Оказалось, что аборт сделать не так просто, как говорят. Прежде всего, нужно идти к врачу и просить об этом. Сама мысль о том, что я вынуждена была признаться чужому человеку в своем позоре, до сих пор сводит меня с ума…
Денег на то, чтобы сделать все в дорогой клинике, где вежливый персонал гарантированно будет держать язык за зубами относительно маленькой проблемки, у меня не нашлось. Я пошла в городскую больницу, где не отказывали никому, даже грязным бродягам и иностранцам. Замученная двенадцатичасовой сменой медсестра без лишних вопросов заполнила все бумаги, спросив только мое имя, адрес и номер страховки. Имя и номер я назвала правильные, адрес выдумала на ходу. Она не проверяла.
Потом еще долго сидела в унылой очереди, прежде чем попасть к врачу. И чтобы избавиться от скуки и сбросить напряжение, все время смотрела на «подруг» по несчастью, угадывая, зачем они сюда пришли.
Вот эта – проститутка, которую её сутенер заставляет проверяться на заразу. А эта, как и я, беременна, и не понимает, что ей делать. Возможно, в следующий раз мы увидимся в очереди на аборт. А у этой внутри сидит опухоль, которая медленно убивает её, но она пока не знает об этом. И орган, призванный давать жизнь, у неё продуцирует только смертельные клетки. Выходит, она вынашивает собственную смерть…
Больничный запах за день пропитал одежду, кожу, осел на теле, как густой вечерний туман.
- Времени у вас немного, неделя, - предупредил врач, заполняя карточку. - С вечера и утром нельзя ничего есть и пить, и нужно принести с собой тапочки и ночную рубашку. Если вы хотите хороший наркоз, нужно доплатить. Приходите на прием через три дня, там обсудим.
Но обсуждать ничего я не собиралась. Все решила еще тогда, дома, и пора выносить это решение. Только и всего.
К черной лестнице идти оказалось ближе и безлюднее, а мне хотелось одиночества. У самого выхода, там, где густая свежесть летнего утра смешивалась с больничным туманом, курила, облокотившись на перила, худая женщина во фланелевом халате. Сквозняк подхватывал дым и волок его вглубь больницы, но быстро терял напор, ослабевал и, в конце концов, погибал, задавленный духотой. Там, дальше по коридору, раздраженная и потная очередь осаждала приемные кабинеты.
- ... Валом валят: хуже гриппозных, - жаловалась санитарка кому-то, скрытому от моего взгляда. - Те хоть по чужим документам не лезут. Стыда у них нет.
Женщина на лестнице тоже услышала. Свела брови, слишком густые для узкого, бескровного лица. Усмехнулась.
- ...А может, и есть. Стыд-то, - закончила разговор санитарка. - Только совести никакой.
Я решила подойти к ней.
- Можно с вами?
Женщина посторонилась, давая удобное место. Выглядела она, как недопитая вурдалаком жертва: сине-бурые пятна сливались в дорожку от сгиба локтей до запястий, бледная кожа. Да и двигалась неуверенно.
- И как здесь?
- Неплохо. Палаты только страшноватенькие. Вы голову не забивайте: если подлечиться, то все равно где лежать, а с проблемой - так и так сюда привезут.
И то верно, какая разница: на новой простыне концы отдавать, или на серой, застиранной? Если так судить, то последняя даже мягче.
На улице, ежась от дикого союза августовского солнца и злого северного ветра, я поспешила к остановке.
Боль ворочалась в подвздошье, скребла виски и не уходила вслед за струями воды. Это нервное. Просто нервное, убеждала я сама себя, крепко опираясь на стенки душевой кабинки.
Даже сейчас не сумею объяснить, почему мучилась в тот день...
Последнюю ночь решила провести у подруги, и она показала мне скачанный из интернета фильм про аборты. На экране головастик-эмбрион извивался, когда его крохотное тельце разорвал огромный стальной щуп. Я почувствовала, как приступ тошноты подкатывает к горлу и понеслась в ванную...
Собирая полотенцем капли с лица, я собралась с мыслями и прошла в девчоночью спальню. В сумраке комнаты, тихо и жалобно тренькал телефон, причем под кроватью. Выудила его не сразу, зацепив еще и клубочек летучей пыли: она волочилась за трубкой, как привидение за грешником. Ришар. Я сбросила.
- …Ой, правильно! - щебет подруги восторженно брызгал возле уха, - Ты умница-умница! Правильно, что рискнула: это же почти инвалидность, Рени. Нет, ну ты представь: вся жизнь впереди, а ты во что превратишься... да и деньги. Ришар у тебя тоже... не лучший вариант для этого дела…
Ну вот. И подруга одобрила. "Не лучший вариант" сейчас наверное со вкусом и толком отдыхал. Горечь поднялась к горлу, ударила в нос и выжала слёзы. Вздрогнув, я не удержалась - уткнулась лицом в теплую подушку, хранящую запах пыли и солнца, и разрыдалась. Через некоторое время, успокоившись, во мне снова всколыхнулись противоречия.
- Люсиль? - слово прошелестело тише дыхания. - Что мне делать?
Подруга вытащила из-под тела руку и перевернулась, ухватившись за меня, как медведь за полено.
- М...
- Люси, я права?
- М-м... – «мык» вышел утвердительный.
- Да тебе все равно…
Я перекатилась на спину. Бездумно смотрела на потолок, запятнанный телами комаров, и слушала, как сопит под ухом равнодушный человек.
Больничный парк - хорошее место, спокойное. Ясное летнее небо просвечивало через листву, оно касалось моих плеч горячими пальцами света, гладило по лицу и накрывало ладонью голову. Может быть, улыбалось. Тихо, как вор, прошла по газону к асфальтированным тропинкам, добрела по ним до самого края парка, где начинались больничные гаражи, врытые в землю, словно блиндажи второй мировой.
Совсем немного времени прошло, как я уже лежала на специальном столе, раскинув ноги. Мне было стыдно – я ведь никогда раньше не выставляла себя напоказ таким образом. Пока врачиха (не та, что была в прошлый раз, другая) раскладывала на столике инструменты, я думала о том, что сейчас эти острые стальные штуки воткнут в меня, чтобы убить того, кто во мне живет. Сначала его разрежут и вытащат, потом выскоблят его ошметки – если они останутся, можно заболеть. Интересно, каково это – каждый день отрывать головы, выбрасывать тела и выскабливать ошметки? Трудно, должно быть.
- Завтракать, высыпаться и никаких волнений. Хотя бы месяц, пока последствия... ну вы понимаете. Еще прогулки и витамины. Сигареты - не больше обычного, хорошо?
Я послушно кивала, не глядя на нее - пожилую пятнистую женщину. Наверное, в юности очень стеснялась, носила перчатки и старалась не загорать, чтобы не так заметны были смуглые островки на белесо-розоватом фоне.
Потом мне сделали укол анестетика, и я заснула.
Пробуждение мое было буйным. Дешёвый наркоз привел к роскошным отходнякам, и я начала буянить. Мне показалось, что мои руки и ноги стали несоразмерно маленькими, а голова, наоборот, огромной – и я со смехом спрашивала сестер, чем они накачали мою голову, не гелием ли?
В результате меня оставили в больнице на двое суток.