85. Солнечная буря
САУНДТРЕК К ЗАПИСИ: NANCY SINATRA, 'BANG BANG'
— Если я припомню список всех происшествий, что случились с тобой на школьных танцевальных вечеринках,
станет понятно, что ситуация весьма трагична.
На шестом платье Кэтрин вышла из себя. Сказала: закрой глаза и ткни в любое, они все одинаковые и вытянулась на кровати, по-кошачьи гибкая и насмешливая. Я стояла перед раскрытым шкафом, утопая в тряпках всевозможных фасонов и расцветки. Ни одна не подходила даже для того, чтобы вымыть ими пол, что уж говорить о свидании… Забавно, раньше я надевала первое попавшееся и чувствовала себя неотразимой. Теперь же все наоборот, ведь есть особенный человек, к которому испытываешь особые чувства.
И он достоин – лучшего. Я знаю, у меня тяга все излишне драматизировать, но это так. Это – правильно.
Два часа спустя я сидела в кафе, нервно разглаживая полосатую ткань на груди. Играла затертая до дыр популярная песня, пахло свежеиспеченной сдобой и ванилью. Джаспер подошел неслышно, и от звука его голоса (он сказал: Хелена – негромко, ласково) сердце подпрыгнуло, как мячик.
Мы говорили о литературе (мой Бог, ради него я продралась, ломая извилины, через Фаулза, это дорогого стоит!), трансформировавшейся затем в ежегодную студенческую вечеринку в честь дня рождения ректора Китса. Джаспер улыбнулся этой своей цепляющей за самые тонкие струнки улыбкой и спросил: ты пойдешь со мной?
- Не смей надевать бабочку, - сказала я. – Ненавижу их.
Если б на его месте был кто-то вроде Деймона, он схохмил бы: мол, хорошо, детка, приду голым. Джаспер не такой. Все его отличия от вышеописанных кретинов привлекают сильнее, чем показная крутость.
Ночь обняла нас, бархатистая, свежая. Мы дурачились, как дети, и в какой-то момент я обвила его шею руками, и он поднял меня, прижимая к себе. Превращая шутливое объятие в полноценное.
И губы его прижались к моим.
~*~
Аризонская непогода – серый и блекло-рыжий, выгоревший, вытертый. Теплое равнодушное дыхание ветра. Свинец в облаках и песок в туфлях. Самое время для всякой дряни. Самое время тварям – выползти.
О, если б мне суждено было узнать заранее, я бы бежала отсюда, словно чумой преследуемая. Не возвращаясь. Забыв навсегда это место.
Было сухо и пасмурно; я дремала в шезлонге, отдыхая после спортзала, и судорога вдруг прошла по ноге, и я не осознала, реальная или нет, потому что он смотрел на меня в упор. Зеленые глаза его горели, точно у кота, готового схватить мышь за хвост.
- Хелена, - сказал он, - привет. Давно не виделись.
От приступа злобы внутренности точно в узел скрутились. Мир поплыл, дрожа, как мираж в пустыне. Господи, пусть это и будет он, иллюзия, порожденная больным сознанием. Наверное, я многого прошу (и некоторые грехи – не смыть).
- Нейтан, - чего мне стоило не выплюнуть это имя. – Какими судьбами?
- Да вот, пишу статью о твоей родственнице, Арлетте Вальтерс, знаешь такую? – он ухмыльнулся и добавил: - Ну, и решил сюда перевестись.
- И что, твоя мать это одобрила? – ударить первой, не сдать позиции.
- Я знаешь ли, у мусора не спрашиваю, как мне себя вести, - Нейтан приподнялся на локтях, ища что-то в кармане. – Хочешь взглянуть на фотки?
Она была тонкая, неулыбчивая, с отблеском напряжения в сиреневых глазах. Ангельски белокурая и красивая, изваяние, собравшее в кулак весь свой талант, чтобы держаться. Я позавидовала ей, такой спокойной. Такой сильной.
- Через месяц её вышвырнут из театра, - произнес, все портя, Нейтан. (Вечность назад он был Нейтом и чертовым дураком, и никогда не забыть, как он… Не забыть, да, и холодная неприязнь отрезвила меня).
- Рада за неё, - я встала, сгребая сумку. – И я сомневаюсь, что ты здесь задержишься, так что подыщи себе другую дыру. Эта не для тебя.
~*~
- Я никогда тебе не рассказывала… о том, что случилось, пока ты была в Испании. Даже Деймон почти ничего не знает.
Кэтрин окинула меня внимательным долгим взглядом – с ног до головы, точно вбирая или запоминая – и сказала:
- Я тебя слушаю.
Малин Синлер была моей лучшей подругой. Мы познакомились уже в старших классах, когда она, первокурсница, метила в капитаны группы поддержки. Такое самонадеянное упорство не могло не привлечь, и я, сияющая в ореоле собственной популярности, подошла к ней. Мы вместе взяли штурмом сначала рядовые места в группе, затем и вершину, скинув оттуда неугодных. Мы были не просто подругами – командой, не знающей ссор и поражений.
Мы были командой, а Нейтан Бартон забрал гвоздь, на котором все держалось. Враг въезжает в город, пленных не щадя. Не было никакого умысла. Нейтан забрал, но я – отдала.
Он учился в другой школе, самой обычной, государственной, доводя до истерики снобку-мамашу.
Его куртка черной меткой выделялась в море синей формы. Прибавьте к этому демонстративный игнор сложившихся в нашем кругу правил, непрошибаемую уверенность в себе и внешность ангелочка (падшего, закатывала глаза Малин) и получите объект истеричной страсти половозрелых девиц-натуралок.
Каким-то образом они с Малин сошлись; я часто поддевала Нейтана, что никакой он не нонконформист, раз встречается с капитаном группы поддержки. Подколы перерастали в споры, ненастоящие, полушутливые, но они упали в плодородную почву и проросли.
Я не… ах, черт, глупо врать себе самой. Хотела! Еще как хотела – того, что было за намеками и перебранками, в глазах и усмешке, в словах, интонации. С парнем своей подруги.
Хотела – и получила.
Суаре у Марианны Джесен, куда дочке нуворишей Малин вход был заказан. Эта привычная дешевая псевдопорочность, царящая на таких вечеринках. Эта скука, от которой не было спасенья, и ты задаешься вопросом, какого черта вообще здесь. Поддержать свой статус, отношения с хозяйкой, засветиться.
… Свободный уголок оказался занят – на софе сидел Нейтан и мрачно созерцал пространство. Взгляд его казался остекленевшим. Он, кажется, вздрогнул, увидев меня.
- Привет, - я усмехнулась: - где твоя подружка текила?
- Грязно совокупляется с твоим другом мартини.
Нейтан встал; мне показалось, что он пьян, но только на мгновение. Я хмыкнула, скрестив руки на груди.
- Неужели ты так плохо обо мне думаешь, Хелена? – эта его шальная улыбка, и темная зелень в глубине ярких глаз, и жар, исходящий от кожи.
- Я о тебе вообще не думаю.
- Ты разбила мне сердце!.. Злая-злая девочка.
И я выпалила первое, что пришло в голову (что ты несешь, дура?!):
- Хочешь, я обниму тебя, и все пройдет?
- Злая и пьяная… Ладно, я тебя прощаю. Иди сюда.
Трезвая, как стеклянная столешница. Была. Захмелела враз. У некоторых шуток не должно быть продолжения, но кто об этом думал тогда?!
- А вот я о тебе думаю, Хелена.
(И я о тебе тоже, черт возьми. Думай, делай все, что угодно, это тот миг, когда можно все)
Я сказала:
- Заткнись.
Софа была рядом – узкая, жесткая, но нам было плевать. Задранная юбка, искусанные губы и – вот сволочь, просила же! – наливающийся синим след чуть ниже ключицы. Горячечное, похожее на лихорадку удовольствие.
Бездна в глазах его – отражениях моих.
Несколько дней мы делали вид, что ничего не случилось. Я делала. Птички поют, у Прада новая коллекция, нет, Малин, я не на таблетках и не веселая. Ох, Малин… Я смотрела в её глаза, слушала щебет; имя Нейтана, ненароком произносимое, било под дых. Как думаешь, он любит меня, спросила она однажды. Да, ответила я, скрестив пальцы.
Не остановились. Не остановиться было.
Слишком мало, слишком не полностью. Внутри все горело. Лихорадило. От похоти, я знаю теперь, от эгоистичного мерзкого желания.
Мы растеряли всякую осторожность или кто-то наверху решил сделать все по справедливости.
Однажды Малин не пришла на тренировку, и я поехала к ней домой. Долго звонила в дверь, но она не выходила. Телефон её был выключен. Я думала обойти дом, постучать в заднюю дверь, но вдруг отворилась входная. Малин молча вышла на крыльцо, спустилась. Она была спокойна, очень спокойна, пугающе.
- Что-то случилось? – спросила я. Резануло предчувствием – бритвой, тонко по коже.
Кто-то видел. Кто-то рассказал. Я поняла это сразу. Язык сделался тяжелым и сухим, как жеваная наждачка.
- Как ты могла? – выговорила Малин очень тихо. Темные неподвижные глаза её впились мне в самое сердце.
Потом она начала кричать, все кричала и кричала, срываясь на шипение. Я молчала. Я будто впала в кому, ушла из тела, ставшего оболочкой.
Когда она замолкла и, прямая, как палка, пошла обратно в дом, я продолжала стоять, не в силах пошевелиться. Тело не слушалось меня. Вечность спустя сумела сделать шаг и бросилась к машине.
Это был последний раз, когда я видела Малин. Она перевелась в другую школу. До меня доходили слухи, что Малин якобы пыталась покончить с собой, но я старалась им не верить. Нейтана до сегодняшнего дня я тоже не видела. И думала, что не увижу никогда, но небеса излишним милосердием не отличаются.
~*~
Хорошо быть Деймоном. Не заботиться ни о ком, кроме себя, думать только о собственном удовольствии. Прекрасный эгоист Деймон, я так тебе завидую. Ты можешь бросаться на все, что шевелиться даже с риском потерять потом весь интерес и не чувствовать ничего из ряда вон выходящего. Завалить молодую профессоршу – я застала её танцующей стриптиз у него в спальне, и она ни капли не смутилась.
А свою вулканскую подружку ты уже оприходовал, любит спрашивать Кэтрин. Деймон отмахивается.
Мысли о пассиях беспутного братца прекрасно отвлекают. Мысли настраиваются на правильную волну. На Джаспера. На учебу. На дурацкое тайное общество, в которое меня пригласили. Заявились однажды вечером в наш домик и увели в наручниках к претенциозному лимузину с тонированными стеклами.
Мы приехали к особняку за чертой города. На улице стояли студенты в нелепых черных пиджаках и хлопали мне. Я пыталась не рассмеяться в голос.
Вернулась только утром. Эти двое словно не заметили моего исчезновения. Смотрели сокер, простите, футбол, Испания против Франции. Деймон периодически говорил «Merde», Кэтрин на опасных моментах топала ногами, выражая одобрение великолепными образчиками иберийской ненормативной лексики.
Никто, кроме неё, их не понимал.
Общество, учеба, Джаспер. Похоже, я начинала в него влюбляться, проникаться им осторожно, пытаясь не навредить. Будто держу в руках что-то бесконечно хрупкое и невероятно ценное. Бесценное.
Одна часть меня спокойно это анализировала. Другая – большая – парила в эйфории. И колотилась в припадке при мысли, что чувства эти не взаимны, что и друзей можно так целовать. И смотреть так.
Решилась. Пригласила его к себе. Ничего намекающего, чтобы не отпугнуть. Просто встреча. Просто – привет, Джаспер, как дела. Просто… Он поцеловал меня, перешагнув порог, и я забыла все, что хотела сделать.
Потянула его за рукав, увлекая за собой – лестница, черт, как же много ступенек, вот и спальня, и кровать, и платье летит куда-то в угол.
- Хелена, - прошептал Джаспер; его голос обжег меня.
Пальцы путались в пуговицах рубашки… Толкнула его на кровать, он подчинился, тяжело дыша. С глазами почти черными… О Боже мой…
- Хелена, - выдохнул.
И нас не стало.
