[BadTouch]

Ой, а вот и я... Всем, кто ждал *Уже пригнулась в ожидании летящих в меня тапков*

***


Жить, не имея надежды на счастье, значит и не жить вовсе. Но как найти в себе силы вставать по утрам, улыбаться новому дню, радоваться солнышку, ждать появления на свет ребенка, если в душе ничего не осталось

? Как продолжать верить в чудо, если все, чем ты жил, больше не существует? Что это - наказание за провинность, насмешка судьбы или же небесная кара? Я никогда не была склонна к суевериям. Однако сейчас, окруженная стенами некогда наполненного жизнью и счастьем дома, я начинаю думать о том, что род наш находится во власти каких-то сверхъестественных сил. Если над моей бедной семьей и впрямь тяготеет злой рок, то чем заслужили мы это наказание?

В последнее время мне так невыносимо больно и одиноко, что только дневнику и остается доверять все свои мысли и переживания. Больше месяца не бралась я записывать все, что со мной происходило. И решение мое продиктовано скорее крайней степенью отчаяния, нежели обычным желанием продолжать эту горькую летопись. Пишу я лишь оттого, что больше не с кем делиться мне своими переживаниями. Я изо всех сил пытаюсь держать себя в руках, не давая унынию и печали окончательно поселиться и в без того уж измученном и кровоточащем сердце. Думать о хорошем и готовиться к скорому рождению ребенка при обстоятельствах, о которых я собираюсь поведать, очень непросто

. Сейчас, когда мою голову осаждают лишь мучительные, сводящие с ума вопросы, ответов на которые мне никогда не найти, остается только молча доверять свои мысли этой тетради. Ведь выход обязательно должен быть; наверное, я просто его не вижу, не вижу сейчас, но когда-нибудь эта боль перестанет, наконец, терзать мою душу. Когда-нибудь это обязательно случится, нужно лишь заставить себя верить в лучшее. О, Господи, прошу, не оставляй меня! Не позволяй мне предаваться этому тяжкому из грехов - убереги от уныния и даруй силы жить дальше, не теряя веры в светлое будущее.

Поздно, за окном льет дождь и, пожалуй, пора ложиться спать. Я заставляю себя быть благоразумной только ради маленького человечка, которого ношу у себя под сердцем. Завтра предстоит тяжелый день, ведь мне еще раз придется пережить те ужасные мгновения, которые имели столь роковые для всех нас последствия.
***
Я никогда не жаловалась на свою судьбу не потому, что дала себе такое обещание, нет. Наверное, в моей жизни плохое всегда уравновешивалось хорошим. Рядом неизменно были родные люди, к которым я могла обратиться за помощью и сочувствием. Даже в те минуты, когда мне казалось, что жизнь слишком жестоко со мной обходится, я продолжала верить и надеяться. Я вовсе не хочу жалеть себя и сетовать на свои беды и неудачи, и пусть все, что я собираюсь написать, будет преследовать лишь одну цель – мне крайне необходимо выговориться и облегчить свою израненную душу, хотя вряд ли это хоть как-то поспособствует ее скорейшему выздоровлению.

Считается, что господь посылает нам ровно столько испытаний, сколько мы в силах выдержать, и потому, нам остается лишь покорно нести свой крест. Я никогда ни в чем не винила свою мать, сумасшедшую и, по сути, совершенно чужую мне женщину, эту несчастную, вынужденную доживать остаток дней своих в психиатрической лечебнице. Узнав о женщине, подарившей мне жизнь, всю горькую правду, я смогла лишь пожалеть ее. Я не испытывала ни ненависти, ни обиды, ни злости, прекрасно понимая, что моя мать была больна. Все это как будто происходило не со мной, почти не коснулось меня так, как могло бы, останься я одна. Здесь стоит благодарить деда и бабушку, ведь они смогли огородить меня от всего этого ужаса, и я росла относительно счастливым ребенком, насколько это, конечно, возможно при подобных обстоятельствах. Тем не менее, сейчас я прихожу к мысли, что я была обречена на несчастья чуть ли ни с самого момента своего зачатия. Но жизнь шла свои чередом, родителей мне заменили дед и бабушка Мау, они дарили мне свою любовь и заботились, как о родной дочери, которую не смогли уберечь от беды. Они старались, как могли, лишь бы только я росла здоровой и счастливой. Нет, конечно, моя жизнь, как и жизнь каждого ребенка, была полна огорчений и переживаний, радостей и горестей, но все это кажется сейчас таким несущественным по сравнению с трудностями моей взрослой и, увы, одинокой жизни. Мне так обидно, что я плохо помню свою бабушку, ведь я была слишком маленькой, когда она умерла.

Но до недавних пор у меня оставались дед и тетя Мирра. Вместе мы справлялись с любой бедой, потому что только так можно пережить любые невзгоды. Когда заболела тетя Мирра, я находилась уже в достаточно сознательном возрасте, и тогда впервые, по-настоящему, стала задумываться о том, что однажды Господь заберет у меня всех, кого я люблю. Так оно и случилось. Однако, наверное, стоит собраться с мыслями и рассказать обо всем по порядку.
***
То, что произошло на нашей с Китоном, так и не состоявшейся, свадьбе, стало поводом для многочисленных пересудов. Я с содроганием сердца вспоминаю недоуменные взгляды гостей, прикованные к пылающим ненавистью глазам незнакомки.

Вижу, как она твердой походкой направляется к нам, губы ее искривлены злобой, а бледное лицо исполнено твердости помешать нам стать мужем и женой. Окинув всех собравшихся взором, полным презрения и брезгливости, она заговорила.
– Мне кажется, что есть одна деталь, – обратилась она к Китону, – которая тебе неизвестна, мой милый.
– Боже, Френсис, что…что ты здесь делаешь? – спросил он, и я заметила ужас, охвативший его.

Я с непониманием уставилась на Китона, и мою голову терзал лишь один вопрос: кто эта женщина и для чего она все это делает? Неужели она и впрямь хочет расстроить нашу свадьбу?
– Вы знакомы, Китон? – только и смогла спросить я.
Вместо ответа она разразилась жутким, каким-то нечеловеческим, хохотом. Я заметила, что взгляд ее упал на мою руку. Когда девушка немного успокоилась и смогла совладать со своими эмоциями, она произнесла:
– Не думала, что ты настолько скуп, Китон, – она горько усмехнулась, – чтобы заставлять свою любовь (выговаривая это слово, она поморщилась), донашивать кольца за своими бывшими невестами.
Все это время гости молча наблюдали за происходящим, лицо священника было невозмутимо, и лишь классическая музыка, казавшаяся до сего момента едва слышной, стала вдруг какой-то зловеще громкой и словно нависла над нами. Я совершенно растерялась и не знала, как себя вести, чувство беспомощности охватило меня, и, пожалуй, тогда я впервые почувствовала, что случится нечто роковое и непоправимое.

– О чем она говорит? – спросила я Китона едва слышно, и не узнав свой собственный голос, (таким взволнованным и неестественным он прозвучал) попятилась в сторону. От волнения у меня застучало в висках, ладони покрылись испариной, и мне показалось, что я вот-вот потеряю сознание.
Незнакомка, которую Китон назвал Френсис, вновь усмехнулась, и, не давая ему возможности ответить на мой вопрос, заговорила:
– Китон, дорогуша, эта девушка, – Френсис смерила меня надменным взглядом, – недостойна быть твоей женой. Знаешь ли… много лет назад судьба сыграла с ней очень злую шутку. – Она немного помедлила, словно в предвкушении того, что собиралась сказать, но Китон не дал ей насладиться моментом.
– Господи, Френ! – воскликнул он, – все, что было между нами, осталось в прошлом. – Китон умоляюще посмотрел на нее и добавил: - Пожалуйста, уходи! Прошу тебя!
– Нет, Китон, – отозвалась она, – я не уйду. Я ведь забочусь о тебе. Я ведь тебе желаю только добра.
– Мисс, если вы сейчас же не сообщите нам причину, – вмешался вдруг священник, – по которой эти двое не могут вступить в брак, я вынужден буду попросить вас покинуть эту церемонию.
– Да-да, святой отец, – вымученно улыбнулась она, – конечно…Каким поспешным кажется мне ваш брак, дорогие влюбленные, – с горькой иронией сказала Френсис, – поспешным до опрометчивости. Милая Клелия, а знаешь ли ты, что Китон до последнего момента обманывал тебя? Знаешь ли ты, что обручальное кольцо, которое сейчас находится на твоем пальчике, совсем недавно принадлежало мне?

Она с любопытством переводила взгляд то на меня, то на Китона и, заметив замешательство на наших лицах, продолжила свою обличительную речь. – Это самое украшение, это кольцо, – она дотронулась до моей руки, и я почувствовала мертвенный холод ее пальцев, – я вернула ему в тот день, когда ты, наверное, была счастлива, как никогда…Он признался мне, что встретил другую женщину. Встретил тебя. Знаешь, а ведь я тоже мечтала о подвенечном наряде, красивой свадьбе, гостях… Отправляясь с ним на ту самую выставку, я считала, что скоро стану его женой. Теперь… – она замолчала на секунду, и, как мне показалось, окончательно потеряв нить своей мысли из-за нахлынувших на нее воспоминаний, заорала – я ненавижу выставки, презираю все эти картины и фотографии. – Казалось, гнев буквально душил Френсис, дыхание ее стало сбивчивым и тяжелым. – Я ненавижу тебя! Ты сломала мне жизнь, полоумная стерва!

От потрясения я не могла произнести ни слова, так силен был шок и непонимание, охватившие меня в тот момент. Кажется, я слышала, как кто-то из гостей возмутился, обвинив незваную гостью в чрезмерной грубости и бесцеремонности. Мне даже показалось, что Лео отчаянно пытался удержать Софи, которая уже порядком вышла из себя. Китон же стоял и как-то растерянно улыбался. Он виновато опустил голову, и словно ребенок, пойманный на краже конфет до обеда, стоял в замешательстве.
– Милый мой, – сказала Френсис, обратившись на этот раз к Китону. – Я ведь не просто так назвала ее полоумной. Ну что вы, – извиняющимся тоном добавила она, повернувшись к гостям и, театрально всплеснув руками, продолжила – я ни за что не стану наводить пустую клевету на порядочных девушек. Да только, Китон, наверное, от тебя скрыли тот факт, что мать твоей невесты была сумасшедшей убийцей. – При эти словах Китон словно оживился и изумленно уставился на Френсис. – Да-да, ты не ослышался, дорогой. Так все и было. Она зарезала папашу твоей ненаглядной еще до ее появления на свет, за что и была упрятана в психушку. И где, ты думаешь, малышка Келли появилась на свет? – Видимо, сочтя свой вопрос риторическим, она решила продолжить. – Но и это еще не все.

Сумасшедшая маменька сбежала, покинула свои оббитые войлоком покои, и покончила жизнь самоубийством, бросившись с моста в реку. Заботы о ребенке, как ты понимаешь, она оставила своим дряхлым родителям. Каково, а? Замечательная наследственность, правда? И вот с этой девушкой ты собрался связать свою жизнь. Ох, Китон, а вдруг она с тобой что-нибудь сделает? Или, не дай бог, ваши дети будут страдать слабоумием? Нет-нет, я вовсе не хочу, чтобы тебя постигла подобная участь!
После этих слов она вдруг бросилась ему на шею и громко, уже не сдерживая себя, разрыдалась.
– Китон! – кричала она. – Я так люблю тебя! Неужели ничего нельзя исправить?
– Прошу тебя, Френсис, – сказал он, убирая ее руки со своих плеч. – Не надо.
Я не могла поверить в то, что все это происходит на моей свадьбе. Кажется, тогда я совсем не думала о том, что она наговорила о Китоне, брошенные ею слова казались мне пустыми бреднями одинокой женщины, ослепленной горем и ревностью. В том, что у него была невеста, в конце концов, нет ничего достойного порицания. И даже если бы все было так, как говорила Френ, я нашла бы в себе силы простить его. Но в то мгновение мои мысли занимала лишь история моей матери, рассказанная с таким цинизмом. Я чувствовала себя униженной и втоптанной в грязь, ведь эта женщина позволила себе опошлить горе, коснувшееся нашей семьи.

Эти слова, полные злобы и ненависти, были подобны смертельным ударам, оставлявшим на сердце зияющие раны. Меня бил озноб, и большие крупные слезы сами покатились из глаз. От волнения и отчаяния я не могла пошевелиться, и лишь безропотно смотрела на девушку, которая, казалось, получала огромное удовольствие от того, что ей удалось меня так больно ранить. Она взглянула на меня и усмехнулась сквозь слезы. Наверное, Китону пришлось несколько раз назвать меня по имени, прежде чем я, наконец, услышала его голос.
– Келли, – позвал он, – Келли…это всё правда?
Его изумленные глаза смотрели на меня в недоумении, Френсис выжидающе молчала, а все вокруг заволокла какая-то пелена, так что я едва понимала, что происходит. Краем глаза я видела, как кто-то принес деду стакан воды и, призывая его не волноваться, принялся звонить по телефону. На лицах присутствовавших читалось сухое сожаление; сочувствие гостей к моему положению показалось таким унизительным, что от всего это сделалось ещё горше.
– Келли! – услышала я вновь. – Скажи же что-нибудь.
Не в силах больше справляться с обуревавшими меня чувствами, я, возможно, совершила самый глупый поступок в своей жизни. Я просто беспомощно разрыдалась и бросилась прочь в надежде убежать от этого позора.




От стыда и обиды щеки мои пылали, платье цеплялось за ветки, но я с отчаянным упорством продолжала свое вынужденное бегство. Я не помню, сколько минут, а, может, даже часов сидела я в глубине церковного сада, о чем думала и думала ли о чем-нибудь вообще… Я не предпринимала намеренных попыток спрятаться, просто брела, куда глаза глядят, но только сейчас я начинаю понимать, что, должно быть, прошло не меньше трех часов, прежде чем меня отыскали. Возможно, мне просто дали время успокоиться и все взвесить, но этого я не могу знать наверняка.

Было уже совсем темно, когда Китон, тихонько присев рядом со мной, произнес:
– Привет. – От неожиданности я вздрогнула и посмотрела на него ничего не понимающим взглядом, у меня было ощущение, что я вижу совершенно чужого мне человека. Трудно было сказать, что творилось у меня на душе в тот час. Осколки моей растоптанной чести

, смешиваясь с чувством разочарования и какой-то невыразимой тоски от того, что ничего уже нельзя исправить, впивались своими заостренными краями, казалось, в самое сердце. Я ждала от него всего лишь нескольких ласковых слов, но услышала только странное «как многого мы не знали друг о друге». И в этот момент мне показалось, что Китон отчасти виноват в том, что произошло. Словно он молча смотрел на, как меня втаптывают в грязь. И при этом он не просто ждал - взгляд его как будто просил какого-то опровержения словам Френсис, в то время как мне просто нужна была помощь и поддержка. – Прости, Келли, – спокойно сказал он. – Я хочу, чтобы ты знала: тебе не в чем себя винить. – Я молча слушала его, и где-то глубоко в душе теплилась надежда на то, что сейчас он подхватит меня на руки, нежно поцелует и увезет куда-нибудь далеко-далеко, где никто не будет знать о моем прошлом, и мы вновь будем счастливы.

Но я ошибалась. О какой вине он говорит - я не понимала. – То, что я узнал сегодня, – продолжал он, – сыграло лишь определенную роль, но, ни в коем случае, не послужило единственной причиной того, что я сейчас тебе скажу. Заранее прости мне мою жестокость. Знаешь, все так глупо получилось, и, в то же время, словно расставило все точки над i. – Его голос звучал мягко, пожалуй, даже несколько вкрадчиво. Я начинала смутно догадываться, к чему он клонит. – Этот случай не дал мне совершить чудовищную ошибку. Как будто кто-то неведомый, пусть и таким жестоким способом, нажал на паузу и дал мне отсрочку. Дал несколько часов на то, чтобы я все взвесил и не наделал глупостей. Я даже не знаю, когда все это началось, – он еще раз извинился и немного помолчав, продолжил, – но ты пойми меня правильно. Наверное, я просто трус. Сейчас я очень сожалею о том, что сразу не признался тебе в том, что мои чувства к тебе начали остывать. Но я и сам не в состоянии определить, когда все это началось…
Как было заставить себя осознать ужасный смысл произнесенных им слов, я не знала. Да я и до сих пор не понимаю, как можно жить после этого. Я думала, что нахожусь здесь всего несколько минут, ждала его, надеялась, что мужчина, которого люблю больше жизни, придет ко мне, утешит и успокоит. Он здесь, со мной рядом, но какие-то странные слова срываются с его губ… До последнего момента я считала всё это каким-то глупым недоразумением, думала, что еще не поздно все исправить, и мы, несмотря ни на что, сможем быть вместе. Но вдруг что-то подсказало мне - моим мечтам не суждено сбыться. Китон, без сомнения, пришел прощаться. Глаза его были полны легкой грусти. Но в то же время, в них читалась какая-то необъяснимая легкость, и он, словно избавившись от оков, обременявших его душу до сих пор, вдруг ощутил такую долгожданную свободу и был так опьянен ею, что мои страдания, казалось, совсем его не трогали. Любви неведомы преграды, а любящие сердца не отказываются друг от друга так скоро и легко. Выходит, он меня никогда и не любил?

Что же заставило его так чудовищно поступить со мной, зачем он готовился к свадьбе, изображал влюбленного мужчину, если он ничего ко мне не чувствовал? Нерешительность и трусость? Чего он испугался? Семьи, детей? О, боже, а ведь я жду ребенка. Неужели я была так слепа, что просто ничего не замечала? Ах, Господи, как жестоко я обманывалась! Как горько осознавать, что момент истины настал именно в тот день, когда я надеялась стать счастливейшей из женщин! Но чем больше я об этом думаю, тем больше затрудняюсь ответить, при каких других обстоятельствах мне было бы не так больно знать, что его чувства ко мне остыли.
– А что же будет с нашим ребенком? – спросила я, понимая, что это конец, такой печальный и бесславный.
– О, если ты решишь оставить его, я…
От бессильной ярости

, охватившей меня, я уже была не в силах разобрать окончания этой фразы. Господи! Господи! – вопрошала я про себя. – Как же такое возможно? Кто этот человек, сидящий сейчас рядом со мной? Мне кажется, что я и не знала его никогда. Что же такое он говорит, если только вчера мы были так счастливы. Как часто я вспоминала потом произнесенные им слова и мысленно содрогалась. Это был ребенок, наш с ним ребенок! Как он мог даже предположить, что я смогу избавиться от него? Получается, что я была так ослеплена своим счастьем, что не замечала коснувшихся его сердца перемен. О, как же мне было больно в тот момент, как мне до сих пор больно…
– Ты все еще ее любишь? – спросила я бесцветным голосом. Китон, казалось, немного смутился, но довольно быстро нашелся и ответил мне:

– Нет, не думаю, – он покачал головой. – Кажется, я просто запутался в себе. Еще раз прости, – сказал он вставая. – И не держи на меня зла. Пойдем, я провожу тебя домой.
Но злилась я не на него. Я винила себя за то, что не смогла распознать момент, в который упустила его; момент, в который мы потеряли нашу любовь, и от того, что только вчера все в наших отношениях представлялось мне идеальным, горе мое казалось просто невыносимым.
Дома нас встретили Лео и Софи.
– Ну, слава Богу, – сказала она, бросив на Китона взгляд, полный ненависти.
Софи помогла мне раздеться. Я заметила, как она с трудом сдерживает слезы, вынимая из моих волос невидимки и освобождая тем самым испачкавшуюся фату. Она бесшумно упала на деревянный пол, заставив меня горько усмехнуться. Все это происходило словно в каком-то бреду, по крайней мере, я очень смутно помню эти мгновения. Я припоминаю, как подруга аккуратно собрала мой находившийся в довольно плачевном состоянии свадебный наряд и куда-то его унесла. Я никогда не интересовалась, что она с ним сделала, но очень ей благодарна за то, что больше никогда его не видела.

Софи заставила меня умыться, и заботливо расстелив постель, сказала, что останется ночевать у меня и, на случай, если мне что-то понадобиться, она будет находиться в соседней спальне. Как ни больно мне об этом говорить, но на этом печальные события того дня отнюдь не заканчивались. В тот вечер, по причине ли крайней усталости или же охватившего меня душевного смятения, я совсем не поинтересовалась самочувствием дедушки. И только на следующий день, когда я пожелала его увидеть, Софи, неутешительно покачав головой, сказала:
– Боюсь, милая, что это невозможно.
– Но почему? – изумилась я.
– Потому что его больше нет

, – прозвучало в ответ. – Мне очень жаль.
– Когда это случилось? – тихо спросила я.
– Сегодня под утро. Вчера я не стала говорить тебе о том, что на свадьбе ему стало плохо, и вот сегодня пришло дурное известие…Он скончался в больнице. Сердце…

Помню, как бесшумно опустилась на стул, как в отчаянии оперлась руками о стол и громко разрыдалась. Софи стояла рядом и лишь нежно поглаживала меня по спине. А через неделю умерла

и тетя Мирра. Вот так я и осталась совсем одна. Конечно, у меня были Брайан, Лео, Софья и Энтони, но я все равно чувствовала себя одинокой и брошенной на произвол судьбы. Бывало, я часами сидела на кладбище, и оттого, что слез в моих глазах просто не осталось, тихо сидела на скамейке у серого семейного склепа Кардье, и просто сходила с ума. Сейчас я виню себя в том, что была так неосторожна и совсем не думала о здоровье своего собственного ребенка.
***
В тот роковой вечер я видела Китона в последний раз. Были еще телефонные звонки, которые меня окончательно убедили в том, что он либо очень сильно изменился, либо я, в силу своей влюбленности, была склонна видеть в нем только хорошее. Он говорил так витиевато, что я, пожалуй, не смогу повторить даже и части его искусно сплетенных фраз, смысл которых, по большей части, сводился к тому, чтобы узнать, не решила ли я сделать аборт.

А если вдруг меня стесняет что-либо в родном Твинбруке, он охотно посодействует мне в этом вопросе, найдет лучшую клинику и прекрасных врачей. Он говорил, что ему искренне жаль, что так получилось, и что он хочет, чтобы со мной все было хорошо. Бог знает, чего он боялся: шантажа или того, что репортеры прознают о его внебрачном ребенке… Все это было до такой степени противно и больно, что по щекам моим текли тихие слезы отчаяния. В конце концов, я настоятельно попросила его не звонить мне больше, так как твердо решила оставить ребенка. Это даже не обсуждалось. В конце концов, звонки и вовсе прекратились.
***
«Не держи на меня зла», – эти слова Китона часто мне вспоминаются. Нет, держать зла на него я не стану. Но простить, пожалуй, никогда не смогу. Ведь что, в сущности, значит простить? Забыть свою обиду. Всего-навсего забыть. Но как я могу забыть это? Как я могу забыть весь этот кошмар? А этот несчастный ребенок, что призван навсегда соединить нас с Китоном? Разве он даст мне возможность забыть и простить его? Ох, как глупо, как несправедливо все получилось…
***
Правду говорят – беда не приходит одна. Все случилось как-то вдруг и сразу. Но у меня нет сомнений в том, что дедушка и Мирра не хотели бы видеть меня заплаканной и убитой горем, тем более, сейчас, когда я жду ребенка. Я прихожу к ним почти каждый день, за исключением тех редких случаев, когда плохая погода заставляет меня оставаться дома, ведь мне приходится думать не только о себе. На кладбище так тихо и удивительно спокойно. Если тишина дома меня несколько угнетает, то там, на свежем воздухе, все несколько иначе.

Словно здесь мне кто-то помогает, как будто мои дорогие родственники спускаются с небес (а у меня нет и тени сомнения, что все они находятся именно там), чтобы поддержать меня. Редкие посетители кладбища лишь печально вздыхают и качают головами, заметив меня на скамье у склепа...