[BadTouch]

Время - это мираж, оно сокращается в минуты счастья и растягивается в часы страданий.
Ричард Олдингтон.

***
С момента моей последней записи прошло довольно много времени, и теперь, пожалуй, настала пора для долгого и обстоятельного рассказа. Не знаю, вела бы я когда-нибудь дневник, если бы много лет назад моей бабушке не пришла в голову мысль записывать все, что происходит с нашей семьей из поколения в поколение. Как бы то ни было, со временем эта странная блажь превратилась в успокоительную потребность. Порой, однако, требуется достаточно долгое время, чтобы привести свои мысли в порядок, все осознать и, в какой-то степени, даже смириться с тем, что с тобой происходит.

Печальные события последнего года все еще слишком свежи в памяти, и время, в лечебных свойствах которого так уверены многие, не в силах ослабить мою грусть. Единственный лучик солнца, который теперь согревает мне жизнь, - это Эделайн, моя дочь.
Эделайн появилась

на свет в полночь. Это были долгие и сложные роды. В какой-то момент мне даже начало казаться, что силы мои вот-вот закончатся, и ребенок так никогда и не родится. Но тогда пришла на помощь спасительная мысль о том, что уже сегодня я перестану быть одинокой, ведь у меня появится дочь, самый родной на свете человечек. Когда я увидела Иди, ее маленькое сморщенное личико розового цвета, услышала ее самый первый крик, губы мои растянулись в счастливой улыбке. Измученная, я забылась беспокойным сном. А вскоре уже со слезами на глазах смотрела на крошечную девочку, жавшуюся к моей груди и забавно причмокивавшую своим малюсеньким ртом. От мысли, что роднее этой крохи у меня никого нет, в сердце закрадываются противоречивые чувства.

Я бесконечно рада тому, что она родилась здоровой, хоть несколько беспокойной и капризной; счастлива, ведь с появлением Иди моя жизнь начала обретать смысл. И в то же время, я испытываю какую-то необъяснимую грусть, ведь мы с ней совершенно одни на всем белом свете. А еще, и в этом мне больнее всего признаваться, в самом родном существе мне видится отражение человека, предавшего меня, мужчины, ранившего в самое сердце. Это невыносимо, потому что с каждым днем Эделайн становится все больше похожей на своего отца. Бывают дни, когда мне кажется, что за всеми этими пеленками, ночными капризами и извечными синяками под глазами нет никакого просвета. Просыпаясь от детского плача по ночам, я и сама реву взахлеб от того, что не знаю, почему она так неспокойна и что ее тревожит, от того, что не в силах стойко принимать все, что мне уготовила судьба.

Может быть, я плохая мать. Иногда у меня просто опускаются руки, и я бессильно сажусь в кресло, не зная, как мне быть. Но вот утром снова светит солнышко, Иди весело улыбается мне своим беззубым ротиком, ее маленькие ручки хватают мои волосы, и тогда я понимаю, что мы жизненно необходимы друг другу. Это успокаивает и вселяет веру в то, что все будет хорошо. До самого рождения дочери я не задумывалась о том, как трудно мне будет справляться со всем этим в одиночку, однако друзья запретили мне думать о том, что мы с Иди одни, хотя даже самая горячая поддержка вряд ли способна заменить нам семью…

***
Не знаю, можно ли выстроить логическую цепочку из событий, о которых я собираюсь рассказать, ведь все это кажется мне таким необъяснимым и иррациональным, что ни о какой логике речь идти не может, скорее о некоторой взаимосвязи. В последнее время столько странных вещей произошло в нашей с Иди жизни, что молчать об этом я просто не имею права.
Итак, когда на следующее после рождения Эделайн утро мне сообщили, что в наш дом проникли грабители, и как только меня с ребенком выпишут, нужно будет уладить все формальности, связанные с подобного рода делами, я ужаснулась. Мысль о том, что я могла оказаться в тот вечер одна, не реши Иди родиться на несколько дней раньше положенного срока, меня очень напугала. Никто не знает, чем бы все это могло закончиться. Позже полицейские рассказали мне, что одного из грабителей все-таки удалось поймать.

Он оказался не настолько проворным, как его сообщники. Наши бдительные соседи вызвали полицию, заподозрив что-то неладное (миссис Майлз гуляла с собакой, и ей послышалась какая-то возня на террасе), а офицеры подоспели как раз вовремя. Думаю, что в доме они пробыли недолго, потому что ничего ценного, кроме небольшой шкатулки, лежавшей на самом виду, бандиты не взяли. Помимо моей золотой цепочки и еще каких-то безделушек, дорогих, правда, как память, в шкатулке по иронии судьбы оказалось и то самое кольцо, которое мне подарил Клайд.

Избавиться от него самой у меня не хватало сил, и в какой-то степени я даже рада, что так получилось. Когда я увидела осколки стекла и разбитое окно, мне стало по настоящему страшно: за себя и за малышку Иди. Ничего мистического в том, что в дом наш проникли злоумышленники, конечно, нет. Но позднее я обратила внимание на то, что странные вещи стали происходить с той самой минуты, как Иди появилась на свет. Преступники пробрались в дом как раз в полночь. «Вот и перестал наш некогда уютный домик быть неприступной крепостью, превратившись в большое и полное опасностей одинокое жилище», - подумала я, узнав о грабителях.
Дом, в котором мы живем, довольно старый, но сделан он добротно, к тому же, за его состоянием, несмотря на все проблемы со здоровьем, регулярно следил дедушка. Не знаю, из-за того ли, что дом чувствует, что остался без хозяина, а, может, по какой-то другой неведомой мне причине, все вокруг нас начало ломаться: краны на кухне и в ванной комнатах стали течь, а бытовая техника выходить из строя.

Однажды я очень долго не могла найти свой сотовый телефон. Чего я только не делала - звонила на него (аппарат был выключен, хотя я точно знала, что полностью заряжала трубку совсем недавно), и по нескольку раз обыскивала весь дом, - он словно сквозь землю провалился. Я уже смирилась с его пропажей, как вдруг, меняя постель в кроватке Иди, заметила, что между деревянным бортиком и матрацем что-то есть. Как туда попал мой телефон, я ума не приложу. Возможно, он просто выскользнул из нагрудного кармашка, когда я наклонялась к дочери.

Он действительно был выключен, и я зажала боковую клавишу, пытаясь привести его в чувства, но аппарат работать отказался. Затем я вставила зарядное устройство, но ничего не произошло. Мне стало любопытно, и тогда я отнесла его в ремонт, и чуть позже мастер сообщил, что в нем сгорела микросхема. Мне оставалось только руками развести. Однако, и на этот случай вкупе со всеми остальными поломками, я бы не обратила такого пристального внимания, если бы не одно ночное происшествие. Меня разбудил звук работающего телевизора, доносившийся из зала. Было поздно – около трех часов ночи. Как назло, пульт тоже куда-то запропастился, и пока я, переворачивая диванные подушки, его искала, голос за кадром рассказывал что-то о ведовстве и магии.

Все это напоминало какую-то злую шутку, невесть кем устроенную. На полу возле телевизора лежал плюшевый мишка Иди, и я не имела ни малейшего понятия, как он туда попал. Может, я стала жертвой какого-то сумасшедшего? Что происходит и, самое главное, не грозит ли нам с Эделайн опасность? – вот что меня волнует в последнее время. Как только подобные вещи начинают происходить регулярно, их больше нельзя игнорировать, стараясь найти всему логическое объяснение. Что может за этим стоять - я не знаю.
***
По-моему, я схожу с ума, и с каждым новым происшествием мне все труднее находить рациональные объяснения тому, что происходит. Я давно уже не рассказываю друзьям все эти бредни, все равно никто не воспринимает подобные вещи всерьез. Итак, днем я занималась приготовлением обеда, думая о том, как мы с Иди отправимся в парк погреться в лучах вечернего солнышка. Дочь мирно спала, и радионяня молчала. Вдруг я услышала, как девочка залепетала что-то на своем языке, возвестив маму о том, что проснулась.

Я, вытерев руки о полотенце, поспешила в детскую. Девочка принялась звонко хохотать. Это очень меня удивило, потому что таким искренним и задорным смехом она отвечала только на улыбку Брая и игры с мамой. Кончено, в комнате никого не оказалось, но Иди, не реагируя на мое присутствие, смеялась и тянула вверх ручки. Как только я подошла к кроватке, она перевела взгляд на меня и радостно забила ножками. Я взяла ребенка на руки, и, прижав ее к груди, ужаснулась мысли о том, что с ней может быть что-то не в порядке.

Сразу же вспомнились ужасные слова Френсис о плохой наследственности. Я рассказала все, как было, врачу. Ничего подозрительного и, уж тем более необычного, в поведении Иди она не обнаружила. По ее словам, делать какие-то выводы, да еще основываясь на таких фактах, очень рано и безрассудно.
– Учитывая все потрясения, пережитые вами во время беременности, я вообще удивляюсь, как вам удалось родить такого здорового ребенка, - заявила доктор Толвен. – А то, что кто-то хохочет, как самый обыкновенный и жизнерадостный малыш, - сказала она немного сюсюкаясь и на этот раз обращаясь уже к дочери, - так в этом нет ничего плохого. Правда, детка? – Иди утвердительно гукнула.

Как бы там ни было, жить одной мне просто страшно. Я вспоминаю сейчас те мгновения, когда абсолютно ничего не хотелось, и было все равно, что ждет меня завтра. Теперь же мне есть о ком заботиться и за кого переживать. Ничего хуже, думала я, произойти уже не может. Я словно проваливалась во времени, не замечая ничего вокруг, секунды перетекали в минуты, минуты в часы, туман безразличия и апатии застилал мое сознание. В тиши пустой мрачной комнаты существовал только мерный ход настенных часов, позволявший мне судить о том, что я все еще жива.

Со временем все поменялось; мне трудно, не спорю, но как только в моей жизни появилась Эделайн, тяга к жизни стала возвращаться. Постепенно я стала вновь ощущать, что по жилам моим течет горячая кровь, а замученное лицо, перепачканное детским питанием и кашей, способно улыбнуться в ответ. Все это не просто, но, наверное, так и должно быть.
***

На работе к моему положению отнеслись с сочувствием и состраданием. Когда я была вынуждена попросить отпуск, чтобы уладить все формальности, связанные с погребением деда, а потом и Мирры, шеф лишь молча кивнул и, слегка похлопав меня по плечу, ободряюще произнес:
- Крепись, Келли. Все будет хорошо.
Каждое утро я начинаю с того, что мысленно произношу эти простые слова. Может быть, это всего лишь самовнушение, но, постепенно боль отступает.
Начинать заново всегда трудно. Странно, но именно сейчас, оставшись одна, будучи преданной и униженной, я думаю о том, что, несмотря ни на что, жива; я продолжаю размышлять, надеяться на лучшее, иногда даже берусь за кисти и краски, вспоминая о тете Мирре.

Часы похожи на вечность, если ты по-настоящему несчастен, они тянутся, мучая тебя воспоминаниями. Но я благодарна судьбе за то, что в моей жизни есть Иди. Время идет, и постепенно я прихожу к мысли, что жить доброй, полной надежды жизнью можно в независимости от того, что было и что будет. Если посвятить себя благому делу, хранить светлую память о тех, кого нет рядом, стараться не думать об изменах и предательстве, то вновь ощущаешь, как бьется твое сердце. Простить всех, кто тебя обидел, отпустить с миром тех, кого так любил, и есть высшее благо. Я много думала о жизни и смерти, предательстве и преданности, любви и ненависти. Питая бесконечную жалость к себе, я чуть было не допустила роковую ошибку. Еще немного, и я навсегда бы утратила возможность радоваться жизни, воспринимать ее такой, какая она есть. Как бы банально это ни звучало, но она, несмотря ни на что, продолжается. Жизнь не остановилась после терактов 11 сентября, не закончилась и после цунами в Японии…Конечно, мир уже никогда не будет прежним после этих трагедий.

И мне уж не быть никогда той, прежней Келли. Трудно сказать, стала ли я сильнее, утратила ли свою наивность, разочаровалась ли в людях раз и навсегда. Утешение я нахожу в общении с дочерью и друзьями, чтении книг. Изредка беру в руки фотоаппарат и, подобно тому, как делала это в далеком детстве, брожу по городу, делая снимки. Постепенно я стала приходить к выводу, что подобные занятия помогают мне отвлечься от грустных мыслей. Фотосъемка, чтение и прогулки по родному Твинбруку вместе с Иди способствуют выздоровлению моей души.
***

Я все чаще вспоминаю, как сидела одна на кладбище, убитая горем, одинокая и несчастная. Я знала, что Билл все это время находился рядом. Я часто видела его на улицах, да и просто чувствовала его присутствие, однако подойти ко мне он не решался. Однажды он молча сел со мной на скамейку, а я не стала прогонять его. Никто из нас не проронил и слова, но я не испытывала неловкости.


Помню, что тогда я впервые за долгое время вспомнила о том, что на этом свете есть человек, который любит меня, несмотря на то, что я собиралась выйти замуж за другого мужчину, несмотря на то, что под сердцем носила не его ребенка. Наверное, я сама дала ему надежду. Но сейчас я задумываюсь над тем, что он не бросил попыток сблизиться со мной, желал утешить и поддержать в трудной ситуации. Когда я, будучи на шестом месяце беременности, потеряла сознание прямо в парке, на помощь мне вновь пришел Билл. Я не очень хорошо помню, что случилось. Мне вдруг сделалось нехорошо, голова пошла кругом, а земля показалось мягкой, и я словно провалилась во что-то черное. Потом чей-то приглушенный и показавшийся таким нежным и заботливым голос, шептал мне «все в порядке».

Вскоре, уже приходя в себя, я поняла, что нахожусь в машине, рядом сидела женщина в зеленом врачебном халате, пахло йодом. Кто-то поглаживал мою руку и сквозь мутную пелену, еще окутывавшую мои глаза, мне показалось, что это Китон. Было так уютно и хорошо, что я невольно улыбнулась. Женщина и мужчина о чем-то тихо разговаривали.
- Как вас зовут – спросил женский голос, - и кем вы приходитесь ей?
- Билл Митчел, - отозвался поглаживавший мою руку мужчина, - я ей…, - он немного помедлил и добавил с ноткой досады в голосе, - друг.

Сердце мое мучительно сжалось. Это не Китон. Я открыла глаза и увидела его показавшиеся такими грустными глаза.
- Доктор, - позвал он тихо, - кажется, она пришла в себя.
Как-то так само получилось, что Билл оказывался рядом в самый нужный момент, и, в конце концов, мы вновь стали общаться. Как друзья, как старинные приятели, знающие друг друга сто лет и столько пережившие вместе. Откуда взялось во мне это чувство уверенности в нем, я не знаю. Но мне все еще хочется кому-то верить.
***
Пару дней назад я получило письмо. Незапечатанный конверт был не подписан. «Я не стану называть своего имени, - гласило оно, - тем более, что в этом нет никакой необходимости. Возможно, сообщать такое – жестоко, но еще более жестоко оставлять тебя в неведении. За несколько дней до вашей так и не состоявшейся свадьбы твой жених отдыхал в ночном клубе. Мы занимались сексом в туалете, как животные. Мы оба были пьяны. Я не знаю, испытывал и он какие-то угрызения совести по этому поводу, но мне очень стыдно. Я знаю о тебе гораздо больше, чем ты думаешь. Прости меня, Клелия. Но даже если ты не найдешь в себе сил этого сделать, знай, что он не заслуживает твоих слез. Будь счастлива».

Я вспомнила, как он мило улыбался, даря мне цветы на следующий после мальчишника день, как я сообщила ему о том, что жду ребенка, белое платье и валявшуюся у ног фату… Глаза защипали горькие слезы обиды. Почему-то я не сомневалось в том, что все это было правдой. Утешало одно - все близкие люди были в тот вечер со мной рядом. Меня обманывали на каждом шагу, а я любила безоглядно, ничего не замечая. Настроение мое вновь испортилось, и от омерзения и злости я разорвала письмо в клочья, отправив его остатки в мусорное ведро.
***
Еще одно мистическое событие нарушило наш покой. И я всерьез начинаю волноваться: здорова ли я и, самое главное, здорова ли Эделайн? Не мерещится ли мне все это на фоне стрессов и прочих неприятностей? Я озадачена как никогда. Но обо всем по порядку. Вчера Билл предложил встретиться в парке, и я охотно согласилась, сказав, что буду готова через полчаса. Мы довольно мило провели время, светило солнышко, и день в целом выдался просто чудесный.

Иди, до этого момента спокойно спавшая у меня на руках, вдруг забеспокоилась, ее маленькое личико сморщилось, а рот искривился от плача. Я так и не смогла привыкнуть к детскому крику, и каждый раз мое сердце просто разрывается на куски от того, что у этой крохи может что-то болеть, а я мучаюсь в догадках и переживаниях. Заботливо покачивая девочку на руках, я принялась напевать мелодию, которую пел мне дедушка Уэй. Иди капризничала, и мне все никак не удавалось ее успокоить. Билл пытался отвлечь девочку игрушками, но ничего не помогало.

Сердце мое чувствовало что-то неладное. Вдруг словно что-то привлекло внимание Иди, и она принялась вытягивать вперед ручки, точно так же, как и в тот раз в детской. Ее ноздри зашевелились, как у маленького хищного зверька, почуявшего добычу. Все это выглядело довольно пугающе. Но то, что было дальше, и вовсе не поддается никакому объяснению. Эделайн словно уцепилась за что-то невидимое, ее ручка сжалась в кулачок, и девочка как будто немного успокоилась, так бывает, когда ребенок получает то, чего очень сильно хочет. Мы с Биллом переглянулись. В следующее мгновенье послышался душераздирающий крик, и мы обернулись. Какой-то старик звал на помощь.
- Вызовете скорую! – донеслось до нас. – Моей жене плохо!

Мы подбежали ближе, Билл принялся набирать номер «скорой» помощи. Какая-то пожилая дама лежала на газоне без чувств. Вокруг нее столпились люди; высокий человек, одетый во что-то темное, разогнал зевак и, склонившись над женщиной, взял ее руку с тем, чтобы пощупать пульс. Знаком он потребовал тишины и спустя несколько секунд как-то по-врачебному покачал головой. Все это было до такой степени ужасно, да и напомнило мне о собственных потерях, что я невольно отшатнулась, не в силах сдержать слезы.

У нас на глазах скончалась чья-то жена, мама и бабушка. Я инстинктивно прижала к себе Иди, совсем уже успокоившуюся, и поцеловала ее в макушку. Тут мое внимание привлекла ее ручка, точнее крохотные пальчики, которые были во что-то вымазаны. Я удивилась, потому что малышка не могла нигде выпачкаться, ведь я не выпускала ее из своих рук ни на секунду. Кончики ее розовых пальчиков были покрыты каким-то черно-зеленым налетом, похожим на плесень или следы гниения, которые появляются на одежде, если та долгое время лежит в земле или любом другом сыром и влажном месте. Прежде чем я успела достать салфетки, подошел Билл, и я показала ему эти странные отметины. Он лишь недоуменно пожал плечами, мол, дети, в каком бы они ни были возрасте, всегда найдут, во что вляпаться. Мне стало не по себе, я и быстро проговорила:
- Билл, пожалуйста, проводи нас домой.

Он понимающе на меня посмотрел, и мы поспешили прочь из парка.