87. Не отпускай меня
САУНДТРЕК К ЗАПИСИ: FLORENCE AND THE MACHINE, 'DRUMMING SONG'
— Ты не можешь опять меня поцеловать.
— Я знаю.
— Я не могу. Это неправильно.
— Это правильно. Просто не сейчас.
Остановись, мгновенье, ты попало.
Пленка раскручивается, кадры идут в обратном порядке. Дни, недели, месяцы назад. Говорят, что молния дважды в одно место не бьет или только говорят, что так говорят. Я остаюсь одна, и нет мне покоя. Особенно ночами, раскаленными докрасна, тяжелыми, влажными. Сон, бесконечные волны его, затягивает, и я выныриваю, тяжело дыша. Но хуже всего, когда рядом со мной Джаспер; его рука на моей талии, грудь мерно вздымается, но он не тот, не тот!.. От этой мысли стыдно и страшно.
И пора прекратить думать чересчур распространенными предложениями. Это уже патология.
Пора взять все под контроль. Отринуть лишнее, взять себя в руки. И решить уж, черт возьми, наконец, что будет дальше. Как будет дальше.
~*~
Группа называлась «Мэдрокс»; постигнув эволюцию вариантов, Кэтрин плюнула и кликнула на первую попавшуюся ссылку. С монитора ей улыбнулся Джейми Мэдрокс, неадекватные копии которого на заднем плане творили хаос.
Итак, группа получила название и принялась воевать за места в музыкальном раю. Первый сингл пошел хорошо, второй тоже держался на уровне. Кэтрин была в шаге от контракта на пять альбомов, раздражаясь в сто раз чаще обычного. Неудивительно, что она взбесилась, забыв дома собственный мобильник. Угадайте, кому пришлось вставать в дикую рань, чтобы его привезти? Брать машину было бы преступлением против неё, и я, мстительно улыбаясь, поплелась пешком.
Непривычно спокойная Кэтрин дергала за струны; рядом кто-то поставил банку с наляпанным знаком симолеона. Сестрица не отводила взгляд от мужика, подпиравшего большую музыкальную хреновину. Мне был виден только его бритый затылок.
- Хелена! – лицо Кэтрин озарилось… нет, не радостью, а удовлетворением что ж-мне-не-придется-тебя-убивать. Слава богам, с ней все в порядке. – Как ты вовремя.
- Ты должна мне сон с Фассбендером, - процедила я.
Она небрежно пожала плечами и как-то особенно язвительно улыбнулась мужику. В исполнении Кэтрин это значило нечто среднее между меткой «свой» и нежностью. Я вознесла молитвы парочке богов (да что, блин, происходит?!), и они своевременно откликнулись.
- Хелена, это Фридрих Дрейк, - сказала Кэтрин. – Он нам… очень помог.
Мужик обернулся. Лицо у него было какое-то гипнотически некрасивое, с выступающими скулами и странно большими серыми глазами. На левой щеке сплелась татуировка – скрипичный, кажется, ключ. Если это тот, о ком болтала Кэтрин, то с каких пор военные делают себе такие рисунки?.. Или он, демобилизовавшись, развлекся?
Но, как говорит Кэтрин, если мужчина тебя удовлетворяет, то остальное может подождать. Быть может, удовлетворение в каком-то смысле тоже часть любви. Если соблюдать все правила Кэтрин, то жизнь станет много легче. Наверное. Мне-то поздно спохватываться.
… Окна пленяют свет в прямоугольники; там, за ними, прирученная человеком пустыня оделась в зеленое и коричневое, позволила забить себя асфальтом и бетоном. Есть в этом что-то символическое, впрочем, как и во всем. Жизнь один сплошной символ одной большой шутки.
Я отворачиваюсь от окна, подхожу к вешалкам. Я не знаю, зачем не вернулась домой страдать под одеялом. Возможно, стоило бы. Возможно, стоило бы еще месяцы назад пойти к нему и признаться, но я опять этого не делаю. История закольцовывается.
- Вот это голубое тебе пойдет, - мурлыкнул Джаспер, подходя пугающе неслышно.
Прежде, чем обернуться я придумываю улыбку: она светла, нежна, игрива, она тень воспоминаний. Я поворачиваюсь, осиянная ею; мое дыхание отравлено ложью, что уж говорить о лице.
- Хочешь посмотреть, как оно будет смотреться?
Джаспер смеется, смех у него низкий и хрипловатый, по-особенному. Читать интонации, как слова; первый этап манипуляции – подготовка. Улыбаясь, Джаспер берет с вешалки бледно-зеленое, вертит кружево на пальце. Говорит:
- Возьми еще и это.
~*~
У меня всегда была хорошая память. Неуместно четкая в самые неприятные моменты, временами она заменяла совесть. Потом ей стала. Потом деградировала и функции эти утратила, другого объяснения своему… той фигни, что я творю нет. Хороший самоанализ, детка.
Нельзя сохранить одно и другое. Нужно решать. Нужно забыть. И не вспоминать, ни за что, никогда не вспоминать, потому что из жалкой маленькой дряни стать кем-то худшим…. ну, это прогресс.
(Память-стерва предает меня. Будто не было месяцев взаимного игнора, все словно сегодня. Сейчас. Я отвечаю на поцелуй Нейта Бартона, цепляюсь за его руки, и мне чертовски, непередаваемо, хорошо. Острое, почти болезненное наслаждение. Оно проникает в каждую клеточку, и тело горит, раскалившись.
А ведь это был всего лишь поцелуй.)
Вчера вечером ко мне подошла Брук Галеотти. Она интересная, эта Брук, никогда точно не скажешь, честна или так хорошо интригует. И каким-то чудом перефлиртовала Деймона, заслужив немножко его уважения. Итак, Брук подошла ко мне, села рядом, поглядела, что я там читаю, забившись в угол библиотеки, перекинула на спину свои темные вьющиеся волосы и сказала:
- Вчера твоего парня видели в интересном месте.
- Да ну? – хмыкнула я, проглотив «которого?».
От Галеотти пахло ультрамодными духами, запах был не очень, но все почему-то тащились.
- В магазине Бет, - охотно пояснила Брук. – Он выбирал кольцо.
Я чуть не порвала страницу, затем чуть не выругалась вслух, но сдержалась, и вышло просто очень удивленное лицо. Искреннее притом.
Брук ушла, а я все сидела и пялилась на столешницу. Она была гладкая, темная, с отпечатками пальцев по всей поверхности. Заляпанная вся.
Я начала писать с чистой доски, но потом все разрушила. А теперь…
Боже, какая ирония.
~*~
- Рассказывай, - велела Кэтрин. Она лежала на кровати Деймона, погрузившись в кошачью полудрему.
- Ты пожалеешь, сестричка, - сказала я злорадно. Она сделала жест, означающий «да пофиг». – Ладно, милая, ты сама напросилась.
Это была финальная вечеринка в череде загулов накануне последнего семестра. Неделя Пьянок, началась она весельем у сестер де Лоран, заканчивалась буйством у бойфренда Брук Галеотти. Все, конечно, было в высшей степени цивилизованно: снятый на ночь клуб, закуски, выпивка без конца, парочка стриптизерш, щепотка наркоты.
Джаспер не пошел со мной, ему нездоровилось; я хотела остаться с ним, но он не позволил, сказал: повеселись за двоих. Так, наверное, было лучше, иначе обе Хелены втянулись бы в дискуссию о кольце. Знание о нем было тяжелым, словно булыжник.
Кольцо. Интересно, какое оно? Ободок тонкий или широкий? С камнем или без? Я воображала его на своей руке, и оно жгло, пробирая до костей.
Пара коктейлей, чтобы охладиться. Обжигающе горький их вкус комом упал в желудок. Музыка гремела так, что никто ничего не слышал и предпочитал действовать, а не трепаться. Действовать, Хелена, действовать, а не разводить сопли.
Как-то так, в общем. Обрывки предстоящего разговора вертелись в голове, прибитые ко дну алкоголем.
- Зачем же ты ходишь на вечеринки, если всегда на них скучаешь? – вот кому стоило остаться дома и болеть в объятиях очередной блондинки.
- Из принципа. О, смотри, Джен Стил, не хочешь за ней поволочиться?
Холодная война окончена, войска приведены в боевую готовность. Глаза Нейта посветлели, стали – зеленоватый лед, прозрачный и твердый. Я отвернулась.
- Прекрати меня обвинять, - сухо произнес Нейт, лицо его закаменело. – Или тебе доставляет удовольствие болтать о моих подружках? О, я с радостью их с тобой обсужу. Ты еще список не ведешь, Хелена?
Я вспыхнула, щеки обожгло румянцем. Вот придурок, как он может быть таким… разным, что его хочется и убить, и обнять? Пока что только убить, спасибо тебе, благоразумие.
- Пойдем поболтаем, - Нейт протянул руку, но я отшатнулась, встала сама.
Мы вошли в одну из задних комнат; там царила тишина, кондиционер источал прохладу, высокие окна прятали римские шторы. Нейт запер дверь, замок щелкнул оглушительно громко. Я демонстративно встала посреди комнаты. Воззвала к имени Джаспера, но все осталось по-прежнему. Воображаемое кольцо давило на руку.
- Ходят слухи, что твой дружок собирается сделать тебе предложение, - ловя мой взгляд, сказал Нейт.
- Слухи всего лишь слухи, - ответила я холодно. – Будь добр, не лезь не в свое дело.
- Не выходи за него.
- Что?
- Не выходи за него, - повторил Нейт; странно исказилось его лицо, словно от боли. Словно? Нет, вы не заставите меня в это поверить. – Ты сделаешь большую ошибку.
- И что же мне сделать? – выговорила я как можно спокойнее. – Быть с тобой?
Он медленно взял мою руку, поднял ладонью вверх, давая возможностью убрать её. Я замерла, все слова ушли, оставив глупо приоткрытый рот.
- Да, - сказал Нейт.
- Перестань, Нейтан, это… Ничего не выйдет, зачем тебе это? Ты ведь даже меня не любишь.
- Откуда ты знаешь? Не дав ни единого шанса это доказать? Мне нужно, чтобы ты была со мной, Хелена, я это, - он чуть поморщился, - чувствую.
- Слишком поздно, - пробормотала я, отводя взгляд. – Слишком поздно для нас обоих.
- Перестань!
- Ради чего все это? Назови мне вескую причину.
- Я дам тебе время, - он шагнул вперед, обнял меня; движение его были неторопливы, Нейт сам давал мне шанс уйти. Отстраниться.
Но я осталась.
- Ты подумаешь и решишь, - прошептал он, целуя мою шею. – Обещаю, я буду уважать твое решение. Я уйду, если ты захочешь, никогда тебя больше не побеспокою… Ты хочешь, чтобы я ушел, Хелена?
- Это нечестно, - выдохнула я, став расстегивать его рубашку.
Два дня спустя я рыдала, запершись в машине. Ложь куда больнее честности, больнее и злее. Правда не смягчает изначальное вранье. Это не смелость, а необходимость – встать, пойти, сказать все прямо. Решив все наконец. Нейт дал мне время, я им распорядилась. Получила заслуженное. Теперь все правильно.
Успокоившись, я крутанула руль, выезжая на дорогу. Знакомый дом показался вдали. Я припарковалась, вытащила из сумочки косметичку, привела себя в порядок. Ничто меня не выдавало.
Я поднялась на крыльцо, нажала на кнопку звонка – вокруг разлилась торжественная трель. Послышались шаги, открылась дверь.
- Привет, - сказал Нейт.