В последнее время в больнице совершенно озверели и теперь приказывали глотать экспериментальные таблетки в домашних условиях. Скормил бы эту дрянь ближайшей собаке, да отвечать потом надо о своем состоянии. И самим им не противно травить врачей? Вымрем же таким путем. Я снова вспомнил, как делал прививки с лекарствами симам, которые ждали лечения. Вот я и влез в их шкуру, когда может произойти что угодно. На самом деле, ничего не произошло, все прошло хорошо и я доложил об этом сияющему придурку, который все это придумал.
- Кто, как не врач, поймет, что с его организмом? А то испытываешь лекарства на гражданских, а у них потом и голова болит, и волосы выпадают, и кости хрупкие, начинаешь копаться, а оказывается, что ваше лекарство тут и не при чем. - Верещал он, пока я смаковал привкус новой таблетки. Хоть бы добавляли в эти аспирины немного пищевой добавки, чтобы был вкус апельсина. А то тошно уже грызть их и с песком во рту как будто ходишь.
К этому времени, где же мои фанфары?, я уже стал главным хирургом. Теперь каждый мой рабочий день я должен был объезжать город и лечить умирающих старушек. Каждый раз я смотрел на их унылые лица и думал, а зачем они живут? Мой отец, например, все еще посещает армейский штаб и управляет там всеми делами, бегает по утрам, целует Лисбэт, играет на фортепиано. Ему нравится такая жизнь и разве ж важно, что скоро ему почти девяносто? Глупости, он здоров и силен, вряд ли его что-то остановит. А эти старушки... Они готовы только ныть о том, как все болит, но они не живут, а доживают свои бесполезно прожитые жизни. Я не черствый и не злой, просто не могу этого понять. Если в волосах — седина, то это означает конец жизни?
На одном из осмотров в парке, когда все напрашивались на прививки, я увидел знакомую серо-зеленую кожу. Это была мамина подруга, несравненная Бриджит. Она, увидев меня, сделала какую-то фигуру руками и тут же кинулась меня обнимать. Я только хлопал глазами.
- Ты так вырос, Паркер, давно я тебя не видела, кажется, когда в последний раз мы встречались, ты был вот такого роста, - и ее ладонь уткнулась ей в пояс, - и ужасно боялся меня, дурачок. Я думала из-за того, что я вампирша, но ведь твоя мама такая, как она? - Я неопределенно пожал плечами. Я не знал. Мы не говорили с того дня, как она стала жить отдельно. Бриджит удивленно посмотрела на меня, так как я молчал, все еще обдумывая ответ.
- С ней все хорошо, рисует, любит отца. - Ее лицо озарила улыбка и она прикрыла глаза козырьком ладони.
- Давай зайдем внутрь домика, кажется я сейчас зажарюсь. - Хихикая, произнесла она.
Бриджит выделила мне лишь минутку, болтая без умолку о том, что не поддержи она мою мать сорок лет назад, а то и больше, не было бы меня и моей семьи. Ничего бы не было, эхом отозвалось в моей голове и я помотал ей, чтобы дурные мысли не думали задерживаться. Но обязанным этой женщине я себя не считал. Кто знает, может Лисбэт вполне бы справилась со мной сама. Она ведь справилась, пусть и не так, как могла. Сделав Бриджит прививку, я разогнал остальных халявщиков и ушел домой, думая о том, как тоскливо мне живется без наблюдения за ее рисованием, как безвкусно сделан наш дом без ее картин. Но я боялся. Теперь, пожалуй, я посвящу остальную часть своей записи — детям.
К тому времени, как мои чувства к матери достигли апогея, пришло день рождения моей принцессы. Кроха Эмбер быстро превратилась в первоклашку, а еще вчера, Нина со слезами говорила мне, что у нас будет дочь. Да, еще вчера...
Эмбер влюбленно лезла к Марусе, которая забегала в наш дом иногда. Она стискивала ее в объятиях и та жалобно мяучила, ища в ком-нибудь спасителя. Дочка с радостью лезла обнимать бродячих собак, которые покушались на маруськин хвост. Сначала они не особо доверяли ей и даже пытались рычать, но она тут же поднимала руки и падала на землю, изображая мертвую. Собак это сбивало с толку, особенно, когда они растерянно подковыливали к ее «безжизненному телу», а она вдруг вскакивала и сжимала шею бедного животного, не уставая хвалить его мягкую шерстку и чудесные глазки. Мы с Ниной почти никогда не встречались с собаками или кошками. Мы были из того поколения, когда этих животных расстреливали еще щенятами и котятами, а теперь все они, находясь под опекой нового мэра, быстро выросли и теперь весь город был заполнен животными. Конечно маленького ребенка больше радовать было нечем, как кошкой или собакой, но я не мог понять этого так же, как и то, почему плачут старушки, которые приходят ко мне в больницу, но они здоровы.
Эмбер, осознав всю ситуацию в доме, быстренько собрала свои вещи и отхапала половину комнаты у братьев. Последние, ютившись на двухэтажной кровати, спорить с дьяволенком не стали. Теперь им, едва разлепившим глаза, представал розовый мир, состоящий из розовых обоев в цветочек, розового ковра, розовой кровати, розовой картины с розовыми пони, розового балдахина, розового единорога-игрушки и розовой пижамы сестры. Эмбер как будто и не замечала их рассерженных вздохов за ее спиной, пока она пританцовывала перед зеркалом под звуки попсы из магнитофона в форме котика и завязывала свои длинные белокурые волосы бабушки в два больших пучка. После чего оборачивалась и показывала им язык. Кукла с розовыми хвостами и собственно-ручно перекрашенная ею стойка для карандашей (в розовый, акварелью), совершенно добила моих парней и те шли в комнату только глубокой ночью, делая уроки в столовой. А ей все с рук сходило, маленькой проказнице, она и в ус не дула, почему это братишки все время внизу.
Иногда, странные школьные друзья моей дочери звали ее в гости. Мы не препятствовали, но потом она с блеском в глазах рассказывала, как новая подружка, на год старше, тащила ее в крутой клуб, но их, конечно, не пускали.
- Она предлагала потанцевать там и потом сделать уроки, я даже оделась по-красивее, мне же идет эта юбка? - Говорила Эмбер и крутилась в подаренной мамой юбочке. Я улыбнулся, отошел в сторону, набрал номер семьи этой девочки и любезно попросил их держаться по-дальше от моей дочери. Потом я вернулся на диван и продолжил слушать восклицания Эмбер.
На следующий день она пришла какая-то грустная, видимо потому, что новая подруга не стала с ней говорить, а еще через день с упоеним рассказывала о темненькой милой девочке, с которой они шли домой и она так интересно рассказывала о своей семье. Это лучше, чем гулять по клубам, подумал я и положил трубку, собираясь позвонить новой подружке.
Нина не одобряла моего внимания к девочке. Считает, что я слишком мнительный и забота моя чрезмерна.
- Она же всего лишь ребенок, не думаю, что стоило запрещать общаться с той блондиночкой.
- Лучше бы она таскала ее по клубам. Есть ведь бары, в которые может зайти кто угодно, ты об этом не думала? - Отозвался я, чувствуя подступающую злость. - Мало того, я знаю один возле ее школы.
- Не придумывай, Эмбер не дурочка.
- Но она собиралась пойти туда!
- Ты же объяснил ей, для чего клубы и почему ее не пустили? - Сурово спросила меня жена и я стушевался.
- Нуу, в общих чертах...
- Понятно, не продолжай, - устало заявила Нина. К нам подошла Эмбер, только что проснувшаяся, и тут же кинулась в мамины объятия. - Доченька, мы с тобой сегодня поговорим вечером, ругать не буду, не бойся, иди пока в школу собирайся. А ты, - она сверкнула в мою сторону голубыми глазами-озерами, - подумал бы лучше, как надо воспитывать детей, а не тут же прибегать к моральной и физической силе.
Я остался один и совершенно повержен собственной женой. Нет, это не стало великим переломом в наших отношениях, это даже не было первой ссорой, но я все равно чувствовал себя дураком, а теперь еще и упрямым ослом.
Потом Эмбер больше ничего не вытворяла и вроде как снова присмирела и корпела над уроками вместе со мной или мамой. Так что перейду к моему второму сыну — Яну. Он тоже вступил в нежный возраст переходного развития, когда каждый день становится испытанием для родственников. Хотя мой сынок рос весьма спокойно и почти не устраивал обвинительных сцен, почему же девушка не хочет с ним гулять. Но эти узкие штаны сводили меня с ума. А когда Ян увлекся музыкой, я и вовсе потерял контроль. После просмотра телевизора в голову лезет все, что угодно. Когда он был маленьким, я видел в нем часть оркестра, а теперь он твердит о роке и металлике, хотя я не вижу связи между ними. Что я мог посоветовать ему? Связать свою жизнь с этим? Я любил слушать, как играет мой отец на синтезаторе, как играет магнитофон в гостиной. Но играющий на гитаре Ян в моей голове совершенно не укладывался. А еще эта манера класть ногу на ногу. У матери, у Лисбэт, у Эмбер? У кого набрался?
Я видел различия между Чарли и Яном. Не знаю, почему все так сложилось, они ведь растут в одинаковой обстановке и родители любят их одинаково и кровать у них как факт — одна. Но Чарли щупленький, ни капли мышц, сидит у компьютера и учится программированию, говорит о лабораториях и все той же проклятой Карли, друзья ему чужды и, видимо после неудачной любви с блондинкой-быстро-росткой, он разочаровался в реальных девушках. Ян по девушкам тоже особо не гулял, но какую-нибудь одноклассницу приводил обязательно, болтал с ней на диване и играл в видео-игры, оставляя своих пассий всегда довольными и счастливыми. Но ни одну из них он не представил нам как свою девушку, что очень уж меня огорчало. Хочется все-таки, чтобы мои сыновья пошли в меня — однолюбами, и жили так же, как отец, счастливо и в большой семье. Я видел, как Чарли ругается с Яном из-за того, что тот раскидал вещи или он мешает ему заниматься игрой на гитаре. А ведь они делили пополам половину комнаты. Вдобавок к этим несчастьям Чарли был слишком чувствителен и постоянно скрывал подступившие слезы. Я вырастил его таким размазней или заботливая мамаша? Нет, ну что происходит вообще в моей семье?
Через год Ян забросил гитару в дальний угол и облюбовал стоящий в углу кабинета контрабас. Признаюсь, уроки музыки и дополнительные занятия в кружке сделали свое дело и моя комната наполнилась чарующими звуками музыки. Я уже не видел его пьяным наркоманом под забором с гитарой в одном месте, Ян снова занимал в моих глазах место в оркестре в Бриджпортском, а может и в мировом, театре. Сыну и самому огромная скрипка нравилась больше и я с удовольствием наблюдал, как блаженно смыкаются веки, а руки продолжают наигрывать заученные ритмы и мелодии, от которых то кровь стынет, то сердце бьется. Вообще-то я планировал научить игре на этом инструменте дочь, но раз уж за него первым взялся Ян, значит это его вещь.
Так еще и Нина стала чудить. Выходит ночью из дома и бежит к соседям в мусорном баке рыться, пока те спят. Я это понял только по складу хлама за домом, но с первого раза она ни в чем не призналась, мол само пришло и легло тут. Пришлось перехватить ее в спальне и поняяятным способом разговорить.
- Мне по работе задали, - смущенно произнесла Нина. Я подозрительно глянул на нее и она отвела взгляд.
- Скажи правду, врушка. - Я принялся щекотать ее и Нина совсем потеряла дар речи, принявшись заливисто хохотать.
- Я правду ахаахха говорю хахха Паркер ахахах перестань. - Пришлось отпустить ее и поверить. Но ктож на работе задает рыться в мусорных баках? Что-то эти полицейские совсем с ума сошли, придумывают для бедных стажерок черти что. Как мне когда-то лекарства вкалывать людям, так им по чужим кожуркам от бананов рыться.
Все так стремительно развивается, вот Эмбер была совсем крошкой, а уже ходит в школу и перейдет в старшую. Я бы хотела значительную часть своей записи посвятить любимому, так как не знаю, как долго еще буду вспоминать его и теребить душу, так как сейчас его уже давно нет рядом и чувства притупились, а стоило мне начать писать дневник, как я не могу сдержаться от слез и они рвутся из меня, заливая страницы с бережно записанной жизнью. Я так любила его, боже, как я его любила. Сколько страданий было принесено в жертву нашим отношениям и все было сделано не зря. Каждый день я вспоминаю его улыбку, закинутые за голову руки, черную татуировку ворона на груди, атлетическое тело бойца, казалось, смерть обходит его стороной и щедро одаривает крепким здоровьем и силой. Он мог бы посоперничать с молодыми козликами в барах во всем. Если бы он покрасился и одел свою военную форму ни одна бы девица не осталась равнодушной. В последний раз, когда я писала, я почти не упомянула его, но только потому, что была очень зла на то, что он тогда не поддержал меня, а продолжил общаться с внуками и сыном, пусть и редко. Очень редко. Мне было страшно, мне казалось, что мы отдаляемся. Я останусь одна.
Он салютовал Паркеру, хвалясь своими умениями, и я молча улыбалась, видя это. Было ли это предательством? Я не могла понять, что должна делать. Да, уже тогда, спустя года три отдельной жизни и отшельничества, я поняла, что поступила как идиотка. Но он, тот, кто причинял мне боль и счастье, оставлял меня одну каждый день, забыв то время, когда бережно обнимал в постели после моей беззвучной слезливой истерики. Одна Маруся у меня была, моя красавица, которая котеночком бродила между домами, но всегда возвращаясь в свою постельку возле мольберта. Рик возвращался не всегда и я чувствовала пустоту на кровати, понимая, что счастье кончилось. Внезапно его просто не стало. Как будто снова под сердцем ненужный ребенок, пустота в голове и жизни. Повторением ли это было?
Но, тем не менее, я продолжала рисовать. Дом я не покидала ни при каких условиях, так что заказчики приезжали под двери и я передавала им свои частички души. Души опустошенной и ненужной никому. Даже самому любимому, даже самым родным. Заказчиков становилось все меньше, вскоре мои же картины украшали стены, так как никто не собирался покупать мазню. А именно этим и были мои произведения. Они перестали быть с музой. Не было музы одиночества, не было музы благой жизни, ничего не было. Я рисовала Марусю какое-то время и несколько маленьких портретов украсили гостиную, чтобы радовать мои уставшие глаза. Один раз, один за всю жизнь Рика, я попыталась нарисовать его. У меня дрожали руки, а пальцы не держали кисточку. Наброски не выходили, все падало и краски, мои любимые друзья, смешивались на полу в причудливые узоры. В конце концов я приказала ему, поймав его в доме, постоять несколько минут, чтобы я могла сделать наброски, хоть что-то. Мне необходимо было оставить хоть что-то от него, запечатать его душу в картине, ту часть, что любила меня. Он быстро сбежал и я снова почувствовала острую недостаточность внимания. Когда я закончила портрет, то валилась с ног от усталости. Маруся потерлась о мою ногу, отдавая мне свое тепло, а он смотрел на меня и улыбался. Я снова скрылась в спальне, закрываясь одеялом с головой. Нет, так не могло продолжаться, я сойду с ума.
В день, когда я нарисовала портрет и скрылась в тонне подушек, мне приснился сон. Он был совершенно нечеткий и там мелькало что-то о нашем доме. Но один момент. Один единственный момент, который я вспомню, разбуди меня посреди дня. Полуобнаженный Рик играет на синтезаторе что-то любовное, прекрасное и нежное, а я стою рядом, без эмоций, без чувств, и просто слежу за его пальцами. Как будто это не серенада для меня, что было таковой, а просто музыка и я, как Эмбер или Ян, слушала ее, слегка прикрыв глаза и погружаясь в свои мысли. Последние аккорды. Он смотрит мне в глаза, я пытаюсь сказать что-то, но мои слова тонут в начале новой мелодии. Той самой, под которую мы танцевали в моей квартире миллионы лет назад. Сны, за что вы так, что же я вам сделала.
А тем временем внуки стали чаще появляться в моей клетке. Ян пожаловался на сломанный компьютер и засел за нашим, Эмбер каталась по полу с кошкой, а Чарли скрывался от розовой спальни и родителей на моем каминном диване. Я просто наблюдала за ними, не разговарися, не ругая, не реагируя. В засохшей душе как будто что-то ожило. Я тут же чувствовала радость где-то в ребрах, завидев бегущую блондиночку с моими серыми глазами. Она была мне словно самая родная. Девочка побаивалась меня и приходила ради кошки, но я бродила высохшей тенью по дому и только сердце билось чуть чаще, когда ее смех заполнял пустую гостиную. Надо сделать шаг в сторону к ним, надо поговорить с Паркером. Что же мне мешает?
Сегодня знаменательная дата. Одному покорителю шахмат исполняется восемнадцать лет. Чарли был занят совершенно скучными делами, когда Эмбер с дуделкой ворвалась в комнату, а за ней заскочила и Нина. Я снимал это на камеру из коридора, хотя Чарли пытался скрыться, утверждая, что ему не пять лет для таких развлечений и это просто переход в новую фазу жизни. Мы никто ничего не поняли и продолжили свое неистовое празднование чужого дня рождения. В конце концов и мой первенец смирился с этим и даже с улыбкой слушал заученный сестренкой стишок.
Он был вылитым мной и меня это пугало. Нина тоже заметила поразительное сходство и с удивлением всматривалась в наши черты лица. Я осмотрел Яна с Эмбер. Только второй сын унаследовал ее черные волосы, неужели ее гены такие слабые? А прекрасными голубыми глазами на веки будет владеть только она. Вечером Нина поцеловала меня в щеку и смущенно прижалась к моему боку, после чего быстро заснула, а я никак не мог уснуть. Почему же он так похож на меня?
техничка