IV. Ищите женщину
Мариан
Лукаво прищурившись, Десмера плеснула мне в лицо водой и с головой погрузилась в источник, спасаясь от немедленно поднятого в отместку шквала брызг. Я засёк время. Тридцать секунд, минута… Она вынырнула на второй – мокрые волосы тяжелым шлейфом легли на тёплые камни. «Значит, «особенности» не распространяются на потребность в кислороде. В следующий раз приглашу её искупаться в одном из Бурлящих Источников – посмотрим, как долго остаётся терпимой высокая температура».
Ненароком, просто на всякий случай, я изучал Десмеру, пока мы, безработные, праздно шатались по окрестностям Такемицу. Неделю назад хозяин цирка объявил, что намерен жениться на эквилибристке Одетт и осесть с юной возлюбленной (семьдесят лет разницы) на одном месте, а потому распускает труппу. Часть артистов решилась продолжить гастроли самостоятельно, мы же задержались на Востоке.
Порцию брызг я получил, назвав бывшего босса безответственным старым плутом.
- Наоборот, он поступил, как порядочный человек, - Десмера продолжила прерванную погружением мысль, - Одетт поделилась со мной некоторое время назад… В общем, тяни они и дальше со свадьбой, ситуация приобрела бы определённую пикантность.
- Жених скончался бы от старости? – Новый фонтан тёплых брызг и смех.
- Знаешь, - ласковые, вкрадчивые интонации, - я хочу выйти замуж в пышном-пышном платье. Непременно летом, и чтоб старинный марш играл, а фигурки жениха и невесты на торте были из чёрного и белого шоколада. Здорово будет, правда?
- М-м-м… Да, конечно, - едва слышный плеск воды убаюкивал. Ночь накануне я провёл зверем, и, воспользовавшись расслабляющей атмосферой источников, усталость нагнала меня. Наиболее связные мысли сосредоточились на том, что закрытый купальник всё равно слишком открыт - последние слова Десмеры прибыли в пункт назначения, задержавшись на несколько роковых секунд. Замуж?.. – …а почему ты говоришь об этом мне?
Но она, подмигнув, уже скользнула мимо.
*
Мимо мелькала ранняя осень. Связанные шнурками кроссовки болтались через плечо, когти вгрызались в ещё не остывшую землю. Тонкий аромат знакомых духов вёл меня через окружающий Университет лес. Тёмный прямоугольник дома, поднятый флажок над почтовым ящиком – с вечерней почтой пришло письмо, в котором моя невеста сообщала дату приезда.
Мортимер
Казалось, глядя своими бледными глазами поверх очков для чтения, отец видел меня насквозь. Он отложил книгу. Неспешно поднёс к губам чашку с чаем, как всегда, очень горячим и крепким, потом бесшумно поставил её на письменный стол. Затянувшееся молчание заставляло нервничать всё сильней: я не знал, чего ожидать. Отцовский гнев всегда сопровождала громоподобная отповедь. Теперь он молчал, и это могло означать что угодно. Украдкой я вытер вспотевшие ладони о джинсы.
- Я разочарован, Мортимер.
Разочарован? Слово одиноким колоколом повторилось в голове.
…разочарован? Чувство вины, грызшее меня с тех пор, как проблемы вышли наружу, улетучилось, сменившись злобой. Разочарован?! В учёбе и в спорте, в общественных мероприятиях и в искусстве я со средней школы надрывался, поднимаясь до установленной отцом планки. Всё, чтобы он мог гордиться способным сыном на глазах коллег-профессоров, пока Мар уделяет внимание исключительно тому, что нравится, и плюёт на поддержание социального статуса. И после единственной ошибки… Ты. Во мне. Разочарован?
Месяц назад из-за закончившегося некрасивым скандалом романчика с дочкой директора меня лишили гранта «Лучший ученик» и почти исключили. Законных оснований не было, но кого это волнует в городской школе среднего уровня? Я откровенно боялся признаваться родителям, но надеялся, что они поймут, и отец поможет. Сегодня всё открылось, причём не так, как хотелось бы мне, а самым неприглядным образом. И вот, пожалуйста.
- Об Академии можешь забыть, - тем временем продолжал отец, - я и так рискнул репутацией, заранее закрепив за тобой место стипендиата. Закрывать глаза на недостающий грант, когда должность ректора почти в руках, я не могу и не буду – урок тебе на будущее.
- Возможно, стоит забыть о высшем образовании вообще? – Руки сами собой сжались в кулаки.
- А ты готов прямо сейчас начать самостоятельную жизнь, вместе с образованием позабыв фамилию Рэд? – Кулаки разжались, я невольно отступил назад. Бледно-розовые глаза, глядящие в мои, не давали отвернуться. – Не изображай мужчину, оставаясь мальчиком, и делай, что говорят. Государственный Университет принимает документы до конца недели. Когда подобающе извинишься перед той девушкой, я оплачу первый семестр. Иди.
И я ушёл, аккуратно прикрыв за собой дверь библиотеки. Спустился в свою комнату, побросал в рюкзак кое-какую одежду, кошелёк, запасные очки… И сел на пол, обхватив голову руками. Кого я обманываю, перед кем выпендриваюсь? Боги, это же не династия в ‘The sims 6’! Чтобы сбежать вот так, с рюкзаком через плечо, только потому, что отец не махнул рукой на совершённую сыном глупость, во мне, к несчастью, слишком много здравого смысла.
Спустя две недели я вызвал такси до вокзала. Оттуда – поездом. Отец пожал мне руку, удовлетворённо кивнув на прощание; и я отправился в Государственный Университет, злясь лишь на самого себя.
*
Трудно оказалось привыкнуть к мысли, что под одной крышей с Маром придётся провести целый год: Университет не предоставлял комнаты в общежитиях тем, чьи родственники снимали дома в кампусе. Мы не виделись больше трёх лет, с тех пор, как погибла Тара. Конечно, я помнил о безумии ликантропии, об «убей или умри». И всё же до обращения в верфа она была моей подругой, по-настоящему дорогой. Мариан забрал её и ни разу не посмотрел мне в глаза, не спросил, оправился ли братишка после… Он предоставил мне самому решать, в совести дело или безразличии. Я решил.
Запах жареного мяса заставил рот наполниться слюной, когда я перешагнул порог стоящего на опушке домика. Брат был хмур и звероподобен. «Мар. Мор», - коротко поприветствовали мы друг друга.
- Твоя спальня справа от лестницы, - Мариан неопределённо махнул рукой. - Меня не будет до захода луны. Ты пока располагайся… Ешь. Чувствуй себя.
- Мар?
- Что? – Мой кулак врезался в его скулу. Кровь, выступившая на разом разбитых костяшках, мазнула по шерсти вервольфа. Три года этот удар ждал своего часа, и насколько же хорошо он вышел! И будь что будет.
*
Возможно, работа циркового артиста и не соответствовала положению богатого наследника, но благодаря ней Мар неплохо устроился в Университете, капитально отремонтировав и обставив двухэтажную съёмную коробку. При желании он мог стать абсолютно независим от семьи – сознание этого выводило из равновесия: каким человеком нужно быть, чтоб даже превращение в монстра обратить себе на пользу?! Поэтому, наверное, Мариан всегда мог делать, что угодно. И, наверное, поэтому быть особенно правильным сыном приходилось мне.
Так или иначе, надо признать – жизнь в доме старшего брата имела свои преимущества. Спальню с замком на двери и собственную ванную я предпочитал унылой комнатушке с кроватью и общим душевым, которые ждали бы в общежитии.
*Клик*
Даже гостиных было две, так что мы с Маром обычно пересекались только вечерами, за ужином, пока серп луны оставался слишком тонким для любимых братом пробежек по лесу. Не могу сказать, что подобное положение вещей меня не устраивало. Уборка – другое дело. Мариан, которого я помнил, оставил комнату аккуратней, чем у иной девчонки, уезжая учиться. Мариан, встреченный мною четыре года спустя… В общем, если не знать, что вервольфы напоминают псовых, можно было принять альтер эго брата за свинью. Монструозность порой проявляется неожиданным образом.
*
Я планировал вплотную заняться математикой, окончив школу. Даже около полугода пробегал лаборантом в каньонном Центре Математических Изысканий; происшествие, заставившее отказаться от Академии, всё спутало. Теоретически, в хранилищах высоких знаний одинаково качественно обучают любой дисциплине, но на практике каждое преуспевает в чём-то своём. В точных науках – Тех, в естественных – Государственный, в искусстве – Академия ле Тур. Я, однако, стремился именно в ле Тур, потому что последние годы там преподавал сам Йорен Кафка. Чёрт знает, как оказался бог алгебры в богемном раю.
Но случилось то, что случилось. Пришлось довольствоваться посредственным математическим факультетом госуниверситета, и само по себе это было более чем скучно, несмотря на неожиданно дельных преподавателей.
Бездарная трата времени не входила в мои планы, так что помимо основного предмета я занимался робототехникой и развлечения ради тестировал на несимпатичных прохожих модели, собранные на лабораторных работах.
Но единственными нерешёнными уравнениями всё равно оставался выбор причёски и сомнения насчёт того, идёт ли мне бородка. Я так привык постоянно учиться, чтобы доставить удовольствие отцу, что не мог сидеть без дела, не сходя при этом с ума. Так и открылись однажды двери аудитории, где незнакомый профессор читал лекцию по генетике, приоритетной науке Университета.
С тех пор я разрывался между двумя дисциплинами, всё сильней углубляясь в биологию, развернувшуюся перед восхищённым мозгом во всей красе. Со временем тот самый преподаватель, доктор Фрик, начал выделять меня среди студентов потока.
Закрыв зимнюю сессию, я среди стажёров сопровождал экспедицию в сердце джунглей архипелага Твико, тридцати трёх островов-плевочков, окружавших громадный в сравнении Твикки. На Твикки же находилась база, где мы обосновались, собрав нужные образцы. (Злорадно ухмыляясь я уходил ночевать на семейную виллу, оставляя товарищей и научных руководителей в лишенной кондиционера лаборатории. Зависимость от родни оказалась в итоге не так уж плоха.)
Мне нравились тропики с влажной духотой и раскрепощением. Здесь много проще было быть собой, не ломая комедию в театре имени сына своего отца. Ищите женщину! Я искал и находил. Ценил их, как ценят аппетитный десерт и фейерверк: наслаждаясь, а позже выбрасывая без сожалений. Тем хороши были островитянки, что не хотели от чужака ничего столь необходимого континентальным homo femalis. Верность и искренность не были моим коньком.
В прочем, и среди стажёров кое-кто… нашёлся. Удачно, что сцены ревности от материка, где репутация решает всё, отделил океан.
Мариан
Последний семестр начался с поцелуя, подаренного мне выпорхнувшей из такси Десмерой. Искрились сугробы, серела ледяная корка на дороге: зима в центральной части континента – канон всех зим; нам, необычным людям, не холодно было в лёгких куртках.
Я привык к мысли, что мы по-своему любим друг друга, и усомнился, лишь когда Десмера впервые перешагнула порог дома. Когда так странно, едва заметно улыбнулась, глядя на моего брата. Когда Мортимер на два мгновения дольше, чем следовало, будто видел полярный рассвет.
Наваждение – было ли это? – пропало и не повторялось больше. Кто ей нужен из нас двоих, спрашивал я себя, отнюдь не подразумевая мальчишку-Мора. И, похоже, знал ответ – его сказала улыбка, лишенная дикости. Понимала ли Десмера, девушка, так весело балансировавшая на пороге бесчеловечности, что видит во мне единственно зверя? Не сомневаюсь.
Момент для отступления упущен. Я – который из? – признал себя прирученным и должен был либо быть рядом, либо утопить красноглазую невесту в кипятке лунной ночью. Зверь вновь становился сильней – его бешенство горчило во рту, когда на когтях оставались золотистые змеи-локоны. Им - зверю и ей - это нравилось. Мне, когда истончалась луна, становилось тошно.
«Не сдамся. Изменю нас, себя и её, если потребуется». Ликантропия, проклятие полной луны, не забрало разум, но зачем я боролся, если в итоге уступлю инородному второму «я» то, чего желаю больше всего? Прежде чем сошёл снег, в стенах случайного ресторана ободок с аквамариновой слезой, знавший трёх счастливых женщин, официально предназначил Десмеру мне.
Мортимер
Невеста брата была милой и тем фальшивила. Добрая, весёлая, с пышными золотыми кудрями и глазами цвета лакмуса в кислоте. С Десмерой приятно было проводить время – по утрам мы перешучивались, готовя завтрак. Она ловко обращалась с ножами, должно быть, научившись избегать порезов в волшебном ящике Мара, когда тот втыкал в него любимые иллюзионистами колюще-режущие предметы.
По-настоящему милые девушки улыбаются иначе. В прочем, я рассудил, что Десмера и всё с ней связанное – дело Мариана, и старался не думать ни об этом, ни о том, над чем старший брат колдует в лесу по ночам. Лезть в душу кому-либо из них было бы исключительной глупостью.
Время за двумя учебными программами летело. Как-то вечером выйдя из лаборатории, обнимая за плечи хорошенькую аспирантку, я обнаружил, что наступила весна, а год жизни со старшим братом заканчивается.
Я хотел поговорить, но Мариан всё время казался сосредоточенным на чем-то важном внутри себя, подходящий момент никак не наступал, и вскоре порыв к откровенности улетучился эфиром. Кулак так и остался точкой в трагедии Тары.
Приближался конец, и я ждал расставания почти с нетерпением. Мы были похожи.
Мы братья, но, честное слово, в жизни нас разделяло нечто куда большее, чем шесть лет. Чтобы нам не хватало друг друга на расстоянии?.. Нет, это решительно расходилось с реальностью. К тому же, когда чернокнижник-моралист Мар находился поблизости, мне неизменно не везло с девушками.
И вот я дёрнул за шнурок хлопушку с конфетти, стоя на лестнице, и радостно указал на дверь. Брат смотрел исподлобья, выбирая из волос кружочки цветной бумаги; потом он по-собачьи фыркнул. Перегнулся через перила, несильно ткнул меня под рёбра, подхватил чемодан и ушёл.
Техническое 1. Тут у нас "Золотой робототехник", полученный Марианом (на самом деле у стонка стоял он, просто Мортимер лучше вписался в сюжет), у него же - максимальный интерес к технике. "Все навыки" у Мора (второе стремление, +1), его отпускные выгоды и изменённые вкусы (достало, что пускает сердечки на бабушек >.<). И мелочи.
2. Мортимер выполняет "100 незабываемых свиданий". Камикадзе, не иначе. х_х
