит.




Казнь всё равно состоится, а кровавую резню на площади в итоге спишут на ни в чём не повинных эльфов, и в результате на них обрушатся ещё более чудовищные испытания.
Мила отвела взгляд и, соскочив с седла, взяла Нордика под уздцы.
Завтра тут опять будут вешать! И за что?! За то, что они любили друг друга? За то, что пожелали создать семью? За то, что старики сочетали своих детей законным браком по тысячелетиями устоявшимся эльфийским традициям? За это их повесят?!

Мила возненавидела этот поганый городок. Придёт день, и она сюда ещё вернётся. Но уже не для того, чтобы вот так, тайком, пробираться к порталу. Она придёт, чтобы рассчитаться за всё, и её возвращение в Амитс станет последним днём существования этого городка!
Она погладила морду верного Нордика.
- Мы вернёмся, дружок. Мы сюда ещё вернёмся! - прошептала она.
Так они вдвоём и вошли в портал - рыжеволосая женщина и её конь.

* * * Продолжение следует * * *

Мила.
Обои на рабочий стол.

* * * * *