Первая любовь вообще взята из "Звуков музыки"
----
Комната располагалась в самом конце коридора.
- Прямо и немного направо. – проинструктировала ее седая фрау комендант, выдавая ключи.
Эрика коротко кивнула, поправляя тяжелый рюкзак на плечах – правая лямка имела досадную привычку все время сползать.
Комнату с собственной ванной ей получить не удалось, но это было, пожалуй, даже в лучшему – плата за место в общежитии и без того оказывалась высокой. Если бы Эрика тяготела к вечерним коктейлям, танцам до утра, новым платьям и сладковатым золотистым духам, жизнь за счет стипендии и вовсе оказалась бы для нее невозможной – однако единственной ее слабостью были новые книги. А за ними вполне можно было наведываться в университетскую библиотеку – не зря же туда библиофилы из числа туристов ходят, как паломники.
Однако необходимость всякий раз – утром, перед сном и после занятий спортом – бегать в общий душ, проходя по коридору в халате, все же удручала.
…Университет и оправдал, и не оправдал ожидания Эрики. Лекции были интересны, лекторы – внимательны, лаборатории – превосходно оснащены. Новенькие обложки учебников приятно пахли типографской краской (этот аромат она обожала с детства), а стипендии для «самых одаренных» оказались неожиданно распределены справедливо.
Но все часы, которые она была вынуждена проводить в стенах родного общежития, оказывались неизменно мучительными. Среди студентов оказалось немало девушек, что Эрику порадовало – многозначительных взглядов и искренних вопросов еще и здесь, зачем же такой молоденькой девице какое-то там образование, она бы не перенесла. Но в остальном жизнь там была тягостна, и раздражающе регулярные счета, с безукоризненной точностью доставляемые почтальоном, были не единственной вещью ее омрачавшей.
Неаккуратность соседей, тот бардак, что неизменно присутствовал в «общих» комнатах – кухне, столовой и маленькой гостиной – выводил Эрику из себя. Она не жалела сил, заполночь убирая разбросанные книги, забытые тарелки из-под вечерних закусок, небрежно спихнутые на пол и раскрытые на середине журналы (статьи «Готовите ли вы дочь стать женой?» и «Женственность начинается с дома»).
«Правильно говорили мне –надо было поступать в Боннский университет» - бормотала она, закрыв роскошную юбку-колокол самодельным фартуком, стоя на коленях в полутемной общей душевой и вытирая вечные лужи.
Еще во время школьных лабораторных работ («тех, что с лягушкой») она уяснила, как важен порядок на рабочем месте. Учитывая ее будущую профессию, это личное правило можно было бы назвать крайне похвальным, не распространяй она его с такой же фанатичностью на все стороны своей жизни.
Вопреки злостным стереотипам, «свиньями» Эрика считала вовсе не евреев и цыган, а людей, принимающих душ реже раза в день и ленящихся хотя бы отнести тарелку к мойке.
Ее ожидания найти свободно мыслящих, как одна рациональных и образованных единомышленниц провалилась с треском. Большинство девиц как в общежитии, так и на курсе скучали на лекциях, заменяли предэкзаменационную подготовку посещением вечеринок («чтобы снять напряжение!»), весьма смутно представляли себе, что будут делать после окончания колледжа. Их планы так или иначе упирались в замужество, двух или трех детей и красивый домик в пригороде – «не хуже, чем у других».
Работающие женщины – особенно незамужние и бездетные – заслуживали сочувственные вздохи. «Я конечно понимаю, что времена изменились, но… подумай! Женщина-карьеристка – это ведь ужасно. Это ведь так противоестественно…».
Неуклюжие ухаживания некоторых однокурсников раздражали. Свое крайне смутное знакомство с соседями по общежитию Эрика оправдывала различием графиков – она вставала к своим дневным лекциям значительно позже, чем остальные, а возвращалась домой и заканчивала с делами тогда, когда большинство студентов уже спали. Однако на самом деле причиной было попросту нежелание сближаться с кем бы то ни было из них. Единственным человеком, от общения с которым девушка получала удовольствие, был юноша из студенческого совета, носивший «оригинальное» имя Джон.
Эрика на свой манер называла его Йоханном, гуляла с ним под руку и временами даже выбиралась в студенческое кафе, где они пили кофе со сладкой булочкой и играли в шахматы на террасе. Сам Джон-Йоханн сочетал деловой костюм со скандальным модным ирокезом, любил не менее модный рок-н-ролл, учил норвежский язык и временами рассуждал о марксизме. Эрика неизменно наслаждалась этими встречами.
Временами она даже радостно обыгрывала «Йоханна» в шахматы, забывая материнские речи о хрупкой мужской гордости.
Чтобы как-то разнообразить свои монотонные будни, она пробовала рисовать в авангардистской манере портреты однокурсниц, однако заслужила лишь несколько обиженных взглядов и шутку о том, что один из ее знаменитых соотечественников тоже не преуспевал в живописи.