Государственный Университет. I курс
Декорации и маски
Жёлтый автомобиль прошелестел по асфальту шоссе, натужно крякнул на повороте и остановился, ворча неисправными рессорами. Тащиться через полстраны на поездах и такси! Я сморщился, разминая затёкшую шею; после нескольких часов на неудобном заднем сиденье хрустел, кажется, каждый сустав. Предпочёл бы домчаться до университетского городка на своей красной красавице, собственными деньгами оплачивая придорожные гостиницы и времени потратив не многим больше; но мама настояла на скромности. Здравый смысл вынудил признать правильность такого решения.
Государственный Университет - одно из немногих хранилищ знаний высокого уровня, и трудности поступления никто не отменял, хотя в отличие от Академии или Теха плата за обучение не превышала пределов разумного. Университет, однако, открывал двери немногим. Детям героев (чаще посмертных) минувших войн. Юнцам, которым посчастливилось из-за школьной парты попасть в бурю очередного вооруженного конфликта, НЕ войны, где-нибудь на границе. Боевым магам и стажёрам Разведки, но они не в счёт за редкостью и скрытностью. Студенты госуниверситета – лица простых семей, и факт студенчества – единственная их привилегия, отданная честным Южным Побережьем в уплату долга. За уже отнятые, впитанные, сожранные его бескомпромиссностью жизни отцов и братьев. И за жизни, которые только предстоит взять со словами «гражданский долг».
Соглашаясь с Адорой, я смеялся про себя: не комильфо появляться на сияющей спортивной машине среди простых смертных, став их товарищем по учёбе благодаря связям покойной бабушки Виолы. Шагая по массивным бетонным плитам, заменяющим в кампусе привычный тротуар, видя,
скольким дана возможность учиться, помня,
что стоит за этим, хотелось плюнуть и пересдать экзамен в Академию. Как на поверку лживы речи о политике мирного урегулирования.
*
Почему актёр?
Мне было пять лет, когда мама впервые отвела меня в театр, гордость Китежа. На его сцене, прежде чем уехать на Север, блистала тётя Пелагея, и её фотография – монохром и грим к некой авангардной постановке – висела в фойе. Мы стояли у фото не дольше двух минут, потом вошли в зал – спектакль был детский, классическая сказка. Я смотрел на актёров в ярких костюмах, изображающие замок и зачарованный лес декорации, а видел лицо мамы, глядящей на чёрно-белое изображение, её глаза и безграничную любовь в них.
Тётя никогда не звонила, не присылала писем. Став старше, я осознал существование секрета, в который меня не собираются посвящать, и почувствовал, что, пожалуй, лучше знать о Севере, правда это или ложь. Но тогда, в самом начале, хотелось лишь радовать маму, напоминая ей дорогую сестру, актрису театра. Мне казалось, это поможет навсегда прогнать из синевы под веками пустоту. Любовь к игре как таковой появилась в школьном драматическом кружке, а желание быть причастным к миру кино принёс фееричный киносеанс в китежградской ратуше – люди, словно ни разу не видев магии, бежали от едущего по холщёвому экрану поезда. Чары лишь заставляли ярче светиться падающий на экран белый луч (бобины с плёнкой вращал механик), но это была самая волшебная вещь на свете!
И вот, я обучаюсь актёрскому мастерству в громаде милитаризированного Государственного Университета. Было трудно, особенно в начале. Самолюбие страдало из-за жесткой преподавательской критики, отчаянно хотелось обидеться и надуться, но бесконечные придирки были всё же лучше удручённого молчания и прикрытых ладонью глаз. Болели щёки: каждое утро, до рассвета, зеркало в душевой общежития терпело обязательные упражнения на развитие мимики.
Парень из соседней комнаты грозился утопить меня в раковине, когда, проспав, колотил в дверь, но отказался от агрессии, однажды увидев чёрное одеяние Бесовой Ямы, подарок почтенной Тамары на восемнадцатилетие. Сосед предпочёл чистить зубы с девочками.
Жизнь в общежитии накладывает определённые обязательства, вроде уборки или стрижки кустов вдоль фасада. Утомительно и нудно, я с досадой думал, что в Техе грязной работой занимались бы стипендиаты, гордость заведения. В прочем, почёт обязанностей Дежурного По Туалетам Первого Этажа (так было написано на жестяном значке, придуманном полной энтузиазма комендантом) ощутимо меркнул рядом с сыновним долгом – помощью Адоре на новом витке семейного дела.
Вспомнив былое увлечение парикмахерским искусством и визажем, мама открыла в предместьях Каньона салон красоты, где вскоре понадобились моя тактичность и обаятельная улыбка.
Университет отстоит от Сухого каньона на сотни миль к центру материка, а заклинание дальней телепортации доступно только магам высшего уровня, поэтому каждые выходные я оставлял своё бездыханное тело в круге из чёрных свечей, посылая материальную проекцию самого себя в свеженький пряничный домик.
Часто решимость задумавшихся над сменой внешности старушек и девочек-подростков оказывалась в моих руках. Ножницы и кисточки для румян бывали в них реже, уступая губке и швабре как неизменным атрибутам уборки конфетного общего зала, прохладной уборной, где стараниями вашего покорного слуги можно было оперировать, и сауны. Случалось, правда, подменять Адору у кресла стилиста в дни рекламных акций и презентаций.
Благодаря подобной практике в будущем смог бы гримировать себя сам. Обычно бывало нетрудно: капля успокаивающего настоя в чашечку кофе за счёт салона – и скандал обращался в шутку. В прочем, порой ситуация оказывалась и более… напряжённой.
*
- Зря ты не захотел присоединиться! - Кара мотнула головой, откидывая свесившиеся на глаза тёмные волосы. Чёрные пряди нефтью налипли на смуглые плечи, морская вода чертила дорожки, стекая по аппетитно округлым бёдрам, огибая маленький светло-розовый шрам на прелестной коленке. Девушка неуклюже – грубая ткань липла к влажной коже – натянула длинную пёструю юбку и топ и легла рядом, положив голову ко мне на плечо, - мурашки разбежались от прохладных капель, упавших с её волос.
- Мне хотелось погреться, не поджариваясь, - я наблюдал за ней, чуть прикрыв глаза. Как она отряхивает с рук золотистый песок, чтобы тут же начать рисовать на нём узоры, как заплетает блестящие волосы в небрежную косу. Стемнело не до конца, вуаль коротких тропических сумерек укрыла Твикки от яростного дневного жара. Пляж отдавал украденное у солнца тепло, и я впитывал его всем телом, лёжа прямо на песке.
*
На материке едва перевалила через середину зима. Первые экзамены остались позади, общежитие опустело. Я не поехал домой на каникулы: дорога съела бы слишком сытный кусок долгожданного двухнедельного отдыха. Подготовка к новому семестру, обычные утренние упражнения и спортзал, покрытый коркой серого льда кампус.
Проведя в университете полгода, я не тяготился отсутствием шумной компании, напротив, чувствуя себя не в своей тарелке, общаясь с людьми иного социального статуса. Снобизм, пожалуй, примешивался, но дело было не в нём. Просто окружающие люди оказались настолько… другими. Это сбивало с толку, с ног! Я не был принцем, не вращался всю жизнь в избранном обществе, но даже разношерстная толпа общеобразовательной каньонной школы не шла в сравнение с пёстрой толпой Университета. Молодёжь богатого и благоустроенного Сухого Каньона была… молодёжью богатого и благоустроенного городка. Они не знали – я не знал! - ни войны, ни нищеты, от коих госуниверситет служил спасательным кругом для сотен. Я надеялся, что моя невеста будет играть на вёрджинеле*. Они – что спор с одним из десяти граничащих с Побережьем государств решится компромиссом. В этом крылось различие, на которое неловко и страшно было закрыть глаза.
Но пустые коридоры общежития утомляли, и, в конце концов, я плюнул на комфортное путешествие и взмыл в лето, оседлав метлу.
В коттедже на Твикки мы не жили уже несколько лет – нуждались в ремонте трубы, скрипели ступеньки крыльца, потрескалась краска на перилах террасы.
Влажная, душная дневная жара изводила, но ночи!.. Ради ночей на Твикки и стоило жить. Упоительное безумие туристических улиц, ярких и праздничных, как карнавальный наряд туземки, подхватывало и уносило потоком незамысловатых наслаждений вроде вина и танцев, без условностей, под рваный ритм барабанов, в свете масляных светильников. Звала бархатная синяя тишина отдалённых лагун, лабиринты выброшенных на берег ракушек и трепет бабочек размером с ладонь. Громче грохота музыки казалось там потрескивание плавника в костре, и зелёные от соли искры смешивались со звёздами.
*
Руки массажистки были прекрасны, сама она – не особенно. Горячая галька приятно давила на спину, сладкий запах массажного масла щекотал ноздри, женщина говорила что-то незначительное, едва не давясь акцентом. Ощущение чужого взгляда на лице вывело из полудрёмы – я утонул. Захлебнулся в голубых – море на мелководье – глазах стоящей поодаль невысокой смуглой девушки.
Кара Нийе, так её звали. Местная, младше на три года – «…чуть-чуть осталось до шестнадцати!» На материке я бы и подойти к такой не посмел, но здесь это было нормально. Она всюду ходила следом с глупыми островными легендами, бородатыми шутками и наивными рассуждениями, поначалу скорее раздражая, чем привлекая.
И всё же нечто особенное, милое, до боли волнующее было в опущенных глазах цвета моря под солнцем, в по-детски пухлых щеках, узких ладонях, привычке, задумавшись, теребить мочку уха. И поцелуй девочки по имени Кара в кружевной тени садов был лучшим, что могли подарить тропики.
Как Нийе, моя – ха-ха – кара за доверчивость. Девушка-цветок с острова Твикки. Такие не торгуют собой в привычном смысле; они пудрят мозги приезжим, вынуждая в итоге забрать с собой, а потом тянут через океан целую вереницу товарок. Девушки-цветы нужны, чтоб высылать законные приглашения жалким созданиям, будущим «труженицам» подпольных публичных домов; говорят, из-за запрета продажной любви на Южном Побережье такие имеют бешеный успех. И не важно, стар ты или молод, холост или женат, даже деньги не имеют значения: их достаточно у «кураторов» с материка.
Случайно подслушав разговор Кары с одним из них, бледным, словно опарыш, я сделал соответствующие выводы и вскоре навсегда покинул Твикки, не сказав девочке с глазами цвета моря больше ни слова.
*
Второй семестр в госуниверситете обещал быть ещё более напряжённым: помимо учёбы меня ждала работа, о которой студент-актёр с первого курса может только мечтать. Ещё в первый вечер на острове телефон коттеджа бомбардировали «ошибочные» звонки. Раз десять явно один и тот же голос просил подойти совершенно посторонних людей. Очевидное издевательство, однако, не разозлило меня и, решив подождать, что из этого выйдет, я каждый раз отвечал спокойно. Оказалось, не зря. Кто-то из преподавателей рекомендовал меня хозяину одного из университетских ресторанчиков – хорошее место, я сам не раз обедал там до того – как человека с достаточной для развлечения публики выдержкой.
Забавные истории и пантомима – отлично для начала сценической карьеры, к тому же, нечто подобное я делал, работая в семейных магазинах (в той же «Овощной лавке» шанс получить тухлым помидором в лицо был выше). Итак, я корчил рожи перед зеркалом в душевой, учился принимать критику и веселил других студентов со сцены ресторана, обретя даже пару несерьёзных поклонников, за полночь подвозящих меня домой на дребезжащем четырёхколёсном раритете.
Весной, когда после закрытия сессии Университет вновь опустел и поток клиентов ослаб, босс, он же шеф-повар, доверил мне караоке, аргументировав это тем, что распугивать посредственным пением всё равно некого.
Техническое *Вёрджинел (от английского virgin)- музыкальный инструмент из семейства клавесинов, на котором играют исключительно
юные леди. Похищен из "Правды" Терри Пратчетта. Мариан намекает.
1. Техническая сторона салона красоты (купил его Мариан, а Адору мы наняли управляющей) плюс "золотой стилист":
2. Кара Нийе (Нанель) имеет стремление "знания", голубые глаза и смуглую кожу. Всё это видно на скринах, но на всякий случай дописываю и сюда.