Человек, который велел называть себя Пастырем, любил трудные задачи и всегда ставил перед собой сложные цели. Он родился в нищете и безвестности, но это лишь выкристаллизовало его характер. Будучи еще совсем молодым, он вознамерился достичь вершины. Над ним смеялись тогда, считая безумцем и бесплодным мечтателем, но прошло всего три десятилетия, и смех утих, сменившись завистью, страхом и поклонением. Он достиг всего, чего мог желать смертный. Сейчас он замахнулся на цель посерьезнее, он возжелал сравняться с Бессмертными. Для достижения первой цели он потратил почти всю свою жизнь, на то, чтобы осуществить вторую у него было всего несколько лет.
Человек, который велел называть себя Пастырем, любил головоломки, потому что, решая их, он использовал свои самые лучшие, как он считал, качества: изворотливый ум, интуицию и бесконечное терпение. Нынешний ребус, который он разгадывал вот уже без малого двадцать лет, был самым сложным и серьезным, с каким он когда либо сталкивался.
Карты Гарута, карты Судьбы, реликт ушедшей эпохи, артефакт, дошедший до наших дней со времен до Разлома мира. 24 пластинки в пол-ладони величиной, изготовленные из неизвестного материала, тоньше бумаги и прочнее стали, так, что ни согнуть, ни сломать их было невозможно. С одной стороны их покрывал витиеватый узор, в котором ясно просматривалась змея, кусающая свой хвост, а внутри этого кольца расположился ворон с раскинутыми крылами. На лицевую сторону были нанесены 24 разные картины, написанные гениальным художником и, несмотря на огромное количество прошедших веков, краски нигде не стерлись и сияли так ярко, будто были наложены только вчера. Но самым удивительным было то, что карты изменяли свою температуру и изображенные на них картины менялись, а сами пластины самостоятельно укладывались в неизменный расклад и занимали строго определенное место, независимо от того, в какой очередности они были вынуты из колоды.
Человек, который велел называть себя Пастырем, уже давно понял, что в Гарута зашифровано пророчество, некое предопределенное событие и что он сам занимает в этом предсказании центральное место.
Мужчина протянул сухую, покрытую старческими пигментными пятнами руку к простой деревянной шкатулке и вынул из нее тонкую пачку. Произвольно перемешав ее, он достал наугад четыре пластины и положил их на стол лицом вверх. Карты тут же объединились в две пары и плавно скользнули на самый верх стола, занимая главенствующее место в раскладе. Человек, который велел называть себя Пастырем, даже не глядя, знал, что изображено на них.
С одной из них с холодным презрением смотрел красивый мрачный мужчина – Сын Ночи, Владыка среди Всемогущих, и от его властного требовательного взгляда никуда нельзя было спрятаться. На второй восседала прекрасная женщина – Принцесса Утра, и ее глаза дарили нежность и обещали неземное наслаждение. Две самые старшие карты, два главных Арка, но человек, который велел называть себя Пастырем, давно осознал, что это их могущество, кажущееся незыблемым, зависит от двух других пластин с изображением красного и голубого кубков, которые и возносят их на вершину пирамиды.
Человек, который велел называть себя Пастырем, из-под низко надвинутого капюшона внимательно изучал пятую карту, карту Верховного Жреца в виде убеленного сединами старца в тиаре на голове и с жезлом в руках. В глазах старика светились мудрость и знание, но он всегда занимал самую низшую позицию в раскладе. Это казалось несправедливым, и человек, который велел называть себя Пастырем, был уверен, что окажись кубки рядом с Жрецом, он займет подобающее ему место во главе всех.
Человек, который велел называть себя Пастырем, откинулся на жесткую неудобную спинку кресла, позволив себе немного расслабиться. Итак, задача поставлена, и цель определена: два кубка, две Чаши должны принадлежать ему.
Человек, который велел называть себя Пастырем, знал, что так и будет, потому что это предопределено Высшими Силами. На это недвусмысленно указывали другие Арки: Смерть с косой сулила назревшие Великие Перемены, Колесница предсказывала преодоление препятствий и достижение цели, а Колесо Судьбы прочило скорый успех. Однако были и сложности, о которых предостерегали Арки Пророк Вечности, призывающий к осторожности, Равновесие, понуждающее четко оценить свои силы, и Фатум, символизирующий идею испытания, в котором могут помочь лишь твои собственные силы и мозги.
Середину расклада всегда занимали четыре основные карты, и человек, который велел называть себя Пастырем, знал, что их роль во всем этом ключевая, понимал, что они принимают непосредственное участие, вплетены в узор Судьбы и сами влияют на него. Единственное, чего он пока не знал, так это то, как этим воспользоваться в своих интересах.
Арк Врата Святилища изображал волшебницу, она выглядела отстраненной и, казалось, не собиралась активно вмешиваться в процесс, но ее взгляд был преисполнен мудрости, и она явно обладала знаниями, необходимыми для получения Кубков.
Арк Маг был представлен уверенным в себе мужчиной с поднятым вверх жезлом, будто бы являлся вестником Богов. При этом ногой он попирал человеческий череп, словно был связан с Мрачными Чертогами, а в его взгляде кроме воли и мудрости проглядывала хитрость. Все вместе это делало его серьезным игроком и опасным противником.
Третий Арк Жертва представлял собой подвешенного вниз головой человека. Это была самая слабая карта, она единственная колебалась в определении своего места в раскладе, то и дело, опускаясь к Верховному Жрецу, да и Арк Распутье, всегда стоящий рядом с ним, подтверждал, что он свой выбор еще не сделал.
Самой мощной и сильной картой был Шут, на котором был изображен слепец, бредущий к пропасти, гонимый рычащим псом. Этот Арк всегда был окружен двумя пластинами: карта Сила показывала его способность сопротивляться самым неблагоприятным явлениям жизни, а Мир указывал, что бредущий человек вовсе не слеп и знает, в чем его призвание, или вот-вот узнает.
Человек, который велел называть себя Пастырем, придвинул свечу ближе к картам и в неровном дрожащем свете пламени пристально оглядел их. Да, все как всегда, их расположение и порядок оставался неизменным вот уже без малого двадцать лет. И все же что-то неуловимо менялось, лики Верховных Арков выглядели не столь безмятежными, зато лицо Шута становилось все более просветленным.
Человек, который велел называть себя Пастырем, знал поименно многих участников этого действа. Многих, но не всех. Значит, первостепенной задачей являлась их идентификация, и лишь выяснив это, можно было двигаться дальше, вперед к намеченной цели.
***
- Так вот в чем причина твоего упорного нежелания раздеваться при мне! – горько воскликнул Ян, хватаясь за рукоять меча, - Я считал тебя своим другом, а ты оказался шпионом. Сколько еще лжи ты нагородил за это время, и было ли во всем сказанном хоть слово правды? Бери свои сабли или превращайся в барса, я не стану нападать на безоружного.
- Ты отличный охотник, Младич, - с усмешкой сказал Дан, медленно поворачиваясь к юноше, - Подобрался совсем неслышно, ни один сучок не треснул под ногой, да еще и зашел с подветренной стороны. Но наделать друг в друге дырок и разрезов мы всегда успеем. Иногда вещи оказываются не такими, какими кажутся на первый взгляд. Вначале выслушай меня, а там решим. Но позволь мне одеться, а то голым я чувствую себя как-то глупо.
Ян молча кивнул и посторонился, давая веру возможность подойти к одежде.
- В основном, все было правдой, - произнес одевшийся Дан, - Просто, я кое о чем умолчал. Я и в самом деле родился и вырос в Кроатии и я сын базилевса. Но я самый младший, одиннадцатый сын, шансы наследовать трон у меня минимальные, поэтому меня в 13 лет отдали на обучение в Башню Воронов. В Кроатии это считается очень почетным, и я был счастлив и горд этим. Я не стану рассказывать тебе, что собой представляло обучение там, скажу лишь, что оно было жестоким. От Птенцов требуют полного повиновения и преданности главе Башни, Верховному Иерофанту, отречения от своих желаний и даже личности. Выпускники считаются собственностью этого учреждения, и в знак этого их клеймят изображением ворона. Не все учащиеся выдерживают, но я выжил и даже был лучшим на своем курсе по всем дисциплинам. Меня ценили, и я пользовался некоторыми привилегиями. После окончания обучения Птенцы предоставляются самим себе, но в любой момент они могут получить вороново перо и после этого незамедлительно обязаны прибыть в Башню. Меня не трогали около года, но однажды и я получил вызов. Прибыв в Башню, я узнал, что жители острова Ставроза, что у берегов Лирия, стали отказываться от служения Рейвену, а все чаще поклонялись Астарте и устраивали ее святилища. Мне и еще нескольким Птенцам поручалось вернуть заблудших в лоно истинной веры, при этом нам позволялось применять любые средства. Мы и несколько наблюдающих высадились на острове и прошли сквозь него, как саранча, разрушая капища, сжигая деревни и устраивая показательные казни. Уклониться и проявить жалость было нельзя, наблюдающие наделялись также и карательными функциями, и любого из Птенцов, проявившего слабость, уничтожили бы на месте. Но самым страшным во всем этом было то, что приходилось убивать стариков, женщин и даже детей.
Дан замолчал, его кадык заходил ходуном и на челюстях вспухли желваки. Справившись с собой, он продолжил:
- Я тоже убивал, Ян. Я не мог тогда иначе, но это не оправдывает меня в моих собственных глазах. После этого рейда что-то сломалось во мне, я понял, что убивать детей – это не то, чем я бы хотел заниматься в жизни. Я бежал в Виконию, я стал отступником. Мне пока удается избежать убийц из Башни, но я знаю, что они идут по моему следу и рано или поздно выйдут на меня. Вот и весь мой рассказ, а теперь, если ты еще не передумал, бери меч, парень, и начнем.
- Я должен больше доверять тебе, Дан, - виновато сказал Ян, - Прости. Ты был со мной откровенен, я отвечу тебе тем же. Я не из праздного любопытства иду в Закрытые Земли, я надеюсь получить информацию о нахождении Чаш Огня и Льда, которые я должен отыскать во что бы то ни стало.
- Зачем ты все это рассказал мне? Слишком многие хотели бы заполучить их, – недовольно поморщился Дан, выслушав всю историю юноши. Он немного помолчал, а потом задумчиво добавил, - Но я надеюсь, что ты об этом не пожалеешь.