Я понимала ясно и отчетливо: что-то здесь не то. Уж больно странно прошла та ночка и уж больно много я ем.
Это безумно меня раздражает: задержка уже дает о себе знать, а я лишь второкурсница.
Второкурсница. Эта мерзость решила, что ей все можно. Посмотрим, что эта тварь скажет, когда…
Я чувствую какую-то ерунду у меня в животе. Бурчание, что ли?! Опять жрать хочу?! Юна уже смотрит на меня с недоверием, а я же мило улыбаюсь этой тупоголовой. Она пожимает тощими плечами и оставляет меня в покое, а я продолжаю смотреться в карманное зеркальце, оценивающе осматривая каждую родинку на своем прекрасном лице. Черт подери, я же вчера обожала свою родинку под глазом! Она казалась мне одним из главных козырей моей идеальной внешности. Сегодня же я усердно и безуспешно пытаюсь ее отковырять. Мелкая гадость на моем лице.
Очередная лекция едва не завершилась голодным воплем – профессор, у Вас нет пельменей?! Дайте мне хоть что-нибудь!
Но, кажется, обошлось и без этого. Ненавижу, боже, как я все это ненавижу! Под льющим осенним дождем я захожу в дом, с твердым намерением узнать все.
И я узнаю. О, поверьте, лучше бы я этого не делала! Лучше бы я, как та девятиклассница в чулках, втирала себе крем от похудания в растущий живот! Мне хотелось сломать этот тест, раздолбать об край унитаза вместе с самим унитазом, выкинуть все на помойку! Черт подери, и если каждую проблему можно исправить, то эту – никогда. Она будет грызть меня и мучить изнутри – в буквальном смысле. Она будет загонять меня в постель и выставлять оттуда, в поисках очередной провизии. Проблема будет менять мое настроение, как погоду за окном – непредсказуемо и по своему желанию.
А главное – никому и не рассказать.
Я сидела, осознавая беспомощность своего гребаного положения во всех смыслах. Черт, черт, ЧЕРТ! Как это замечательно – сидеть у унитаза, прислонившись спиной к двери, ведущей в комнату Юны! Я когда-нибудь выбью из этого Лостера бабки. Он еще заплатит мне за такую чудную проблему, гложущую меня изнутри. Плевать, что у меня дома денег завались – здесь меня ими не особо снабжают, так что малышу Кэлу Лостеру придется долго оправдываться перед родителями, как такое вышло. Конечно, эти доброй душонки люди, мистер и миссис Лостер, не оставят меня в одиночестве также, как и не оставят в покое; так что длительное время я буду принимать чудесные подарки судьбы, вроде свежего борщичка и пяти баксов в день.
Что ж, в этом есть свои преимущества. На первое время.
А на последнее – корчится в муках и перестать спать на животе – меня не хватит. Эй, никто не хочет родить на третьем курсе вместо меня?! Черт. Черт! Я думала, что хуже и удивительнее уже ничего быть не может.
Но я ошиблась. Итак, он идет – одетый с иголочки, весь в Армани, гитарист группы, один из самых классных парней в университете. Все пускают по нему и по его игре слюни. Он давно играет с Кэлом в одной группе. Так уж получилось, что когда-то на первых порах, еще в школе, я видела его по телику (да, этот рыжий придурок умудрился прорваться на ТВ), и сама уже была готова попускать слюнки. Этот не настолько избалован, сколько их солист, который по иронии судьбы - мой парень и источник всех моих бед. И все же оно считает, что этому можно все. Все! В универе все профессора от него млеют, он любит одаривать их своими тупыми комплиментами и закрывать сессию на отлично. Он на год старше меня и почти на два старше Юны. Его веснушки закрывают бОльшую половину его лица. Наполовину японец. Редкостный придурок. И парень Юны.
Когда я узнала, я поперхнулась пивом.
~…~
Все началось с того, что я, разыскивая по всей квартире свою майку, зашла к Юне, которая помогала этому человече сделать домашку. В итоге домашка лежала вся сделанная у нее на полу, майки никакой и в помине не было, а она там стоит и крепко слилась в поцелуе с этим… как его? С Джеком. Пиво, которое я мирно попивала на кухне, чуть не вышло обратно – и я бы ничуть не пожалела, если бы оно вышло.
КАК?! КАК?!!! Как такое возможно?! КАК?
Но сцену изумления надо было как-то сменить. Так что все что мне оставалось – это…
- Юна, ты не видела мою майку с Санта-Клаусом? – Я улыбнулась как можно слаще и игриво повела бровью. Но этот скотина Джек даже не посмотрел на меня, продолжая смотреть на сестрицу самыми что ни на есть влюбленными глазами. Тогда я чуть не взорвалась. Он даже не посмотрел на меня! Такое вообще возможно, что он смотрит на эту серую мышонку вместо меня?!
Впрочем, оно и не надо. Юна спокойно открыла свой шкаф, порылась там, и вынесла вердикт, что у нее ничего нет.
- Теперь ты можешь оставить нас в покое? – Спокойно спросила она.
С тех пор все вечера – единственное свободное время у них обоих – я была вынуждена смотреть на его мерзкую полу-японистую рожу, когда он входил в дом и здоровался со мной, как с какой-то тещей – «Здравствуй, Мейзи». (Он имел также честь пару раз назвать меня Мей, а я имела честь сжечь его тетрадь с нотами. Но он решил позлить меня, лишь рассмеявшись в лицо.)
Сначала они постоянно о чем-то шепчутся. Комната Юны рядом с моей, и я прекрасно слышу все, что они там делают. И чем занимаются. Правда, мистеру Рыжие Штаны еще не удалось затащить ее в уютную кроватку, но, боюсь, что он уже изнемогает.
Это бесит меня. Как она смотрит на него, как он смотрит на нее. Как на нее вообще можно смотреть, когда рядом Я? КАК?! Конечно, ничего плохого не случилось.
Пока что. Хуже, чем у меня, уже не будет. Разве что только двойня.
Мама пищит от восторга, слыша про эту парочку. Она посылает вечно Юне деньги на подарки Джеку, вечно дает глупые советы и рекомендует места, которые следует с ним посетить. Таким образом Юна и Джек объездили весь город и весь пригород. За его счет. В то время, когда этот скряга Кэл даже копейкой со мной не поделится. Ну разве что иногда.
В очередной вечер, когда этот парень приперся к нам и съел все чипсы, а Юна еще раз говорила ему, чтобы он бросал курить ради нее (на его месте, на коем я не хотела бы оказаться, я бы стала курить только больше…), сестрица вынуждена была отойти по делам, а меня заставила торчать с ним и «развлекать гостя». То ли она сошла с ума, то ли забыла, какие у меня методы развлечения… ну да ладно.
Меня беспокоили гораздо бОльшие проблемы человечества. Сев за Юнин стул, всем видом не желая показывать, что я намерена общаться с придурками, он насмешливо посмотрел на меня:
- Эй, сестренка, а где же развлечения? – Засмеялся он, и мне мимолетно показалось, что смех идет ему больше, чем улыбка. – Или тебе уже Кэла хватило?
Я поперхнулась, не понимая, к чему он клонит. Он же не может знать о…
- Хватило, - мило улыбнулась я. – А тебя я развлекать не намерена. Просто если эта придет и застанет меня в своей комнате, а тебя одного – я буду мыть посуду неделю.
Я думала, его смутит слово «эта», и он начнет кричать, что у нее есть имя, но он даже бровью не повел на этот счет. Он только рассмеялся.
- Что тебя так смешит? – Процедила сквозь зубы я, еле удерживая улыбку на своем лице.
- Не что, а кто! Ты смешишь, - едва сдерживая очередной порыв смеха, говорил он. – Ты такая милая дурочка!
Я вдруг подумала, что детскими припухлостями им с Кэлом надо обменяться. Потому что, черт подери, он вел себя как псих. Или ребенок. Или психованный ребенок. Лично я склоняюсь к третьему варианту.
На секунду мне даже стало жаль Юну. Как ее угораздило связаться с психом?.. А Кэла?.. А родителей Джека?..
Эта дрянь начала бесить меня не хуже, чем Кэл. Только если Кэл мне нравился, то я уже начала мысленно желать Юне, чтобы она с этим уродом оставалась как можно дольше.
- Да ладно тебе, - увидев, как я вскочила, начал вертеть языком он. – Юна всегда говорила мне, что ты не видишь очевидных вещей. А для того, кто хорошо рисует, очень принципиально видеть. Ты же вроде хорошо рисуешь?
Я молчала, думая, как бы получше съязвить и в какую щеку бить.
- Ты, погляжу, такой крутой, - хмыкнула я, понимая, как глупо звучит мой ответ. – Папаша богатый, значит все можно?
- Так точно! – Снова рассмеялся он.
В комнату вошла Юна. Увидев выражение моего лица «забери-его-отсюда», его насмехательскую улыбку, она просто спросила:
- Что здесь происходит?
Поднимает голову и надменно смотрит.
Джек пожал плечами, пробормотал что-то, не в силах сдерживать беспричинный смех, вроде «Привет, милая».
Юна кивком указала мне на дверь. Намек понят. Но Мейзи Канберри никто не смеет приказывать, даже если Мейзи Канберри ждет-не дождется момента, чтобы покинуть помещение. Впрочем, даже если так, в компании двух идиотов мне оставаться совершенно не хотелось, так что задев своим плечом плечо Юны, я вышла из комнаты, с трудом подавляя желание выйти из дома.
~...~
С утра, вставая на лекции, и как всегда опаздывая, мне адски хотелось есть.
У него там что, пылесос, что ли, что ему срочно надо пожрать?! Прошла уже неделя с тех пор, как я узнала о своей беременности, а я даже не знаю, что делать. На аборт втихаря у меня просто нет денег, да и надо же хоть кому-то сказать, и как-то обосновать свое временное исчезновение.
Я поняла, что мне очень срочно надо услышать один знакомый голос. Мне срочно надо услышать папу.
Вечером я так и сделала. По сути, все еще оставаясь для папани милым добрым ребенком, я и сделала вид, будто я смертельно несчастна и мне ужасно жаль, что так вышло.
(Просто по сути мне абсолютно безразлично. Меня беспокоит только эластичный пояс в джинсы и живот.)
Набирая дрожащими руками знакомый номер, я долго думала, что я скажу. Как начать разговор. Когда я очнулась из своих дурацких мыслей, он уже третий раз говорил «Алло» и уже собрался было вешать трубку.
- О, пап. Привет, - тупо выговорила я.
- Привет, капитан Мейзи! (Со временем это прозвище надоедает и начинает бесить.) Что заставило тебя позвонить мне в такую темень? – Весело сказал папа, с нетерпением ожидая ответа.
- Мамы рядом нет? – Тут же осведомилась я.
- Неа. Она сегодня допоздна. Корпоративная вечеринка, - горько усмехнулся он, словно он подозревал, что эта слабачка могла ему изменить.
- Здорово.
Я говорила как можно тише и спокойнее. Хотя мне хотелось орать и срывать голос, потом долго кашлять и притворяться заболевшей милашкой. О, как я мечтаю о постельном режиме! С температурой, жаром и завтраком в постель. Я бы не была вынуждена смотреть на мерзкую рожу Джека, каждый день входящего в мой дом, Юна приносила бы мне хлопья в постель, с омерзжением ставя поднос мне на колени, а я бы смеялась над ее принужденностью…
- А что за скучный тон? Где твоя была импрессивность? – Черт подери. Заметил.
- Аа. Пап, тут такая хрень. Короче говоря, я залетела.
Фух. Сказала. Его молчание изъедало меня молью; папа редко молчал. Он
очень редко молчал. А его молчание не предвещало ничего ровным счетом хорошего.
- О, правда? – Вдруг ожил он. Кажется, насчет плохого молчания был только загон. – Ну, как любой нормальный родитель я должен тебя отругать… Но, похоже, это не про меня. Маме не говорить?
Я пожала плечами, хотя он этого и не видел.
- Ладно, Мейз, - продолжил он. – У меня тут есть кое-какие неразобранные дела. Маме пока говорить не буду. Я пока подумаю, что можно сделать.
Как будто что-то можно сделать, кроме как рожать.
Я начала глупо осознавать, что если папа узнал, то узнают и все остальные. От меня, конечно – уж чьи-чьи, а мои секреты папа умеет хранить. Ему можно все сказать. О, боже, как бы я хотела заглянуть в его мысли и узнать о чем он думает! Небось только притворяется таким спокойным. А может и нет… Он – мышка, серая мелкая мышка, которая своей яркостью лишь создает ложное впечатление. Он всегда был добр ко мне. Всегда.
Просто тупо переключая каналы на телеке с отвратительной связью, я понимала, что я должна сказать Юне. За окном тарабанил глухой дождь, серые тучи создавали ощущение вечера, а солнцем даже и не пахло. Зато пахло сырым асфальтом, запах которого притащила с собой Юна, заходя в дом после занятий.
Беременность, наверное, стала последней каплей моего дождя.