[Innominato]

bardo, спасибо) Постараемся не разочаровать!

Текст, конечно, от несравненной Hyacinth.
За мной, в основном, обработка скриншотов и бережное хранение резервной копии игры.

Первая миля.

Постигай, моя радость, простую науку предателей -
пригодится когда-нибудь в ядерной долгой зиме.
Кровь из самого сердца - найдется ли что-то питательней?
Бог с тобой, моя радость, а я проживу и во тьме. (с)

Еще не было полудня, когда автобус, громко дребезжа, подъехал к остановке. Водитель, старик-мексиканец, сплюнул в открытое окно и с наслаждением затянулся сигаретой; пассажиры, привычно морщась, вывалились из салона. Их было трое – потрепанного вида мужчины в спецовках и девушка, худенькая блондинка лет восемнадцати. Она вышла последней, таща за собой огромный чемодан, набитый вещами.
Подняв клубы пыли, автобус уехал; рабочие направились в закусочную напротив остановки, девушка осталась одна. Её звали Анна Мария Варис, и она протащилась через всю страну, чтобы остаться здесь, в Стренджтауне, Аризона, и начать пресловутую новую жизнь.
(Чертову новую жизнь – выскобли пергамент и начни писать. Она забыло слово, а ведь раньше помнила все, что прочла; оно ушло, его переехали колеса грузовиков, волосатые руки водителей задушили его).
Дом она нашла по объявлению в газете. Какая-то женщина продавала его за смешные деньги, как четырехколесную развалюху на авторынке.

Он был маленький и грязный, с истрепанным линолеумом и огромными щелями в оконных рамах. Трубы, разумеется, текли, а крыша не спасала от дождя. Из ржавого крана беспрестанно капала вода. В углу стояла старая железная кровать (наверняка скрипит, как проклятая). Покрывало для неё Анна Мария купила на распродаже за пять центов. Зеркало тоже, а тумбочку, совсем новую на вид, и доски, из которых потом собрала книжный шкаф, утащила с помойки.

Делала себе уютное маленькое гнездышко, обустраивала его, украшала. Воображала себе, как потом, когда у неё будет много, очень много денег, купит все, о чем мечтала, все самое лучшее, вызывая зависть, тяжелую и холодную, как болотные воды. О, тогда она будет выше прочих – та, что вознеслась своими силами, много лучше тварей, унижавших её когда-то.
Мечта грела Анну Марию изнутри, маленькая печь с заключенным в ней пламенем. Она не позволяла согнуться, ссутулиться, утонуть в кислотно-едкой жалости. Никто не поможет – первое, что выучила Анна Мария, дочь бывшей стриптизерши, продающейся за бутылку и пару баксов.
А пока у неё была эта развалина с ванной, с чьих стен и пола не стиралась кровь. Все выяснилось много позже – у одного парня поехала крыша (слетела, как льдинка, как нож по маслу), и он перестрелял своих родных. Тех, кому не повезло умереть сразу, добил топором.

Было забавно – так она начинала новый свой путь, с крови и смерти. (Продолжится он тоже – кровью и смертью).

***

Газетные листы сминались под пальцами, от мелких, плохо напечатанных букв рябило в глазах. Раздражавшаяся Анна Мария глубоко дышала, успокаиваясь. Вдох-выдох, не падай, детка. Она вызвала, выцарапала из памяти голос, призвала его, как демона, и он зашептал успокаивающее. То, что уже говорил сто вечностей назад, въевшееся в мозг сильнее и резче любого яда.
Заметив пару обведенных красным строк, Анна Мария чуть не рассмеялась с облегчением, отравленным нервозностью.
Частному детективу требовалась помощница. Не старше тридцати, не замужем, со школьным аттестатом. Она додумала пресловутые параметры и хорошенькую мордашку; смех все-таки прорвался, несколько саркастичный. Что ж, заключила Анна Мария, это не хуже того, что уже приходилось делать. По крайней мере, в тепле.

Она съездила по указанному адресу. Детектив, грузный маленький человечишка, разглядывал её бесцеремонно, как лошадь, выставленную на продажу. Анна Мария знала, кого, вернее, что он видит – тонкое миловидное личико, наивно распахнутые голубые глаза, пастельное платьишко ниже колен, ленту в волосах. Простушку, дурочку, милую мышку. Она улыбнулась ему; углы рта поднялись медленно, опасаясь сорваться в усмешку.
- Жду вас завтра, мисс Варис, - проговорил довольно комок жира. Улыбка её сделалась шире.
О да, ты будешь ждать. Удовлетворение стало щепкой в печи её сердца; пламя взвилось и притихло.
Улицы Стренджтауна лежали перед ней, прямые и длинные. Улыбаясь, она шла по ним, и прохожие видели хорошенькую девушку, совсем юную, с нежным беззащитным лицом. Анна Мария нравилась им – соседи приходили к ней, давая совету по поводу дома, один бегун изменил свой маршрут, чтобы перекидываться парой слов каждое утро. Со всеми она была одинаково – неизменно – приветлива.

Она выжидала, затаившись, как змея среди листьев. А, дождавшись, сделала бросок.

***

Бармен бесстрастно плеснул минералки в стакан. Девчонка подмигнула ему, отпила и расплылась в нарочито пьяной улыбке, развернувшись к танцполу. Интересная. Клиенты «Готики» делились на тех, кто приходит сюда веселиться и радовать сердечную мышцу владельца и тех, кто совершает сделки и проводит переговоры под ширмой клуба. Эти нравились мистеру Чойту меньше, но его никто не спрашивал.
Блондиночка вроде как была из последних. Она соскочила с табурета и уверенной походкой направилась к мистеру Чойту, обхаживающему наследницу де Лоранов. Та энергично отплясывала внизу, игнорируя любые попытки контакта. Бармен секунду любовался картинкой, потом заскучал и отправился спаивать компанию грудастых красоток.

- Но, доктор де Лоран… - Том замолчал, сверля взглядом спину наглой стервы. Она дернула плечом и громовым голосом запросила себе еще мартини. Ну хоть что-то он с неё получит… Черт побери, без денег этой семейки он пойдет ко дну быстрее, чем карлик-утопленник с булыжниками в карманах.
Том сделал шаг, и тут в него что-то врезалось, пискнуло. Он разглядел светлые волосы и тонкую шею; блондинка выпрямилась, пробормотала: «извините», как будто бы даже задрожала. Том собрался было наорать на девку, но тут она посмотрела на него, и он замолчал, уставившись в небесно-голубые глазищи.
Взгляд скользнул дальше, по шее, едва приметной вене у ключицы, монашескому платьицу, очертанию груди под тканью. Давненько тут таких не было. Невинных и свежих, таких чудных, славных девочек, которых хочется перекинуть через диван и жарить до потери пульса. Том невольно сглотнул.
- Осторожнее, малышка, - сказал он хрипло, - так и разбиться можно.
- Да, извините, - пролепетала девочка, опустив ресницы.
- Ты, видно, новенькая в городе? Никогда тебя не видел, - справившись с собой, Том взял тон радушного хозяина. Она согласно кивнула:
- Я тут недавно… Меня зовут Анна Мария.
- Вот что, Анна Мария. Я не могу позволить, чтобы такая славная девушка, как ты, без защиты была в таком месте, как это. Пойдешь сюда работать? Ничего особенного ― бумажки перебирать, выступать иногда.

Она робко кивнула, порозовев. У Тома заныли кончики пальцев – так хотелось… да, черт возьми, много чего хотелось! И скоро он это получит.
Две недели спустя в доме Анны Марии Варис прозвенел будильник. Был вечер; сумерки заволокли все фиолетовым, пустыня готовилась скользнуть в руки прохладной ночи. Анна Мария медленно скинула одеяло и, обнаженная, неторопливо встала с кровати. Полумрак нежно коснулся её тела, очертив бедра. Она хмыкнула, подвязывая волосы лентой, вытащила из шкафа новое белье, белое и тонкое, как сорочка стародавней невесты. Движения её были медленными и плавными, точно у кошки; в животе приятно отдавалось возбуждение, смешанное с азартом.
- Готовься, козел, - прошептала Анна Мария, надевая улыбку, верный свой доспех.

Том Чойт был владельцем двух крупнейших клубов Стренджтауна, «Готики» и «Эндорфина». Богатый и жадный до молодых цыпочек – что может быть лучше? Что может быть легче? План сложился сам собой. Анна Мария прикрыла глаза, пряча их торжествующий блеск. Славная будет охота, думалось ей; пламя горело ровно и весело.
Сальной урод приглашал на ужин, но потчевать будет только собой. Он встретил её у ворот, расплылся в улыбке:
- Я рад, что ты пришла.
И, не дав вздохнуть, впился в губы Анны Марии своим мерзким слюнявым ртом. Она невольно дернулась, и он сразу отпустил её и чуть стушевался: нежная девочка, хрупкий цветок.
- Мистер Чойт, - тонким голоском произнесла Анна Мария. Глаза его загорелись.
- Пойдем, малышка.

Они поднялись на крышу: зубчатая каменная ограда украшала её, делилась на перегородки, меж которыми стояли джакузи. К одной такой Том и подвел Анну Марию. Она смущенно заалела, опустив глаза. Пролепетала:
- Но у меня нет купальника…
Лезь голая, хотелось сказать ему, но он сдержался и жестом фокусника вытащил из прятавшегося у ванны бумажного пакета что-то золотистое и сверкающее. И даже отвернулся, когда Анна Мария стала переодеваться, шорох одежды защекотал кожу. Послышался плеск – девочка опустилась в воду, поправляя волосы; в разрезе купальника призывно виднелась упругая грудь. Том разделся сам, быстро, деловито, и, не сводя с неё глаз, залез в джакузи.

… Рассвет еще не занялся, когда Анна Мария спустилась вниз. Чойт предусмотрительно вызвал ей такси, жирная сволочь. Её внутренне передернуло, и она вспомнила, как все было в первый раз –в кабине грузовика, перевозившего мебель. За каких-то двадцать километров до ближайшей дыры с заправкой и мотелем.
Тошнота подкатила к горлу; Анна Мария мрачно усмехнулась – с позывами к рвоте пришла злоба, застарелая, полюбившаяся. Она нащупала в кармане платья крошечную камеру, в подушечки пальцев впились острые выступы.

Попался. Теперь ты от меня никуда не денешься. Ни ты, ни твои деньги.
К влажной коже прилипла ткань юбки, и она повела бедрами, убирая её.

***

Что б тебя, подумала Анна Мария, глядя в окно. Синие тени ночи скрадывали нуждающихся, но красный пиджак Тома Чойта неуместно алел над зеленью чахлого кустика. Носатая его голова уткнулась в самый большой лист, ноздри дергались.
Ей уже приходилось видеть токсикоманов, но этот… это… Она тихонько засмеялась, отходя в глубь дома. Налила воду в кастрюлю, поставила на огонь; в стекле напротив отразилась кривая ухмылка, знакомая до тупой саднящей боли. Перестань, велела себе Анна Мария и пошла открывать дверь – Чойт, черт бы его побрал, уже пришел в себя.

Он ввалился внутрь, чуть пошатываясь, взгляд его бездумно блуждал по комнате, а, найдя Анну Марию, впился в неё. Она мягко улыбнулась, пряча брезгливость, чуть опустила ресницы. Ей подумалось, что сюда бы идеально подошли четки, обмотанные вокруг запястья. Монашенка в скромном платье, оскверненная, но все же благостная.
- Приведи себя в порядок, - сказала она ласково, и Чойт послушался, скрылся в ванной.
Вода вскипела. Анна Мария бросила в кастрюлю макароны, посолила их, вытащила из холодильника банку с соусом. Из ванной доносились булькающие звуки. Ужин поспел к возвращению Чойта; он выглядел почти пристойно. Жаль, не утонул в унитазе. Хотя нет, пришлось бы отмывать.

Он ел молча, быстро жевал, не глядя на Анну Марию. Она продолжала улыбаться, недобро сощурившись.
- На кой черт ты мне позвонила? – наконец взорвался Чойт, вытирая жирные губы салфеткой. – Чего тебе нужно?
- Я хочу, чтобы ты на мне женился, - сказала она невозмутимо. – После всего, что было, ты просто обязан это сделать.
Чойт захохотал. Анна Мария подождала, пока он успокоится, а потом добавила:
- Ты же не хочешь, чтобы Тереза де Лоран узнала, как ты развлекаешься с несовершеннолетними? Не в каждом порно такое есть. Уверена, шеф полиции тоже будет в восторге.
- Тебе никто не поверит! Ты всего лишь маленькая ш…
Анна Мария повертела у него перед носом маленьким диском.
- Это копия, разумеется. Оригинал в надежном месте.

Он кричал, размахивал руками, угрожал, но все было без толку. Она победила, и самодовольная радость вскинулась в ней. Том Чойт и его активы были во власти девчонки, соплячки с тонкой шеей, которую хотелось переломить; желание это читалось в его узких от гнева глазах. Анна Мария сбавила градус улыбки и погладила под столом ногу своего билета в лучшее будущее.
Они поженились ровно через месяц, выждав время, чтобы не пошли откровенно нелепые слухи. Невеста была в длинном белом платье на бретельках. Несколько часов назад она примеряла его, сдерживая злые слезы. Злые, потому что сожалеть, а уж тем более горевать Анна Мария давным-давно устала.
Чойт сказал: «я согласен», и все было кончено.

… Позже, много позже он смеялся про себя, он, тот, кто запас козырь в рукаве, а молодая его жена, прелестное кроткое создание, перебила все тарелки, дрожа от ярости. Она искусала губы чуть ли не до крови, долго смотрела, считая удары сердца, в мутные глаза отражения. Истеричка, шипела себе Анна Мария и до боли расправляла плечи, выпрямлялась, выкидывала из памяти все ненужное, обрушившееся волной.
Том Чойт вложил все свои деньги в клубы. Все до последнего цента, не считая того, что было отписано первой жене и их детям. Нищий. Боже, как она ошиблась! Досада жгла, и Анна Мария поклялась себе больше никогда такого не допускать. Она всегда держала слово.

Дом он ей перестроил, на это денег хватило, пусть и бледное злое лицо жены доставляло ему невероятное удовольствие. Тут этой стерве и место, в хибаре, где по всей кухне валялись отрубленные конечности, а ванная была покрыта кровью, будто краской.
Одноэтажный, дом разросся вширь, переменившись внутри. Низкий и белый, он выделялся на фоне низких рыжеватых холмов. Кусты чудом оставались живы.
Ей сделали розовую кукольную спальню, мечту девочки-подростка. С большой складной кроватью, в которую Том ночами вжимал свою бесценную женушку. Зеленую гостиную, слитую с кухней. Ванную без заляпанного кровью пола.

Прогулка по комнатам

Анна Мария все еще работала в его клубе, и Том тоже этим наслаждался. Её усталым видом, когда она возвращалась на рассвете. Её беспокойным сном. Она засиживалась допоздна, жадно вчитываясь в книги и не обращая ни на что внимания. Том грезил, как схватит её за мягкие светлые волосы, так, чтобы нельзя было вырваться, и будет бить лицом об пол. Мерно, не прерываясь. Пока кости не превратятся в кашу.
Он не знал, что мечтать ему осталось недолго.

***

В школе она знала и любила химию. Анна Мария, отребье из трейлерного парка, была сильна во всем, но естественные науки её будоражили. Вскоре пришли другие знания – как смешать и получить удовольствие, как смешать и подбодрить. Как смешать и убить. Анна Мария прикусила губу, вспоминая: его руки гладят её, ласкают, заставляя изгибаться на встречу, и голос, в который вкралась улыбка, рассказывает…
Истина в словах любимого, подумала она. Анна Мария была лучшей ученицей – в школе и жизни. Она знала, что делать. Что подлить и как. И делала; отрешившись от эмоций, наблюдала за процессом, призвала все свое терпение. Ждала. Она умела ждать.
… Анна Мария бросила взгляд в окно, за которым искал клад, а находил только мусор её муж, и вернулась к готовке.

Вскоре он перестал посещать клубы, забросил все свои дела. Все чаще и чаще заводил разговоры сам с собой, истерически посмеиваясь. Интересный эффект, отмечала Анна Мария. Еще спустя время Чойт прекратил мыться, от него начало исходить зловоние, но он его словно не ощущал. Любящая жена выставила супруга из спальни. Он спал, скорчившись, на матрасе, бывшем настолько тонким, что сквозь него чувствовался пол. Первая жена звонила ему, Анна Мария отвечала ей испуганно, что Том, кажется, не в себе.

Однажды вечером она услышала крик и сразу поняла, что это значит. Собственное хладнокровие мимолетно удивило её, когда пришлось выйти из дома. Всегдашняя свидетельница-ночь была безмятежна, сонно дул ветер. Чойт, скрючившись эмбрионом, лежал на земле. Лицо его в смерти стало еще уродливее; Анна Мария склонилась над ним, брезгливо поджав губы. Вытерла влажные руки о подол платья, набрала воздуха в легкие и закричала. Тонко, пронзительно. Испачкала колени и юбку в земле, а затем бросилась звонить в службу спасения.

Прибывший врач констатировал смерть. С жалостью он смотрел на юную вдову, спрятавшую лицо в ладонях. Такая хрупкая, думалось ему, такая молодая… Бедняжка. Сломанный цветок. Он неловко пробормотал соболезнования и принялся заполнять бумаги. Труп положили в мешок; прибывшая машина увезла его в морг, где еще долго кривились, говоря о торчках, которые все никак не могут остановиться.

Техническое

1. Том Чойт (на самом деле его звали Трофим) принес в багаже несколько вещичек:

2. Воспоминания о замужестве и смерти (все могилки можно найти в первом сообщении темы под кнопкой "мужья"):

3. Карточка шанса с работы Анны Марии. Вроде бы это не важно в этом челлендже, но пусть будет: