Я сижу в автобусе, засунув наушники в уши. Radical Face – Welcome home, son. Стоит мне вспомнить название песни – и я в срочном порядке переключаю эту ерунду. На коленях тяжелая сумка, пара тетрадей, чтобы изрисовать все поля, а рядом – Юна, смотрящая куда-то сквозь портативного DVD, на которых стояли «Унесенные ветром». Стоит ей задеть меня, и я начинаю орать, чтобы она не смела меня трогать, а то я выйду к чертовой матери и поеду обратно в университет. Меня всегда бесило, как спокойно она все слушает, хмыкая и лишь крепче сжимая книгу или предмет, который она держала в руке.
…Все говорят, что мама хорошо сохранилась. Для меня же – ничего такого. Никто не видит на ее животе складки, никто не обращает внимания на ее углубившиеся носогубные складки и морщинки у глаз. Ее бесит, когда я всматриваюсь в ее рожу. Поэтому я делаю это как можно чаще.
Выходные дома.
Добрая-предобрая Юна, милая непорочная девочка, радость матери.
- Мамуль, мы подъезжаем. Совсем скоро будем. Выходи нас встречать!
Отправление академия ля Тур – Оттава. Как мило. Эта уже вышла, скрестила руки, выжидая любимых дочерей, от одной из них узнав о себе столько нового. А пусть знает!
Сад идеально ухожен, я уже вижу огромный одноэтажный дом из окна. Мне пришлось ради этого «счастливого» возвращения домой надеть что поприличнее. А именно – открыть пупок и надеть юбку подлиннее. Ну… как могла. Пора сворачивать наушники вокруг плеера и пихать все в сумку.
Она не улыбается. Это плохой знак.
Кто бы сомневался.
Автобус остановился. Двери открылись, и мне казалось, что это самые быстрые секунды в моей жизни, приближающие меня скорее-скорее к встречи с мамашей. Ненавижу ее, эту навязчивую женщину.
Я иду впереди. Быстрее начну – быстрее закончу. Лицо выражает безразличное спокойствие, внутри все горит, кричит и орет. Юна сзади меня мерзко улыбается – считается, что никак не дождется встречи с мамочкой, но я-то знаю, что она улыбается своей хитрости и ловкости, и тому что я забыла запаролить комп. Но на самом-то деле она ничего из себя не представляет – пустышка, изъеденная знаниями.
А с какой милой физиономией прижала к себе ее мама! Она просто лучилась счастьем, прижимая к себе надежду всей семьи, самую лучшую и самую милую. Для моей матери всегда было в порядке нормы отбирать себе фаворитов.
Со мной она лишь коротко поздоровалась и пригласила домой. И, кажется, даже не заметила, что я не сказала ей ни слова.
Обе счастливы, имея незавидную судьбу сплетниц.
- Что, Мейзи, прыщи уже прошли? – Спросила меня мать с мерзкой ухмылкой, когда мы вошли в дом. Мамаша, не просто прыщи прошли, а полгода прошло! Неужели я когда-то была ее единственным смыслом жизни?!
- Привет, Мейз, - поздоровался папа с кислой миной, выражавшей то, что кажется мать его заставила потом поговорить со мной по душам. Но обычно все ее просьбы заканчиваются тем, что мы просто тупо хохочем в саду над тем, как сосед потерял штаны посреди улицы.
- Привет, пап, - первый раз за шесть часов (которые мы с Юной ехали в автобусе) улыбнулась я. Мой папа – единственный нормальный человек в этой семье. Я бы посчитала таковыми Эвана и Эванну… если бы они не были родственниками. ЖЕНАТЫМИ родственниками.
- Мейз, слушай, тут мама забегалась с приборкой, так что обед еще не готов, вы с Юной там посидите, пока…
- Ладно, пап, я поняла.
Мы с Юной и папой сидим за столом, за которым я не сидела уже полгода, мама отпускала ехидные шуточки в мой адрес, папа старательно их игнорировал и расспрашивал, что у нас и как.
- Мейзи, сколько парней ты там уже переменяла за это время? – Спросил папа с доброй улыбкой. Разве такой улыбке откажешь?!
Раз, два… А тот считался? А, да, считался… Три…
- Шесть, папа, - улыбнулась я. Он засмеялся, а Юна отгрохала себе звонкий фэйспалм с размаху, но только папа открыл рот, как мама пришла с едой.
Если с папой все прошло легко и быстро, то с мамой же обед прошел невероятно напряженно. Мы почти ничего не говорили. Юна, чтоб ее за уши, только старалась разрядить обстановку и болтала что-то про дипломы, грамоты и прочие личные заслуги, не забывая помянуть меня добрым словцом.
Но маму это как будто бы и не парило.
- Значит, шесть.
- А? – Спросили мы с Юной хором.
- Шесть парней? Интересно, - поразмыслила она. Лицемерная скотина.
- Не начинай, - пробормотал папа, но кажется, никто его не услышал.
- А почему не шесть часов за домашней работой? Не шесть часов за курсовой? Не шесть подруг? – Сладким голосом продолжала мать.
- Мейзи, не обращай внимания, - закатил глаза отец. Это уже начало превращаться в какофонию семейного обеда.
- Нет, пусть обращает! – Резко вскочила со стула мама, разбив бокал. Неженка Юна взвизгнула, отец тоже вскочил и мне казалось, что еще чуть-чуть, и он убьет маму. – Пусть обращает! Посмотри, на что она находит время! Писать огромные посты в свой чертов бложик, заниматься черт знает чем с поочередно, если не одновременно, с шестью парнями! Мы воспитали монстра, Антон! – Она совершенно внезапно, в разгаре своей гневной тирады, взяла и разбила пустой бокал. – Я приберу.
Остаток обеда прошел в молчании.
За что я люблю свою маму?.. Да ни за что. Я ее вообще не люблю.
Обед окончен, Юна пошла учить свою гребаную историю, папа стоит моет посуду. Идеальный шанс, чтобы просто свалить в торговый центр. Но не тут-то было.
Сначала она нервно улыбалась, едва ли не дергаясь в предвкушении «высказать» мне все, что она обо мне думает. Но зато, дождавшись момента…
- Значит я лицемерная тварь, скотина, курица, тупая дура, и ты стыдишься того, что я твоя мать?! Я даже не подозревала, Мейзи, НЕ ПОДОЗРЕВАЛА, что ты смеешь такое нести! И где? Стыдно сказать! В Интернете! В Интернете, Мейзи. Ты слыхала о таком явлении, как Гугл? Вбить туда одно лишь твое имя, и я узнаю все, что ты вообще когда-либо писала в своей жизни!
- Но ведь до сих пор ты этого не сделала, правда?..
- О, знаешь что? – Пропустила она мой вопрос мимо ушей. – Когда ты окончишь университет, мне абсолютно все равно, куда ты пойдешь. Я всегда приму в своем доме Юну, но ты… - Она прямо запыхалась от яда в ее голосе. – Ты свалишь, и свалишь куда подальше.
Я услышала в свой адрес столько, сколько я, пожалуй, никогда не говорила про нее. Эта мне все припомнила – от сломанной игрушки в детстве до сигареты под подушкой прабабушки Алексин (внезапно).
Моя комната. Начало начал. Здесь я жила, и здесь кровать уже медленно становится меньше. Господи, как хорошо, что я реально отсюда съеду. Осталось перетерпеть всего половину дня и половину воскресенья.
Я уже не помню, брала ли я это белье назло маме или потому, что оно было самое легкое, но боюсь, что это единственная моя пижама.
Солнце в глаза. Солнце в глаза. Спать. Юна, задерни зановески. Спать…
Юна читала какой-то наибанальнейший роман. Все думали, что я сплю, а я уже аж три минуты как проснулась, взяв в руки книжку со сказками и смотря на свои каракули, которые я там выводила много лет назад. Солнце уже зашло, на небе появлялись первые звезды; мне всегда, когда мамы не было, дома было как-то легче, сад из окна меня успокаивал. Самое время для драмы.
- Юна, - тихо окликнула сестру мать.
- Да, мамуля?
- Сядь сюда, дорогая. Вот так. Послушай, я хочу чтобы ты… мм… скажем так, послеживала за Мейзи. И докладывала мне. Хорошо?
Опа! Кажется пора сваливать из общаги пока не поздно. У меня есть в ля Туре друзья, чтобы пожить у них.
- Мама, это нехорошо… - Замялась однако. Я думала, у нее вообще нет собственного мнения. Ну надо же. +1 ей к чувству сестринства.
- Юна, милая, послушай, это для блага Мейзи. Понимаешь ли, я…
- Нет.
Юна сказала это твердо и настойчиво. Кажется, вышла из комнаты. +1 к уважению. Кажется, она встала и ушла. И кажется, мама опять что-то разбила.
~…~
- Алло, мисс Канберри? Вас беспокоит Элис Бейкерли из Академии. Мы даем вам согласие на получение дома по улице Булочная площадь, 46.
Господи, счастье-то какое. Пойду поем.
Переезд из Дейли Миррор в собственный домик занял буквально полчаса. Побросать все шмотки в сумку, подвести глаза, заскочить в бибикающую машинку Элис, и через десять минут я наконец-то в тишине и покое, вдали от этих глупых девок, зацикленных на марках машинок и сигарет. Юне было вообще раздолье. Но мне как-то плевать.
Элис – невероятно занудная тетка. Чтоб ее. Скорее бы от нее отделаться.
Небольшая, совсем маленькая эксурсия по дому Кухня + столовая
Комната Мейзи
Комната Юны
Гостиную не скринила. Это самый обычный максисовских домик с переделанным интерьером. А адрес Булочная площадь – настоящий))))
Старые хозяева отдали нам бесплатно свой старый компьютеришко в пафосной розовой коробочке с красной ленточкой. Сказали, мол, что он им больше не нужен и если сможем починить – то и бог с нами.
Конечно же, Мейзи, которая в трехлетнем возрасте разбирала швейные машинки и грызла самые острые детали в ней, пошла всем этим заниматься. Не знаю, специально она это или нет, но Юна каждые пять минут параноидально забегала ко мне и спрашивала, готово ли уже.
Правда когда я вызвала цивильного мастера, Юна уже не заходила. (И слава богу, надеюсь, она не узнала, что я с ним делала.)
В газетах все чаще стали появляться заметки о пропаже студентов. Черта с два, задолбали со своими чертовыми соплями! Лилечка была милой, доброй девочкой… Лилечка, стерва, чуть меня не удушила из-за того, что я запретила ей брать мою расческу! А вот Юджина реально жалко. Он делал мои домашки. Газетенка призывает не ловить машины и пользоваться услугами таксистов… Наивные идиоты пытаются навариться за счет пропажи других.
- Несчастные люди, - вздыхает эта... эта. – Надо всматриваться в лица прохожих. Шесть пропажей за один месяц! Ты понимаешь, Мейз, как это плохо?!
Да щас, это смысл моей жизни – выискивать пропавших, виноватых в этом сами.
А мать сказала Юне по телефону, чтобы мы установили сигнализацию. Пойду спрячу деньги, а то Юна еще воспримет это слишком буквально.
Кэл – адов кошмар, если не хуже. Он ворует у меня сигареты, все пиво, профукивает все деньги у меня на телефоне, несмотря на то, что у самих полно, отнимает кучу времени. Местный мачо, богатенький мальчик, вокалист какой-то группы, знатный бунтарь, с первого сентября не ходил на лекции, одетый с иголочки, ему все прощается. Пухлощекий идиот, студенческие забастовки и перестрелки едой, отравленной бабкой-поварихой, устраивал именно он. Юна готовит ему, как на праздник – боится его. Ну, мне хочется так думать.
Ну и, конечно же, мой парень.
Как ни прискорбно, он – единственный парень, который нравится мне не мимолетно. Подростковая припухлость еще не сошла с его лживой физиономии, по которой иногда хочется врезать, и это заставляет его каждый раз прощать за всю ту хрень, которую он наделал.
Вот таким вот, как он, хочется изменять бесконечно, смотреть на эти маленькие хмурые бровки и наслаждаться пустыми криками. Черта с два, он – самый кошмарный человек на всей Земле, и по некому стечению обстоятельств я с ним встречаюсь. Даже не знаю за что – за сильное тело или за сильный… или еще за что-то.
Для его родителей – маленький пупсик, мамина радость, учится на психолога, по стопам предков. Знали бы они, что делает этот психолог с профессорами и своими девушками – быстренько бы прикрыли ему ротик и посадили под домашний арест. Или просто под арест, чему бы я обрадовалась больше. Но нет, он все еще на свободе, а значит, мой. И плевать, что у него еще штук десять наивных дурочек в арсенале, а расписание встреч с ними расписано на три недели вперед.
После визита домой настроеньице явно улучшается, из скверного превращаясь в какое-то особо более веселое и загадочное. Не может не радовать, что воспоминания о какой-то там мамаше наконец перестали сидеть в моей слишком светлой для этого голове. Отличная погода и настроение предвещают кучу свободного времени без домашнего задания и излишних забот. Кэл ждет меня где-то около пивной, я же предпочитаю опоздать минут на двадцать. Не из принципа, что девушка должна опаздывать, а чтобы немного его позлить. Люблю, когда он злится.
Недавно купленный диск SSX 3 почти заменил мне реальность. Юна за уши не может меня оттянуть.
Юна. Милая, добрая девочка, надежда всех и вся, нехило нагадившая мне, прочитав все мои записи до последней точки, считает моего парня ангелом Божьим. Да что это такое?! Его обаяние? Толстый кошелек? У них что это, семейное что ли – считать самых ужасных людей самыми милыми?!
- Ты просто не видишь очевидного, - хмыкает она, посыпая индейку приправами для мяса.
Какого черта она готовит индейку?! Какого черта она вообще готовит?! Хотя ладно. Считается же, что мне все равно.
Но мне не может быть все равно, когда та, с кем я не хочу признавать своего родства, болтает какую-то бессвязную чепуху!
Еще один ужин, еще раз пройдя в молчании. У нас с ней скоро экзамены, буквально через несколько часов; плевать, я знаю материал. Она внезапно громко вздохнула, и, внимательно устремив на меня взгляд, говорит:
- По-моему, Мейзи, у тебя проблемы.
- Да? – Стараюсь я сохранять холодное безразличие, хотя копание в моей жизни не входило ни в мои, ни в ее планы. – Надо же, я и не заметила. - Интересно, долго она речь готовила? Последнее говорю вслух, хотя я и не хотела этого.
- Импровизация, - хмыкает. – Причем проблемы у тебя в первую очередь с психикой. Такое ощущение, что ты боишься людей, выставляя их в своих глазах тупоголовыми кретинами и настроенными против тебя.
- У МЕНЯ проблемы? Я боюсь людей?! – Медленно начинаю взрываться я. Обратный отсчет пошел. До взрыва осталось пять… четыре… три… - Ты говоришь это королеве школьного бала?
Ага, а еще звезде тусовки и так далее, но не в моем характере хвалиться перед ней.
- Ты наивная дура, Мейз, - снова вздохнула она и встала из-за стола.
Я лежала на диване, устремив взгляд на изворачивающуюся девушку в плену у какого-то маньяка. Она взывает помочь, но все боятся этого Смита, который уже пичкает ее морфием, вспарывает живот и…
Экран потух. Я думала, что сейчас произойдет какой-то взлом, типа Вайомингского инцидента и мне покажется жуткое видео, после которого мне захочется выколоть себе глаза похлеще, чем Смиту этой бабе. Но нет – это была всего лишь моя сестрица и пульт в ее власти.
- Чего тебе? – Не оборачиваясь, вздохнула я, уже представляя, что она скажет.
- Три утра, (она беззвучно прошептала «мать твою») – Причитала она. – У тебя экзамен через два часа! Ты подготовиться не хочешь?!
- Я знаю материал, Юна. Это ты у нас любитель глотать книги.
- Тебе наплевать на оценки, Мейзи? – Она смотрит на меня, как на муху, залетевшую в тарелку. Мне не нравится этот взгляд. Боже, ну почему нельзя вернуть те три часа тишины!
- Да, плевать, - ответила я. Кажется, Юну подмывало запустить в меня чем-нибудь, но, судя по всему, с трудом поборов это желание, она вышла из гостиной, громко хлопнув дверью. (Кажется, она представляла, что дверь – это мухобойка.)
Тьма тьмущая; середина осени, а я все еще расхаживаю в шортах. Жара неимоверная, даже с утра; сумка за плечом, яблоко для профессора не забыто. Сигареты – есть, Юнины очки – есть, умный вид – есть, знание материала – есть, но необязательно. Я всегда могу все исправить через п… пересдачу, вот.
У меня же есть парень, правда?
Солнце, казалось, еще не думало даже вставать. Мне вдруг ужасно захотелось домой, предварительно выпихнув оттуда маму куда подальше: тот сад с ухоженными деревьями и яркими цветами, качели, большие окна и развевающиеся тюлевые занавески, я сижу на веранде и курю с папой… Но, кажется, возвращение в милый дом, благодаря моей не менее милой сестре, мне не светит. Никогда. Что ж, если все будет удачно – Кэл мне все обустроит.
Темные ночи и экзамены часто дают повод для размышлений и прочей ненужной мозгу дряни.
Покурить – всегда успею. Чувствуя на себе взгляд взгляд следящей за мной с выражением лица «Свернешь не туда – убью» сестры, я просто медленно ухожу в темноту, становясь лишь силуэтом в ночи…
~…~
- Будь хорошей девочкой, Мейзи, - улыбалась мама, когда мне было лет пять. Кто сейчас скажет, что я плохая? Я убивала, воровала, что я такого сделала, что меня считают не больше, чем… чем… чем девушку легкого поведения? Надо уметь пользоваться людьми, пользоваться во всех направлениях, и неважно, каким краем. И каким путем.
Не то, что бы я пользовалась Кэлом; он мне нравится, зараза, непонятно лишь, за что. Когда я до него сменила всего-навсего шесть парней, он сменил двенадцать девушек и потерял… ммм… невинность в десять лет. В десять! А теперь хочет ЭТОГО постоянно.
Он стоит, отвернувшись, ожидая меня, даже когда он у меня в гостях, наводящую полный марафет; но на этот раз марафетом я не обойдусь. О нет.
Он уже хорошо выучил, где моя скромная девичья спальня; взял на руки и тащит, невзирая на узкую лестницу. Он сильный, накачанный, что с него взять. А еще он знает как обращаться с девушками. Во всех ситуациях.
Странно, но я всегда считала себя пацанкой. И меня все всегда считали пацанкой. Но со временем оно прошло. Кажется.
И вот он возвышается надо мной, и…
Ну, впрочем, я не буду продолжать. А то еще Юна увидит, прочитает и забрызгает все слюнями зависти.
На следующее утро я проснулась в хорошем настроении. В
подозрительно хорошем настроении.
